Еще перед Второй мировой войной Миллер поклялся никогда не убивать ближнего; сейчас, когда кончилась третья, не видел причин менять убеждения. Он продолжал оставаться школяром, милым, иногда наивным, который даже после ужасного международного катаклизма остался верен благородным принципам и своему долгу; и этого-то человека обстоятельства принудили подавить всякое желание, всякую надежду.

Следы, продолжавшиеся в траве, вдруг исчезли за огромной гранитной глыбой, поросшей мхом. И тут Миллер услышал звук.

«Ветер», – подумал он.

Миллер обогнул препятствие и остановился как вкопанный. Всего в нескольких метрах от него вокруг маленького костра сидели пять человеческих существ. Пять живых существ, которые его изголодавшимся глазам показались толпой, легионом! Ему понадобилось несколько секунд, чтобы справиться с шоком открытия.

– Это еще что, черт побери… – произнес низкий голос.

Миллер постепенно начал приходить в себя. Пять человек – и все женщины! Пять женщин в изорванных брюках из толстой хлопчатобумажной ткани. И пять рюкзаков на земле, к каждому из которых прислонен грубо вытесанный кол.

– Кто вы?

Женщина, задавшая вопрос, была самой старшей в группе: лет пятидесяти, маленькая и широкоплечая, крепко сложенная, с квадратным лицом и пепельными волосами; много мышц, много жил под кожей на шее и в пенсне – с одним сломанным стеклом, – неловко сидевшем на ее внушительном носу.

– Вы что, язык проглотили? – снова раздраженно спросила она.

Миллер потряс головой:

– Нет, нет, конечно. Извините меня за это короткое… Вы – первые женщины, которых я встречаю после бомбардировки.

– Первые женщины? – тем же язвительным тоном переспросила она. – Вы видели мужчин?

– Только мертвых, – строго ответил он, затем, повернувшись, посмотрел на остальных.

Четыре молодые особы, возраст которых мог колебаться между двадцатью и двадцатью пятью годами; и все четыре, думал он, красоты такой, что и слов не найти. Каждая красива по-своему, но для него, после стольких лет одиночества словно открывшего незнакомую расу, они при всей своей непохожести казались одинаковыми. Четыре восхитительные девушки с золотистой кожей, красивыми точеными ногами, большими глазами, в которых светилось кошачье спокойствие.

– Тогда вы – единственный мужчина в этом районе, – подытожила предводительница. – Вот уж не ожидала, черт возьми.

Девушки ничего не сказали, они внимательно рассматривали Миллера, который чувствовал, что ему мало-помалу становится не по себе. Он представлял, какие новые обязанности ложатся на него в нынешнем положении, – было от чего забеспокоиться.

– Может, стоит представиться друг другу? – предложила женщина в пенсне, как ему показалось, доброжелательным тоном. – Меня зовут Дениз. Мисс Дениз.

Миллер подождал продолжения, но мисс Дениз не представила ему своих спутниц.

– Меня зовут, – ответил он, – Наджент Миллер.

– Так вот, мистер Миллер, вы – первый живой человек, которого мы встречаем. История наша, впрочем, весьма проста. Как только была объявлена тревога, мы с девушками спустились в школьный подвал. Я имею в виду женский пансион в Чарльтон-Вейнс. Я в нем веду… вернее, вела курс благородных манер.

«Коллега», – без энтузиазма подумал он.

– Само собой разумеется, что благодаря моим стараниям подвал был снабжен всем необходимым. Так надлежало бы поступить каждому, но слишком немногие последовали моему примеру. У меня имелось несколько счетчиков Гейгера, обращаться с которыми меня обучили ранее, и по окончании бомбардировки я сумела убедить детей в опасности, исходящей от радиации. Когда радиоактивные осадки просочились к нам, мы оставили подвал и стали искать убежища еще глубже, в канализации.

– Мы ели крыс, – уточнила одна из молодых особ.

– Верно, Сюзи, мы ели крыс и еще радовались, когда удавалось их поймать. Но потом смогли выйти на поверхность и с тех пор чувствуем себя превосходно.

Ее спутницы утвердительно закивали. Они по-прежнему внимательно смотрели на Миллера, и Миллер отвечал им тем же. Он уже совершенно искренне влюбился во всех четырех, но особенно в ту, что звали Сюзи. С другой стороны, бицепсы мисс Дениз его абсолютно не привлекали.

– Со мной произошло то же самое, – начал Миллер в свою очередь. – Я спасался в пещерах Лоуренсвилла. Только я нашел там не крыс, а рыб довольно странного вида. А сейчас, думаю, первый вопрос: что же будем делать?

– Первый? – переспросила мисс Дениз.

– Да, полагаю, мы должны соединить наши усилия. Мы, уцелевшие, должны оказывать помощь друг другу. Что вы предпочитаете – отправиться в ваш лагерь или ко мне? Не знаю, чем вы располагаете, но я очень неплохо устроился. Постепенно собрал библиотеку, не говоря уже о многочисленных картинах, у меня солидный запас продовольствия.

– Нет, – сухо ответила мисс Дениз.

– Ну что ж… но… если вы настаиваете на том, чтобы устроиться у вас, я…

– Как это «если я настаиваю»? Конечно, у нас, сэр, и только у нас. Это значит, мы возвращаемся к себе без вас, мистер Миллер!

Он не поверил своим ушам. Посмотрел на девушек. Те ответили ему осторожными взглядами, по которым совершенно невозможно было угадать их тайные мысли. Затем снова начал:

– Послушайте, мы должны помогать друг другу.

– Громкие слова, а под ними вы прячете похоть самца!

– Вовсе нет, – запротестовал он. – Но если уж говорить об этом серьезно, то я считаю, что не надо мешать природе идти своей дорогой.

– Природа уже прошла своей дорогой, – отрезала мисс Дениз. – Своим единственным истинным путем. Нас пять женщин, и нам очень хорошо вместе, правда, девочки?

Девушки закивали, но не спускали с Миллера глаз.

– Мы совершенно не нуждаемся в вашей помощи. Ни в вашей, ни любого другого мужчины. И не испытываем ни малейшего желания.

– Признаюсь, я не очень улавливаю ход ваших мыслей, – попробовал вставить Миллер, хотя уже начал хорошо понимать.

– Мужчины сделали все это! – взорвалась мисс Дениз, подчеркивая «все» широким жестом. – Они сидели в правительстве, были солдатами и учеными-атомщиками, они начали войну, в которой погибла почти вся человеческая раса. Еще задолго до войны я предостерегала наших ученых об опасности, исходящей от мужчины. О равенстве полов наговорили и написали столько вздора, а женщина как была, так и осталась вещью, игрушкой мужчины. Но в то же время я не могла открыто изложить свои теории. В пансионате их не потерпели бы.

– Охотно верю, – вклинился Миллер.

– Сейчас времена изменились. И вы, мужчины, которые поставили последнюю точку, хотели бы начать все сначала? Никогда! Во всяком случае, пока у меня есть сила, я буду препятствовать этому.

– Остается только узнать, разделяют ли ваши взгляды девушки…

– Я занимаюсь их образованием и воспитываю их. Это трудная и медленная работа, но у меня есть время, и, думаю, мои уроки уже сейчас начинают давать результаты. Мы не теряем времени, правда, малышки?

– О нет, мисс Дениз! – хором ответили девственницы.

– Ведь правда, нам совершенно не нужно, чтобы вокруг нас бродил этот мужчина?

– Нет, мисс Дениз.

– Ну что, мистер Миллер, слышите?

– Минутку, прошу вас. Боюсь, что с вами произошло недоразумение. Некоторые мужчины действительно ответственны за войну, но отнюдь не все. Да будет мне позволено в качестве примера сказать, что я являлся страстным пацифистом еще в то время, когда крайне трудно было афишировать подобные идеи. Во время Второй мировой войны служил санитаром. Я не убил ни одного человека, как не убью и сейчас.

– То есть вы одновременно мужчина и трус.

– Я не считаю себя трусом, – запротестовал Миллер. – Если и отказывался от воинской службы, то по убеждению, а не из трусости. На передовой меня даже ранили, правда, легко.

– Поистине верх героизма, – хмыкнула мисс Дениз посреди всеобщего веселья.

– Я не стараюсь выставлять напоказ свои заслуги, но хочу, чтобы меня поняли как человека. Не все мужчины одинаковы, поверьте мне.