Дело Metalclad – живая иллюстрация того, почему критикующие называют «свободную торговлю» «биллем о правах транснациональных корпораций». Metalclad с успехом изобразила из себя жертву, пострадавшую от того, что NAFTA называет «вмешательством» и что некогда называлось «демократией».

Как показывает дело Metalclad, демократия иногда проявляется там, где ее меньше всего ожидают. Это может случиться в сонном городке или самодовольном мегаполисе, жители которых вдруг решают, что их политики не выполняют своих обязанностей и гражданам пора проявить активность. Образуются общественные объединения, люди штурмуют заседания местных органов власти. Иногда они побеждают: не строится опасная шахта, срывается план приватизации системы водоснабжения, блокируется мусорная свалка.

Часто такие общественные акции проводятся, когда процесс уже пошел, и принятые ранее решения меняются на противоположные. Эти взрывы массового вмешательства беспорядочны, неудобоваримы, непредсказуемы, – но демократия, несмотря ни на что, иногда проявляется и на заседаниях местных органов власти и комиссий за закрытыми дверями.

Именно этот род демократии арбитраж в деле Metalclad признал «произволом», и поэтому все мы должны быть настороже. В рамках так называемой свободной торговли правительства лишаются способности реагировать на требования избирателей, учиться на ошибках и исправлять их, пока не поздно. По мнению Metalclad, мексиканское правительство должно было просто проигнорировать протесты жителей. Нет сомнений, что, с точки зрения инвестора, всегда легче вести переговоры с одним уровнем правительства, чем с тремя.

Загвоздка в том, что наши демократии так не работают: такие вопросы, как удаление отходов, пронизывают все уровни правительства, затрагивая не только коммерцию, но и проблемы питьевой воды, здравоохранения, экологии, туризма. Более того, последствия политики свободной торговли острее всего ощущаются именно местными сообществами.

От городов требуется абсорбировать людей, согнанных со своей земли сельскохозяйственной индустрией или вынужденных покидать свои провинции из-за сокращений расходов на федеральные программы по безработице. Городам и поселкам приходится находить пристанище для тех, кто стал бездомным из-за дерегулирования рынка жилья, и как-то разбираться с беспорядком, оставленным провалившимися приватизационными экспериментами, – и все это при подорванной налоговой базе. Пусть торговые сделки заключаются на международном уровне – воду-то пьют и в самой глухой деревне!

Среди политиков муниципального уровня все чаще звучат требования большей власти в ответ на то, чем их «нагружают». Например: ссылаясь на вашингтонское решение по делу Metalclad, муниципальное собрание Ванкувера приняло в прошлом месяце резолюцию о ходатайстве перед «федеральным правительством об отказе подписывать любые торговые и инвестиционные соглашения, такие как… Зона свободной торговли Американских государств, в которых оговорены отношения между инвестором и государством, подобные тем, что включены в акты NAFTA». А в понедельник мэры крупнейших канадских городов начали кампанию за расширение конституционной власти. «В конституции конца 1800-х годов[13] стоят в списке где-то между салунами и приютами; вот чего стоит наша власть, вот почему на нас можно все взваливать и сваливать», – объяснила Джоанна Монахен, президент Федерации канадских муниципалитетов.

Городам и поселкам нужна власть принимать решения, сравнимая с их повышающейся ответственностью, иначе они просто превратятся в свалки токсичных выбросов свободной торговли. Иногда, как в Гвадалказаре, это свалки в буквальном смысле слова.

Чаще всего они скрыты глубже.[14]

Марион Трауб-Вернер гостила у родных в Торонто, когда раздался звонок: восемьсот рабочих швейной фабрики в Мексике прекратили работу. Первым же самолетом она улетела в Мехико и через несколько часов уже встречалась с рабочими.

Для Трауб-Вернер это была не просто забастовка. «Это забастовка, которую мы давно ждали», – говорит она.

Эта фабрика производила спортивный трикотаж с надписями и знаками университетов Мичигана, Орегона, Индианы и Северной Каролины. Крупнейший клиент фабрики – Nike, корпорация, у которой заключены контракты о поставках спортивной одежды с этими и многими другими учебными заведениями.

Последние пять лет Марион Трауб-Вернер входит в число ключевых организаторов растущего антипотогонного студенческого движения в Северной Америке. Она участвовала в создании Студенческого объединения против потогонных цехов (United Students Against Sweatshops), ныне действующего на 175 кампусах. Студенты ведут жесткие схватки с компаниями, производящими одежду для их заведений, самые видные из которых – спортивные гиганты типа Nike.

Вопрос стоит о том, кому можно доверять регулирование и мониторинг фабрик па рынке вузовской одежды, достигающем бюджета в 2,5 миллиарда долларов.

Nike настойчиво утверждает, что может решить проблемы самостоятельно; она говорит, что имеет строгий кодекс поведения и входит в Ассоциацию справедливых трудовых отношений (Fair Labor Association, FLA), созданную бывшим президентом США Биллом Клинтоном. Она, кроме того, нанимает независимые аудиторские фирмы, чтобы удостовериться, что семьсот фабрик, производящих ее продукцию, играют по правилам.[15]

Студенты отвергают этот путь, говоря, что от корпораций нельзя ожидать, чтобы они мониторили сами себя. Вместо этого они стараются заставить администрацию своих школ и университетов вступить в Консорциум по правам трудящихся (Workers' Rights Consortium, WRC), организацию, настаивающую на истинно независимом мониторинге без контроля со стороны компании.

Стороннему наблюдателю это кажется скрытой борьбой двух конкурирующих акронимов – FLA против WRC. Но вот на швейной фабрике Kuk-Dong в мексиканском городе Атлиско этот диспут приобрел человеческий облик. Это была одна из тестовых фабрик Nike, куда несколько раз наведывались нанятые им мониторы.

Сегодня студенты выйдут на публику с обличающей видеозаписью: интервью с работницей Kuk-Dong. Запись, по мнению студентов доказывает нарушения найковского кодекса поведения. На видео, которое я просмотрела вчера, молодая мексиканка говорит о нищенских ставках, о голоде, о невозможности не выходить на работу по болезни. На вопрос о своем возрасте она ответила: «Пятнадцать».

Согласно кодексу поведения, Nike не принимает на швейную работу лиц моложе 16 лет. Компания утверждает, что девушка могла подделать документы, чтобы получить работу.

Подделка документов и правда очень распространена в Мексике, но несовершеннолетние работники часто заявляют, что их подучивают лгать вербовщики самих компаний.

Есть и другие факторы в деле Kuk-Dong, которые возбуждают сомнения в мониторинговых методах Nike. Компания утверждает, что работники, производящие ее продукцию, имеют право на свободу ассоциаций, и когда я разговаривала вчера с Вейдой Менеджером, директором Управления по глобальным проблемам компании Nike, он настаивал: «Мы не противники профсоюзов».

Но работники говорят, что когда они решили избавиться от «профсоюза компании», не сумевшего отстаивать их интересы, пять их активистов были уволены. (Так называемые профсоюзы компании, обнимающиеся с руководством, – общее место в Мексике, где к независимым профсоюзам относятся как к барьерам на пути иностранных инвестиций.)

В прошлый четверг работники вышли на забастовку, протестуя против увольнения своих лидеров: восемьсот человек оставили свои швейные машины и заперлись на фабрике. По словам Жозефины Хернандес, одной из уволенных активисток, «все, чего мы просим, – это положить конец коррумпированному профсоюзу и разрешить союз, сформированный работниками».