БУДЕМ СНИСХОДИТЕЛЬНЫ
Дядька сначала толкнул меня плечом, потом навалился всем корпусом и заоткровенничал:
— Выпил я, сынок, — сообщил он. — Ох, я сегодня выпил!.. Возражаешь — нет? Имеешь чего против?
Вообще я пьяных не люблю. Ну, не поголовно всех, разумеется, а таких вот, явно перебравших. И, честно говоря, мне захотелось этого дядьку с ходу обрезать: дескать, раз выпил — иди домой, нечего тут шарашиться в общественном транспорте, к людям приставать.
Но я постарался сдержать себя и ответил ему достаточно великодушно:
— Ну, какие могут быть возражения! Выпили и выпили. Пьяный, знаете ли, проспится, вот дурак — никогда.
— Так-так! — оживилась сидящая напротив старушка.
— Кто дурак? — подозрительно спросил дядька.
— Да мало ли кто, — сказал я. — Их ведь искать не требуется. — Тут я повернулся к старушке и, угадывая в ней ценительницу народных мудростей, добавил:
— Дураков на наш век хватит.
— Так-так! — радостно закивала старушка. — Истинно.
— Значит, я дурак? — набрякнув, спросил дядька и взял меня за грудки. — Дурак, да?!
— Эй, товарищ! — оторвался от газеты второй наш сосед. — А нельзя ли без рук?
— Он меня дурачит! — пояснил дядька.
— Ыш ты! — неодобрительно сказала старушка. — Человек маленько выпил, а уже он его дурачит.
— Да вы что, бабуся, в своем уме! — закричал я, потрясенный таким предательством.
— Ну вот, и еще один дурак обнаружился! — сострил кто-то в глубине вагона. — Глядишь: маленько-помаленьку — он у нас один умный останется.
— Товарищи! — взмолился я. — Да вы что, ей-богу!.. Никто здесь никого не дурачит! Просто вот гражданин спросил, как я отношусь к тому, что он выпил, а я…
— За что?! — всхлипнул дядька, не выпуская, однако, моей рубашки. — За что позоришь?
— Пустите! — замотал головой я. — Кто вас позорит? Это же пословица такая! Присказка!.. Допустим, я дурак, а вы…
— Тогда другое дело, — сказал дядька. — Ты дурак?
— Ну, я, я!.. А вы пьяница, скажем…
— А ты меня поил? — спросил дядька — Поил он меня, граждане?!
— Господи! Это просто кошмар какой-то! — возмутилась интеллигентная дама. — Сначала он дураком пожилого человека обозвал, теперь — пьяницей. А мужчины помалкивают. Их это не касается!
— Молодой человек! — воинственно распрямился мой второй сосед. — Мы вас высадим!
— Да я сам… — сказал я, отрывая железные дядькины пальцы. — Сам уйду… с удовольствием.
И стал пробираться к выходу.
— Привет, умный! — поддел меня на прощанье остряк. — Дай ума взаймы!
— Иди, иди, анчутка! — сказала старушка, больно ткнув меня в спину костяным кулаком.
ЗНАКОМАЯ ЛИЧНОСТЬ
Я уже собирался укладываться спать, когда в купе вошел немолодой белобрысый человек с большим дорожным портфелем. Меня словно что-то кольнуло: где я его мог видеть? Удивительно знакомое лицо! Я быстро перебрал в уме всех своих знакомых, сослуживцев, вспомнил школьных друзей. Никого похожего.
Белобрысый повернулся ко мне спиной и снял плащ. При этом он исключительно знакомо шевельнул лопатками. «Сейчас достанет из портфеля «Огонек», — подумал я.
Белобрысый достал «Огонек».
Тьфу, пропасть! Вот ведь как не повезло! Целился отдохнуть в поезде, отоспаться, так его черт подсунул! Теперь, пока не вспомню, — ни спать, ни есть не буду. Такой идиотский характер.
— Вы чего смотрите? — спросил белобрысый и придвинул поближе портфель.
— Очень знакома мне ваша личность, — ответил я. — Не могу только вспомнить, где мы встречались. Причем близко встречались, кажется, разговаривали и будто бы даже неоднократно. В Новосибирском строительном институте вы не учились? Между сорок седьмым и пятьдесят первым?
— Нет, — покачал головой белобрысый. — Я закончил технологический факультет.
— В Москве?
— В Томске.
— Мимо, — сказал я. — Если бы в Москве… Там меня с технологического выперли в сорок шестом… Скажите, а в Арзамасе вам бывать не приходилось?
— Никогда, — сказал белобрысый. — Смутно представляю даже, где он находится.
— Между Муромом и Горьким.
— Это какой же Муром? — заинтересовался он. — Тот самый?
— Тот самый, — сказал я. — Там и село Карачарово есть.
— Ишь ты! — удивился он.
— Есть, — кивнул я. — Сохранилось. Карача… Господи! Вы в Карачах не лечились? Грязевые ванны и все такое?..
— Не лечился, — сказал он. — Мне предлагали путевку. Но тут подвернулся Трускавец…
— Когда были в Трускавце? — схватил я его за руку.
— В шестьдесят первом.
— А в шестьдесят третьем не отдыхали?
— В шестьдесят третьем я по Военно-Грузинской дороге путешествовал, — сказал он.
— Ну, где же я вас видел?
Белобрысый хмыкнул и развел руками.
— Ничем не могу помочь, — сказал он и принялся устраивать постель.
Я тоже забрался на свою верхнюю полку.
Лежал там и таращил глаза.
На курсах усовершенствования в пятьдесят шестом… ни одного блондина во всей группе не было.
К Вике Сигизмундовне в день рождения, помнится, забрел какой-то незнакомый человек, пришлось милицию вызывать. Да, но этот в Арзамасе не жил…
— А, дьявол! — ударил кулаком подушку белобрысый. — Загадали вы мне загадку. Нарочно ведь самолетом не полетел, думал в дороге отоспаться…
— Хе-хе! — сказал я. — Один вы такой умный!
Он достал папиросы и зашарил на столике спички. Я протянул ему зажигалку.
— Послушайте, — сказал он. — А в Норильск вам заглядывать…
— Отпадает Норильск, — вздохнул я. — Ни сейчас, ни в дальнейшем. По причине здоровья.
— Так, может, Тула?
— Не был, — ответил я.
— Ну, давайте спать, — предложил белобрысый.
Угу! Заснешь тут, как раз! Значит, он сел в Топорище. Топорище на одной параллели с Крутой Водой. В Крутой Воде обогатительная фабрика. Там директор — блондин. Недавно его в Бугры перекинули…
— А-а-а! — заорал вдруг белобрысый. — Вспомнил!
Он вскочил и схватился руками за мою полку.
— В прошлом году! В июле!
— Ну?!
— Поезд Новосибирск—Адлер! Вы еще всю дорогу ко мне привязывались: «Где я вас видел да где я вас видел!» Так, между прочим, и не вспомнили.
— Фу ты! — с облегчением вздохнул я. — А ведь правильно. Там и встречались. Ну, спокойной ночи.
Я отвернулся к перегородке и моментально заснул.
«МОЙ ЗНАМЕНИТЫЙ ДВОЙНИК»
Мужчина, подсевший за мой столик в ресторане, вел себя крайне беспокойно. Он ерзал в кресле, барабанил пальцами по столу, перекладывал с места на место нож и вилку, потом принялся теребить салфетку и за короткое время превратил ее в труху, При всем этом мужчина украдкой бросал на меня какие-то странные взгляды.
Наконец он, видимо, решился на что-то, покраснел, схватил себя за ухо и, основательно закрутив его, сказал:
— А я вас знаю. По телевизору видел. Ведь вы писатель, да? Вот только фамилию неразборчиво назвали…
— У вас какой телевизор? — спросил я.
— «Рубин».
— У «Рубина» часто изображение струится, — заметил я.
— Не скажите! — возразил он. — У моего исключительно четкое.
— Возможно, — сказал я. — Только вы все равно ошиблись. Ведь вы имеете в виду писателя такого-то (я назвал фамилию)?
— Вот-вот, — закивал мужчина.
— Что ж, не вы первый, не вы последний, — сказал я. — Многие нас путают. Мы, видите ли, очень похожи… можно оказать — двойники.
— Вон что! — удивился мужчина, но уже как-то сдержаннее. — Бывает, значит?
