Руди достает карманный компьютер, но сделать ничего не может, потому что не видит номерного знака. Его на «форде» просто нет, и Люси мысленно корит себя за невнимательность – отдала приказ, который невозможно выполнить.
– Пропусти его вперед, – советует Руди. – Может, сзади есть.
Люси переключается на вторую передачу. Теперь ее скорость на пять миль в час меньше предельно допустимой, но «форд» все равно плетется в хвосте и отнюдь не торопится их обгонять.
– Ладно, поиграем, – говорит она и резко сворачивает вправо на стоянку торгового центра. – Не с теми связался, придурок.
– Черт! Зачем? Ну вот, теперь он знает, что ты с ним играешь, – досадует Руди.
– Спиши номер. Теперь-то ты его увидишь.
Руди оборачивается, но толку мало – «форд» тоже повернул на стоянку и медленно тащится за ними.
– Стой, – говорит Руди. Он раздражен и злится на Люси. – Останови машину. Сейчас же.
Она притормаживает, переключается на нейтральную, и преследователь тоже останавливается, едва не утыкаясь в них бампером. Руди выходит и решительно направляется к «форду», водитель которого уже опускает стекло.
Люси тоже опускает стекло, кладет на колени пистолет и наблюдает за происходящим в зеркало, стараясь не думать о плохом. Она растеряна, смущена, сердита и немножко напугана – как же глупо все получилось.
– У тебя какая-то проблема? – обращается Руд «к водителю – смуглому молодому парню.
– У меня проблема? Я просто смотрел.
– Может, мы не хотим, чтобы ты смотрел.
– Мы в свободной стране. И я могу смотреть, сколько, на хрен, захочу. Это у тебя проблема, мать твою!
– Хочешь смотреть, смотри в другую сторону. А теперь убирайся отсюда, – говорит, не повышая голоса, Руди. – Увижу тебя на хвосте, упеку за решетку. Понял, кусок дерьма?
Люси едва не прыскает со смеху, когда Руди тычет парню в нос фальшивое удостоверение. Люси вспотела, сердце колотится как сумасшедшее, ее распирает смех и желание выйти из машины и убить этого идиота в «форде», но она не понимает, что с ней такое, а потому остается за рулем и даже не шевелится. Парень в «форде» бормочет что-то неразборчивое, сердито разворачивается и резко, так что взвизгивают покрышки, вылетает со стоянки. Руди возвращается к «феррари» и садится на свое место.
– Поехали. – Машина трогается с места и плавно вливается в дорожный поток. – Какому-то идиоту захотелось поглазеть на твое авто, а ты уже готова превратить пустяк в международный инцидент. Сначала тебе показалось, что за нами увязался коп. Почему? Только потому, что это был черный «краунвик». Потом ты замечаешь, что у тебя не работает чертов радар, и думаешь… Что? Что ты решила? Что за нами гонится мафия? Киллер, готовый расстрелять нас прямо на людном шоссе?
Люси не винит Руди за несдержанность, но позволить ему такой тон не может.
– Не кричи на меня.
– Знаешь что? Ты себя не контролируешь. Ты ненадежна.
– Дело ведь не в этом, верно? – Она пытается сохранить спокойствие и продемонстрировать уверенность.
– Верно, не в этом. Дело в ней. Ты впускаешь ее в свой дом, позволяешь ей там оставаться, и посмотри, что в результате. Тебя могли убить. Ее могли убить. Должны были убить. И если ты не возьмешь себя в руки, случится что-нибудь похуже.
– За ней охотились, Руди. Не сваливай все на меня. Я ни в чем не виновата.
– Охотились? Да, черт возьми, охотились. Но виновата именно ты. Ездила бы на джипе… или «хаммере». У нас же есть несколько «хаммеров». Почему бы тебе ради разнообразия не поездить на одном из них? Ничего бы не случилось, если бы ты не дала ей свой чертов «феррари». Зачем? Покрасоваться. Повыпендриваться. Посмотрите на меня – мисс Голливуд! Господи. И в твоем идиотском «феррари»…
– Ты просто завидуешь. Мне не нравится…
– Да ни черта я не завидую! – орет он.
– Завидуешь. Или ревнуешь. С тех самых пор, как мы приняли ее на работу.
– Дело не в том, что ты приняла ее на работу. Вопрос – зачем? Она что, будет охранять наших лос-анджелесских клиентов? Не смеши меня! Тогда для чего? Что ей у нас делать?
– Не разговаривай со мной так, – негромко и на удивление спокойно говорит Люси. Впрочем, выбора у нее нет. Если ответит ему тем же, они запросто переругаются и Руди сделает что-нибудь ужасное. Например, уйдет. – Я никому не позволю распоряжаться моей жизнью. Я буду ездить на чем хочу и жить где хочу. – Она смотрит прямо перед собой, на бегущие впереди и сворачивающие на стоянки или в переулки другие машины. – И принимать у себя кого хочу. Я не разрешала Генри брать черный «феррари», и тебе это прекрасно известно. Но она взяла, и с этого все началось. Он увидел ее, проследил за ней, а потом случилось то, что случилось. Ничьей вины в этом нет. Даже ее. Она не просила его портить мою машину, выслеживать ее саму и убивать.
– Хорошо. Живи как знаешь, – пожимает плечами Руди. – Мы и дальше будем сворачивать на стоянки, и, может быть, в следующий раз я просто накостыляю какому-нибудь незнакомцу, который просто засмотрится на твой проклятый «феррари». Может быть, я даже подстрелю кого-то. Или кто-то подстрелит меня. Так ведь еще лучше, верно? Ты же этого хочешь? Чтобы меня застрелили из-за твоей дурацкой машины.
– Успокойся. – Она останавливается на красный свет. – Пожалуйста, успокойся. Согласна, я поступила немного опрометчиво. Можно было уладить проблему по-другому.
– Уладить? Что-то я давно не замечал, чтобы ты что-то улаживала. Ты ведь не думаешь. Ты просто реагируешь, как какая-нибудь идиотка.
– Руди, прекрати. Пожалуйста. – Она сдерживается, чтобы не разозлиться и не наделать глупостей. – Ты не должен так со мной разговаривать. Не должен. Не заставляй меня напоминать, кто здесь начальник.
Люси сворачивает налево, на автостраду, и медленно едет вдоль берега. Мальчишки на велосипедах оборачиваются ей вслед. Руди качает головой и пожимает плечами, словно говоря; «Ну, убедись сама». Но разговор о «феррари» уже не просто разговор о «феррари». Для Люси отказаться от поездок на этой машине, изменить стиль жизни означает сдаться, отступить, позволить ему победить. Для нее нападавший – он. Генри назвала его Зверем, и для Люси он – Зверь. Чудовище мужского рода. В этом у нее нет никаких сомнений. К черту науку, к черту улики, к черту все. Она знает, что Зверь – он.
Зверь самоуверенный или тупой, потому что он оставил два неполных отпечатка на стеклянном кофейном столике. Оставил либо по глупости, либо из самоуверенности. Может быть, ему просто наплевать. Поиски в автоматизированной системе идентификации отпечатков результата не дали, а значит, в базах данных нет его стандартной карточки со всеми десятью пальцами. Отпечатки снимают не только при аресте, но и в некоторых других случаях. С него не снимали. И может быть, ему наплевать, что на кровати остались три его волоса, три черных волоса. Да и с какой стати тревожиться? Даже в случаях первостепенной важности анализ митохондриальной ДНК занимает от тридцати до девяноста дней. И при этом нет никакой уверенности, что результат оправдает усилия, потому что централизованной базы данных по митохондриальной ДНК не существует. К тому же анализ митохондриальной ДН К волос и костей в отличие от анализа ядерной ДНК крови и тканей не определяет пол преступника. Оставленные улики – пустяк. И толк от них будет только в том случае, если Зверя удастся задержать как подозреваемого для проведения непосредственного сравнения.
– Ладно. У меня разболтались нервы. Я сама не своя. Я допустила промашку, – говорит Люси, стараясь сосредоточиться на дороге. Неужели Руди прав и она действительно теряет контроль над собой? – То, что случилось, не должно было случиться. Ни при каких обстоятельствах. Я слишком осторожна для такого дерьма.
– Ты – да. Она – нет. – Руди упрямо выпячивает подбородок и по-прежнему прячет глаза за зеркальными стеклами очков. Люси это задевает.
– Я думала, мы ведем речь о том парне в «форде».
– Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Я говорю это с самого первого дня. Пускать постороннего в свой дом – опасно. Позволять кому-то пользоваться твоей машиной и вещами – опасно. Этот кто-то – как чужой самолет в твоем воздушном пространстве. Этот кто-то не знает правил, которые знаем мы с тобой, и у него нет такой, как у нас, подготовки. Может быть, ему вообще наплевать на то, что дорого нам, включая и нас самих.
