III. Когда папы почувствовали себя в состоянии оказывать столь большое влияние на общественное мнение, они стали употреблять его, смотря по обстоятельствам, для сохранения и расширения своего владычества. Пипин и Карл Великий, которые так превосходно служили папской политике, не предвидели, как пагубен будет для их преемников пример, который они давали, склоняя Стефана II освободить французов от присяги в верности Хильдерику III и короновать Пипина. Эта церемония состоялась 28 июля 754 года в Сен-Дени.[100] После установления доктрины, что папам принадлежит право освобождать подданных от присяги в верности, все короли, очевидно, должны были оказаться в необходимости угождать папам, чтобы не подвергнуться опасности в один прекрасный день разделить участь Хильдерика III. Последующие события нам покажут, насколько доктрина была благоприятна для учреждения инквизиции.
IV. Другое мнение, утвердившееся в эти времена невежества, не меньше повлияло на усиление папского могущества и на судьбы инквизиции. Создалось убеждение, что отлучение от Церкви само по себе производит все последствия, связанные с бесчестием, не только для христианина, которого оно поражает, но и для всех, кто с ним имеет какое-либо общение. До этой поры отлучение от Церкви направлялось лишь против еретиков; теперь сами гражданские законы стали подвергать виновных бесчестию, и христиане поверили, что каждый отлученный — опозоренный человек. Большинство людей принадлежало к тем варварам, у которых сохранилось учение друидов,[101] по которому галлам запрещалось приходить на помощь тому, кого эти жрецы отлучили как нечестивого и ненавистного богам; даже запрещалось иметь с ним общение под страхом считаться согрешившим перед небом и недостойным общества людей.[102] Христианские священники, заставшие этот взгляд установившимся, сочли ненужным бороться с ним, потому что он давал особую силу церковным отлучениям. Таким образом, соединяя это верование с верой в свою власть освобождать народы от присяги на верность государям, папы в результате получали в свое распоряжение самые могущественные средства для низвержения королей, когда те отказывались слепо повиноваться их велениям. К счастью, папы средневековья не додумались еще до установления особых лиц, на которых бы возлагалась обязанность удостоверяться в правоверии христиан. Вследствие этого продолжали следовать прежнему правилу церкви по отношению к еретикам, прилагая усилия к их обращению либо путем частных собеседований, либо чтением и сообщением сочинений, в которых излагалось здравое учение; но когда эти средства оказывались недостаточны, еретики осуждались то соборами, то властью епископов.
V. Феликс, епископ города Урхеля[103] в Испании, вместе с Элипандом, архиепископом Толедским, впали в ересь, утверждая, что Иисус Христос как человек является сыном Божиим лишь по усыновлению. Феликс вернулся к церковной вере, но спустя некоторое время впал вновь в ту же ересь, хотя и произнес свое отречение на Регенсбургском соборе в 792 году и в Риме перед папой Адрианом.[104] Франкфуртский[105] собор 794 года осудил его; его взгляды были опровергнуты разными испанскими богословами, между прочим Этерием из Осмы и Беатом де Льеваной. Такое поведение Феликса, как это видно, заслуживало большого порицания; однако на соборе 799 года в Риме к нему было выказано такое уважение, что папа Лев III не захотел отлучить его от Церкви безусловно и произнес против него анафему лишь на тот случай, если бы он отказался вторично отречься от ереси. В том же году Карл Великий поручил нескольким епископам и аббатам вернуть Феликса к церковному единению. Богословам удалось это предприятие, и епископ Феликс вторично отрекся от ереси на соборе в Ахене,[106] не понеся другого наказания, кроме низложения и лишения епископского сана.[107]
VI. Император Михаил,[108] вступив в 811 году на престол Восточной империи, в первый год своего царствования возобновил все законы, присуждавшие к смертной казни еретиков-манихеев. Патриарх Никифор[109] указал ему, что более приличествовало бы попытаться обратить их кротостью. Император последовал совету Никифора; но дух, царствовавший тогда в церкви, был настолько противоположен системе умеренности, предложенной патриархом, что игумен Феофан,[110] ученость и благочестие которого прославили его, давая в своей греческой истории отчет об этом событии, не колеблется называть Никифора и прочих советников государя невеждами и злонамеренными людьми. Он прибавляет, что сожжение еретиков согласуется с правилами Евангелия, потому что не следует надеяться, чтобы они когда-нибудь раскаялись и наложили на себя епитимью.[111]
VII. В IX веке Готескальк[112] огласил ложную доктрину о предопределении. Гинкмар,[113] архиепископ Реймсский,[114] Рабан Мавр[115] и многие другие попытались показать ему его заблуждение, но это им не удалось; и он был осужден как упорный еретик на соборе тринадцати епископов, двух хорепископов[116] и трех аббатов, который собрался в 849 году во Франции, в Кьерси-сюр-Уаз.[117] На этом соборе Готескальк был лишен священства и на основании статутов ордена св. Бенедикта[118] и канонов Агдского[119] собора присужден к тюремному заключению и к ста ударам кнута. Он подвергся этому наказанию в присутствии короля Франции Карла Лысого,[120] который велел сжечь его книги и заключить его самого в аббатство Овилье, Реймсской епархии.[121]
VIII. Феодор Кринит, глава иконоборцев,[122] был вызван на седьмой[123] Вселенский собор, созванный в 869 году в Константинополе. Убедившись, что его мнения противоположны убеждениям Церкви, он отрекся от своей ереси вместе с несколькими другими своими сторонниками и был примирен с Церковью без наказания. Император Василий,[124] македонянин, присутствовавший на соборе, почтил его даже лобзанием мира.[125] Из этого позволительно заключить: если бы церковь всегда подражала этому поведению, ересь, вероятно, не произвела бы таких опустошений среди христиан.
IX. В 1022 году в Орлеане[126] и в некоторых других городах Франции обнаружили еретиков, которые, по-видимому, исповедовали учение манихеев. Этого было достаточно, чтобы смотреть на них как на таковых. В их числе был Этьен, духовник королевы Констанции,[127] супруги Роберта.[128] Этот государь созвал в Орлеане собор под председательством архиепископа Санса.[129] Этьен был вызван; с ним вели несколько бесед, чтобы вернуть его к истинным убеждениям церкви. Старания епископов оказались тщетными; тогда решили покарать этих еретиков, и те из них, которые были облечены саном священства, были лишены его, а затем их отлучили от Церкви вместе со всеми остальными. Король, прибывший в Орлеан, решил непосредственно после этого предать их сожжению. До какой крайней свирепости может довести людей слепое рвение, показывает королева, которая исповедовалась в своих грехах у ног священника Этьена, а теперь не побоялась поднять на него руку и жестоко ударить его по голове палкой в тот момент, когда он выходил из собора, чтоб отправиться на место казни. Осужденные уже были охвачены пламенем, как вдруг многие из них закричали, что заблуждались и желают подчиниться Церкви; но было уже поздно: все сердца были закрыты для жалости.[130] Эти и другие примеры, которые я считаю бесполезным передавать, показывают мнение Церкви о способе обхождения с еретиками, а также то различие, которое делали между ними и манихеями, так как последние предавались в руки светской власти для сожжения, в то время как не доказано, что другие карались тою же казнью; довольствовались тем, что держали их на примете и отбирали у них их имущество или посылали их в изгнание. Подвергали их также тюремному заключению и наказанию кнутом, которое считалось самым тяжелым, что и было причиной его применения к Готескальку.
