Постоянная депутация (она представляла тогда арагонский народ в промежутке от одного собрания кортесов до другого) написала королю, что эта мера противоречит статутам, которые он присягнул охранять. Она не ограничилась этим протестом, а сочла необходимым созвать новые кортесы или, по крайней мере, третье сословие[680] и, в согласии с теми членами, которые представляли дворянство, написала королю, излагая опасные последствия от перевода секретаря Прата, верность и порядочность которого всем известны и были особенно отмечены на нескольких собраниях кортесов в царствование Фердинанда; для предупреждения их депутация говорила с инквизиторами, которые, признавая опасность, угрожавшую им и трибуналу инквизиции, обещали приостановить исполнение полученного приказа об отправке секретаря кортесов в Барселону. Депутация умоляла соизволить вернуть Прату свободу не только потому, что считала его невиновным, справедливым, верным и лояльным, но также и потому, что без этой меры нельзя было осуществить сбор налога, декретированного напоследок в качестве подарка, подносимого королю, обеспечить вычет из него на приданое португальской королеве, а также на расходы по ее бракосочетанию и коронации. Король велел приостановить перевод узника, но не пожелал разрешить выпустить его на свободу.
VIII. Депутация кортесов послала уполномоченных в Барселону, чтобы дать понять, что поднесение королю денежного подарка носит условный характер. В то же время она созвала третье сословие. Когда Карл узнал об этом, то приказал распустить собрание. Последнее ответило, что короли Арагона не имеют права применять эту насильственную меру без согласия народа. Оно декретировало в качестве репрессивной меры, что налог не будет собираться, и 30 июня того же года <нова потребовало от римской курии подтверждения статей, постановленных на собрании Сарагосы.
IX. Лев X был тогда не в ладах с испанской инквизицией вследствие ее отказа принять некоторые запретительные бреве в трибуналах Толедо, Севильи, Валенсии и Сицилии. Забывая, что он должен быть особенно предупредителен и внимателен к Карлу (который 28 июня того же года был избран в германские императоры), папа решил преобразовать инквизицию, обязывая ее подчиниться всем нормам и распорядкам уголовного права.
X. Вследствие этого он выпустил три бреве: одно для короля, другое для кардинала — великого инквизитора, третье для инквизиторов Арагона. Сказав несколько слов о главной цели бреве, папа повелевал отрешить инквизиторов от должности, а епископам и их капитулам представить главному инквизитору двух каноников, из которых главный инквизитор выберет одного. Папа прибавил, что выбор будет подтвержден святым престолом и что эти новые инквизиторы через каждые два года будут подвергаться судебной проверке по формам обычного права.
XI. Депутаты получили папское бреве 1 августа и тотчас потребовали от инквизиторов, чтобы они сообразовались с тем, что к ним относится. Те отвечали, что подождут распоряжения своего непосредственного начальника. Король написал своему дяде дому Альфонсо Арагонскому, архиепископу Сарагосы, чтобы он вошел в соглашение с депутатами, и в то же время отправил чрезвычайного посла в Рим просить об отмене бреве. Арагонцы обещали тогда выплатить налог, обещанный королю, если он даст свободу секретарю Прату, чтобы их не обвиняли, будто они более скупы, чем верны своему слову. По существу же дела они заявили, что не допустят никакого предложения, которое противоречило бы тому, что было обещано королем под присягою.
XII. Карл наметил подробно своему послу предметы, о которых надлежало говорить с папой. Он поручил послу, например, сообщить папе, что произошло на собрании кортесов в Кастилии, но хранить абсолютное молчание о важнейших обстоятельствах и уверить Его Святейшество, что с момента вступления кардинала Адриана в должность главного инквизитора инквизиция не подавала повода ни к одному протесту. Однако в Риме было хорошо известно, что в действительности дело обстояло вовсе не так, ибо много жалоб доходило до папы. Карл приказал также своему послу просить, чтобы не издавалось более бреве об изъятии из церквей санбенито и о запрещении носить их на улицах, потому что его деду предлагали за это триста тысяч золотых дукатов, но тот отказался; а в прошлом 1518 году сильно роптали на Его Святейшество за то, что он приказал удалить санбенито одного из убийц Арбуеса из соседства с его гробницей, где оно висело рядом с санбенито других убийц, причем исполнитель этого приказания через несколько дней умер. Народ увидел в этом небесное наказание.
XIII. Видя, какую важность император придавал этому делу и какую он проявлял настойчивость, папа прибег к столь знакомым и столь часто употребляемым римской курией средствам: он запутал самые простые вопросы и лишил истину ее очевидности. 21 октября папа писал кардиналу Адриану, что, хотя он вполне осведомлен обо всем и действительно решил удовлетворить требования кортесов, он не поведет дела дальше без согласия короля, которому обещал не вводить новшеств. Папа поручил кардиналу наблюдать тщательно за событиями, потому что до него ежедневно доходят из всех частей королевства серьезные жалобы на жадность и несправедливость инквизиторов.
XIV. Папское бреве сильно не понравилось (как и следовало думать) депутатам Арагона. Однако они продолжали свои настояния в Риме с такой энергией, что их кредит заставил колебаться даже могущество Карла V. Если кортесам не удалось получить от папы резолюций, благоприятных для расширения, которое они желали дать статьям, принятым на собрании кортесов, они, по крайней мере, воспрепятствовали отмене (о чем так сильно хлопотал император) трех папских бреве, преобразовавших инквизицию, так что Карл принужден был удовольствоваться тем, которое было адресовано кардиналу Адриану 21 октября, вопреки много раз дававшемуся папой обещанию отменить бреве, имеющие своим содержанием реформу.
XV. Об этом деле у меня имеется собрание писем испанского посла к Карлу V и некоторых других испанских агентов короля и инквизиции. В них раскрывается масса интриг обоих дворов.
Из писем видно, каким образом велись переговоры в Риме и какую выгоду умели извлекать из дел, не находившихся ни в какой связи одно с другим, для достижения цели, которой не могли бы добиться без этих непредвиденных обстоятельств. Я ограничусь приведением некоторых из них, чтобы не выйти из предначертанных себе границ.
XVI. Дон Хуан де Мануэль, владетель Бельмонте, посол Карла V при папе, пишет государю 12 мая 1520 года, что Его Величеству следовало бы отправиться в Германию и оказать благосклонность некоему брату Мартину Лютеру, пребывающему при саксонском дворе, потому что он внушает сильнейшую тревогу верховному первосвященнику необычайными вещами, которые он проповедует и публикует против папской власти; этот монах слывет очень ученым и причиняет много затруднений папе.
XVII. В другом письме, от 31 мая, он говорит: «Что касается дел Льежа,[681] то папа, по-видимому, очень сильно недоволен, потому что ему донесли, что епископ благоприятствует брату Мартину Лютеру, который проповедует в Германии против папской власти; он также настроен против Эразма,[682] который находится в Голландии, и по той же причине… Я говорил, что здесь жалуются на епископа Льежа по поводу Лютера, который представляет больше затруднений, чем было бы желательно». Немного далее, говоря о делах инквизиции, посол выражается следующим образом: «Папе адресуют доклады, неблагоприятные для инквизиции; он говорит, что там творится страшное зло. Я ему дал понять, что Его Святейшество осведомлено врагами инквизиции о происходящем, но что не следует ни верить им, ни одобрять их. Папа возразил: все, что ему известно, было сообщено ему испанцами, достойными доверия. Я отвечал, что здесь находятся люди, о которых говорят, будто они дали деньги придворным особам Его Святейшества и считаются важными лицами, потому что сорят деньгами, но что я убежден, что добросовестные и образованные испанцы будут говорить Его Святейшеству в противоположном смысле. Наконец, ему кажется, что инквизиторы творят много зла и что Ваше Величество не должны этого позволять. Я полагаю, что здесь не думают, чтобы государи прилагали столько усердия к учреждению инквизиции из ревности по вере, такой чистой, как у Вашего Величества».
