Ничуть не продвинувшись в сборе информации, Агата вышла из кафе и побрела по парку. Спустя пару часов она решила, что ошиблась в своем маскараде: никто к ней не клеился, принимая, как и следовало ожидать, за замужнюю даму из сельской местности. Более того, встречаясь с нею взглядом, попадавшиеся навстречу мужчины отводили глаза: не дай бог, где-нибудь под ближайшим кустом сидит ревнивый муж из крестьян с кулаками каждый весом в кинтал. Нет, пожалуй, в этом обличье она тут ни черта не нароет. Ладно, рискнём. Она зашла в женский туалет – переодеться в свои обычные джинсы и рубашку. Чёрные волосы все же спрятала под цветастой банданой.

В женском туалете уборщица клялась какой-то Амаранте, сидевшей в кабинке за фанерной дверью, что нехристи целились в инкассатора банка Credito de Mаñana, расположенного прямо за парком, того самого, которого потом по ошибке арестовали, а в diplomato ruso попали железной пулькой по чистой случайности. Амаранта кряхтела из-за фанерной дверки и, в свою очередь, клялась уборщице, что не только не ставит под сомнение слова собеседницы, но и сама своими глазами видела того самого сеньора с саквояжем, мелкой рысью улепётывающего через парк в сторону банка сразу после стрельбы и спрятавшегося там за стеклянными вращающимися дверями. Это уже было кое-что. Агата сунула руки под рукомойник и прислушалась.

Уборщица с некоторой ядовитостью и даже с некоторым торжеством попытала Амаранту, зачем сеньору с саквояжем было улепётывать через парк в сторону банка, если его в конце концов арестовали в устричном баре Хосе Аранго, который от места убийства – аккурат в противоположной стороне, а кроме того, когда его выводили в наручниках из бара, никакого саквояжа при нём не было. Амаранта надолго задумалась, а потом ответила из кабинки, что, возможно, он сбегал в банк, сдал саквояж с деньгами кассиру, от греха подальше, а потом зашёл в устричный бар выпить пива и съесть пару креветок, которые у старого Хосе, конечно, не самого высокого качества, но иногда можно снизойти и до них. Правда, добавила она, тогда бы он ей попался на обратном пути через парк, а он не попался.

А вот у нас в деревне тоже был случай, сказала им Агата, по-деревенски растягивая слова. Один цыган украл у старосты Алонсо Бахамонде золотой перстень с надписью: Ab incunabulis ad infinitum и понес его…

Нет, этот был не цыган, из кабинки перебила её Амаранта. Очень прилично одетый, несмотря на жару, господин. В костюме с галстуком, и это когда солнце печёт так, что хоть догола раздевайся, прости Господи… Чего?! Уборщица возмутилась. Ври да не завирайся, Амаранта. Какой костюм, какой галстук? Парень был в белой рубашке и мокрый от пота, как курёнок. Или, скажешь, он вместе с саквояжем сдал в банк костюм и галстук?..

Ну, во-первых, не парень, ответила Амаранта. Не парень, а лысый сеньор средних лет. Как бы не лысый, воскликнула уборщица. У него волос на голове больше, чем у тебя на сиськах, а сиськи твои – знаменитые на всю Маньяну…

Так вот тот цыган, продолжала Агата, растягивая слова, ну, тот, что спёр у Алонсо Бахамонде золотой перстень, понёс этот перстень в банк, где шурин самого Алонсы как раз работал инкассатором…

Значит, это был не инкассатор, закричала Амаранта из своей кабинки. Инкассатор был лысый и бежал с саквояжем денег через парк по диагонали. То есть как раз к банку. А волосатый был не инкассатор, а просто не пойми кто. Какой-нибудь пьяница, поскольку приличные маньянцы к Хосе Аранго не ходят. А может, и лысый был не инкассатор, задумчиво произнесла уборщица. Может, он тоже не пойми кто. Хотя перед не пойми кем двери банка бы не распахивали во всю ширь.

Через пятнадцать минут Агата сидела в устричном баре Хосе Аранго. Еще через полчаса она знала во всех подробностях о поспешном аресте русского дипломата и – покамест без подробностей – о загадочной гибели полицейского, арестовавшего его, Пабло Карреры. Вместе с лысым сеньором-саквояжником, мелкой рысью улепётывающим через парк, это уже был какой-никакой, а улов. Но связать воедино все нити никак не получалось.

Да, они шли сюда встречаться с каким-то нужным и важным человеком. Да, она стреляла и убила шпика, следившего за ними. Потом ей дали по морде за то, что убитый шпик оказался diplomato ruso. Потом, в горах, она ещё кого-то убила, а тот, кого она убила, в свою очередь, убил Октября и ранил её в ухо. Потом за ней прилетели на вертолете её отец, который перед этим втихаря снарядил её маячком, и какой-то гринго. Потом она встретила Ивана, и Революция отошла на второй план. Потом Ивана убили, и Революция опять заняла его место. Или на заняла? Или не убили?

Итак, был какой-то лысый с саквояжем, которого так взволновала стрельба, что он побежал в сторону банка. Что в саквояже – неизвестно. Возможно, деньги. Недаром перед ним услужливо распахнулись стеклянные двери банка. Возможно, что это и есть тот самый «важный и нужный для нашего дела» человек, с которым собирался встретиться Октябрь. Возможно, он нёс Октябрю деньги для «Съело Негро» и, услышав стрельбу, от греха подальше, действительно помчался в банк, абонировал там сейф и положил туда деньги. С миллионом натяжек, но можно допустить и такое.

Еще какой-то волосатый, которого арестовали в этом баре. Кто таков? Вероятно, с его слов за ней и Октябрём и устроили погоню. Стало быть, свидетель. Редкий экземпляр человеческой породы. Редкий, но всё ещё встречающийся. Редкий, потому что мало живущий. Казалось бы – живи, радуйся… нет, не хочет. Ну, что ж. Его дело. Хотя этому рациональное объяснение подобрать можно, и вполне. То есть существованию этого субъекта рациональное объяснение подобрать трудно, а краткости этого существования – вполне.

Остается надеяться, что его спрятали куда-нибудь подальше, как важного свидетеля, а то вот бы была радость на него вдруг наткнуться!

Труднее объяснить таинственную гибель арестовавшего его полицейского. Этого-то за что? Узнал что-то лишнее при аресте? А что лишнее? Как выглядит Агата? Так это вся Маньяна узнала, когда её портрет показали по телевизору. Кто же его тогда ликвидировал? Уж не Мигель ли Эстрада? Не кривоногий ли, сиволапый, сопящий и воняющий чесноком Михелито? Ну, нет. Это уже фантастика. Сон в душную ночь после жирного ужина.

Нужно позвонить в банк, спросить, открыты ли они по воскресеньям и можно ли абонировать там сейф. А можно и не звонить. Можно туда зайти и самой спросить.

Так она и сделала.

В банке было пусто. Она взяла какой-то бланк, достала ручку и присела за столик рядом с молодым усатым охранником в форменной рубашке.

‑ Говорят, тут у вас в парке какая-то стрельба была три недели назад? – спросила она, делая вид, что пишет на бланке какие-то цифры.

‑ Вся Маньяна об этом только и говорит, ‑ горделиво сказал охранник.

‑ Сейчас в кафе-павильоне, которое вон там, слышала разговор. Один говорит, что это русская мафия друг в друга стреляла, другой – что каких-то инкассаторов замочили…

‑ А что ты делаешь сегодня вечером, крошка? – спросил охранник и плотоядно облизнулся.

‑ Буду готовиться к экзаменам в университете, если духота спадет.

‑ А если не спадет?

‑ Тогда не знаю. Когда душно, у меня голова ничего не соображает.

‑ У меня сейчас будет обеденный перерыв. Может, выпьем кофе?

‑ Отчего же не выпить кофе с таким симпатичным парнем? Знаешь, я всегда тащилась от униформы.

Охранник выпятил грудь колесом и потрусил доложиться напарнику, что уходит на обед. Агата скомкала исчерканный бланк и выбросила его в урну.

‑ А где же твой пистолет? – спросила она, когда они вышли из банка.

‑ Сдал. Нам не положено выходить с оружием за пределы…

‑ Жалко. Я балдею от оружия, от стрельбы, всего такого…

‑ У моих родителей ферма под Качукой. Если хочешь, в выходные съездим туда, постреляем по банкам…

‑ Какой ты быстрый! Мы даже еще не познакомились.

‑ Это поправимо. Меня зовут…

‑ Страшно было, когда стреляли? – перебила его Агата. Меньше всего на свете ей было сейчас интересно, как зовут этого придурка.