«Мы делаем то, что необходимо, чтобы выжить».

— Пусть Гастон поднимется. — Он спрятал бегущий по жилам страх за маской по имени Габриэль. — Я присмотрю за женщиной, пока ты ходишь за ним.

— Да, сэр, — сказал Аллен.

Габриэль вспомнил, как тело Виктории прижималось к нему. Она была такой худой, что он мог сломать её кости словно прутики.

— Пусть Пьер приготовит завтрак a deux, — отрывисто сказал он. «Я никогда не пробовала ананаса. Он сладкий?» — Скажи, чтобы был свежий ананас. Я позвоню, когда нужно будет доставить поднос.

Габриэль не стал ждать ответа Аллена. Он закрыл дверь.

Виктория манила его в спальню.

Свет из окна кабинета скользил по деревянному полу. В воздухе витали запахи секса, пота и удовлетворения.

Её. Его.

Плоть Габриэля немедленно затвердела.

Виктория лежала в той же позе, как Габриэль оставил её. Только темные волосы были рассыпаны по подушке, а не по его плечу, а нога покоилась на простыне, а не на его бедре.

Он вспомнил шелковистость её кожи, скользкой от воды — в душе. Липкой от пота — в кровати.

Он вспомнил мокрый шелк ее волос и жар ягодиц, зажатых между его бедер, когда он продирался сквозь спутанные клубы их прошлого.

Он вспомнил, как Виктория прикоснулась к его мошонке. Вид Виктории, пробующей палец на вкус, осветил его жизнь, словно молния. Её тёмные волосы почернели от воды, щеки горели от возбуждения, голубые глаза блестели в искусственном освещении.

«Я бы сказала, что твой вкус похож на …les noix de Габриэль».

Ни одна женщина никогда не шутила с ним. Они достигали с ним оргазма, но не шутили.

Они не касались его.

Они не любили его.

Виктория приоткрыла глаза.

Голубой взгляд изучал серебряный, цвет был приглушен полутьмой, жажда скрыта.

Виктория видела его обнаженный оргазм. И ни разу не задала ему вопрос, на который он не смог бы ответить.

Габриэль думал, что он невосприимчив: к боли, удовольствию.

Женщине.

И снова второй мужчина доказал, что Габриэль ошибался.

Габриэль напряженно ждал, что Виктория откажется прикасаться к бездомному fumier.

— Я намочила тебе подушку, — тихо сказала Виктория. Её голос звучал гораздо, гораздо моложе голоса тридцатичетырёхлетней женщины, каковой, как знал Габриэль, она являлась.

— Мне подушки не жалко.

— Я тебя намочила.

Неожиданно по лицу Габриэля пробежала улыбка. Он был спокоен, потому что знал, что Виктория не могла видеть его улыбки и той ранимости, что за ней скрывается.

— Да, действительно, — серьезно согласился он.

— Я теперь мокрая, — бесхитростно сказала Виктория.

Всего несколько часов назад Габриэль испытал два оргазма. У него не должно быть эрекции. Он не должен желать Викторию так сильно — до боли в яичках.

В ней было всё, что он хотел в женщине.

Она была замаскированной смертью.

— Покажи мне, — шелковым голосом сказал Габриэль. Он знал опасность сексуальных игр, но не мог противостоять искушению по имени Виктория Чайлдерс.

— Темно, — возразила Виктория. Габриэль представил себе, как она учит ребенка с серебристыми волосами. Она бы говорила именно таким тоном. — Ты не увидишь.

— Увижу.

Он видел, что Виктория была ловушкой для него.

Видел, что всерьез недооценивал второго мужчину.

Виктория откинула покрывало в сторону, кровать заскрипела, простыни зашуршали.

Её кожа сияла, как бледный полированный мрамор. Её ноги были длинными и стройными.

Он чувствовал эти ноги, когда они обхватывали его талию. Интересно, каково почувствовать их заброшенными к себе на плечи?

Он не мог сопротивляться. Он сел на кровать и дотронулся до Виктории — идеальная наживка.

Влажный жар ее тела нашел отклик в его паху.

Клитор был набухшим от желания.

Он нежно скользнул пальцем между её нижних губ и стал всматриваться в тень — сосредоточие её женственности. Губы вульвы сомкнулись вокруг его среднего пальца, как всего несколько часов назад обхватывали его член.

Она была такой мокрой, что он мог бы в ней утонуть. Она была такой отзывчивой, что он не задумался бы, умереть в ней.

Но на кону была не только его собственная жизнь.

Настойчивая рука накрыла его член.

Габриэль замер, удерживая себя на месте. Вопреки ожиданиям, воспоминаний не последовало.

Габриэль знал, что заплатит за эту передышку, просто еще не знал как.

Он не знал, когда второй мужчина придёт, чтобы забрать свой дар — Викторию Чайлдерс.

Мягкая подушечка большого пальца кружила вокруг головки его члена, это движение отзывалось глубоко внутри Габриэля.

— Ты тоже мокрый, — не в силах скрыть возбуждения прошептала Виктория.

Она совсем недавно приобщилась к сексуальным играм, усиливающим возбуждение. Габриэль упражнялся в них с тринадцати лет.

Он сосредоточился на изменениях, которые благодаря ему произошли в теле Виктории, не желая думать о том, что она делает его уязвимым.

Набухшая плоть была горячей и припухшей — от его действий и её желания. Вход во влагалище был открытым кольцом, а не узкой щелью. Она легко приняла его палец.

Габриэль был тотчас же охвачен жарким шелком нежной плоти, Виктория глубоко вздохнула. Одновременно её пальцы еще крепче сомкнулись на члене.

Своим вторжением он причинил ей боль, отголосок которой сейчас смутно пульсировал в груди Габриэля.

Она развела ноги, чтобы ему было легче проникнуть. Так, чтобы она смогла прогнать его боль.

Габриэль хотел войти в Викторию и почувствовать сокращения ее лона вокруг своей руки, — вместо этого он вытащил палец. Палец был покрыт скользким теплом.

Сущность Виктории Чайлдерс. Женщины, которая боялась страсти, но объяла ее.

Так же, как она обнимет ангела.

Габриэль провел пальцем по её губам.

Виктория отпрянула.

— Что…

Он взял её губы, слова, дыхание, влагу.

После того, как они в душе разделили боль и удовольствие, он сказал Виктории, что ничего не изменилось. Он солгал.

Изменилось всё.

Второй мужчина дал ему Викторию, зная, что Габриэль захочет большего, чем час, день или неделя с ней. Он знал, что Габриэль умрет за то, чтобы получить большее.

Вкус Виктории был солено-сладким вкусом удовлетворенности.

Языком и зубами Габриэль брал от неё больше — то мягко кусал до боли, то нежно лизал для удовольствия. Он использовал весь свой опыт, чтобы забрать этим поцелуем душу Виктории. Потому что именно этому его учили.

Не достаточно.

Габриэль поднял голову. Его губы теперь дразнили, а не пожирали. Он прошептал:

— Попробуй себя на вкус, Виктория.

Габриэль не дал ей время согласиться или отказаться. Он проскользнул в её рот и передал на язык её экстракт.

Она замерла, не отвечая.

Габриэль заставил её ответить. Он лизнул её нёбо.

Виктория впитывала его дыхание.

Он хотел большего.

Он был способен заставить её дать ему больше.

Зажав сосок пальцами, он начал нежно сжимать и тянуть его, зная, что каждый щипок, каждое потягивание заставляют её лоно сокращаться.

Ее пальцы, обхватывающие пенис, сжимали и тянули в том же ритме, в котором его пальцы сжимали и тянули её сосок. Язык Виктории со всех сторон нежно лизал язык Габриэля. Отдавая столько же, сколько и получая.

Габриэль зажмурил глаза и сосредоточился на ощущениях и вкусе Виктории вместо ритмичных потягиваний и сжиманий, которые потягивали и сжимали самую внутренность его яичек.

Негромкий, короткий стук на миг нарушил его сердцебиение.

Пришел Гастон.

Габриэль продолжал тянуть и сжимать сосок Виктории. Не прекращая лизать её.

Не прекращая хотеть того, чего не мог иметь.

Дом.

Женщину.

Глухой предоргазменный стон сорвался с его языка.

Острая предоргазменная дрожь пронзила его уретру.

Внешняя дверь в его покои открылась.

Это мог быть Гастон.

Или это мог быть второй мужчина.