Русским достались и богатые материальные трофеи. В собственность царя Петра перешла вся уцелевшая шведская артиллерия, 31 орудие: 21 пушка, 2 гаубицы и 8 мортир. В придачу к ней пошли сотни пудов пороху и других боеприпасов, сотни ящиков с патронами, десятки тысяч шпаг, карабинов, мушкетов, штыков, лядунок, погонных ремней, солдатских сум, коней с седлами, пистолетами и прочим прибором, а также множество труб, литавр и гобоев. Помимо этого было взято 142 знамени и штандарта. И наконец (что было далеко не последним делом), в руки победителей попала всяческая казна: основная казна армии составляла два миллиона монет разного рода и достоинства, в кассах полков находилось около 400 тысяч монет и в денежных ящиках Мазепы — еще свыше 300 тысяч монет.
Это была официальная добыча. К ней следует прибавить трофеи, полученные русскими солдатами путем ограбления шведского обоза и воинства. В частности, очень быстро выяснилось, что не все собираются с преувеличенной строгостью придерживаться различных пунктов аккорда. Обозные пожитки шведских офицеров, вопреки соглашению, отнюдь не были оставлены в покое: такие предметы, как драгоценные украшения, роскошные ковры, столовые и чайные приборы из золота и серебра, золотая и серебряная парча, а также собольи шубы и шкурки, были немедленно отобраны. Бесчисленное множество экипажей и подвод сменили хозяев, а их содержимое было поделено между русскими. Все трофеи, которые шведские ратники награбили за свои походы, «собственный пот и кровь на то положа», были утрачены. Победители грабили награбленное.
С солдатами обходились по-разному. Если одним соединениям позволено было сохранить все (были даже полки, которые разоружили только два дня спустя), то другие неприятель обобрал самым основательным образом. Некоторых шведов в буквальном смысле слова раздели до нитки: с них сняли даже носильное платье. Раздетых догола, их большими партиями связывали друг с другом и «гнали и понукали, как быдло».
Во второй половине дня началось разоружение шведских войск. Полк за полком шведы двинулись к лагерю русских. Пехотным частям предстояло складывать оружие перед русским гвардейским полком, поэтому первой шла лейб-гвардия. Пехотинцы отдавали честь мушкетами и опускали их на песок, после чего снимали с себя шпаги и патронные сумы. Гвардейский капрал Эрик Смепуст, входивший в роту Уксеншерны, впоследствии грустно писал в своем дневнике: «Сами можете представить себе, с каким сердцем мы такое проделывали». Эскадроны шведских кавалеристов тоже направились к месту, отведенному им для сдачи оружия. Перед шеренгой застывших на месте русских драгун из полка Бауэра один за другим проходили одетые в синие мундиры эскадроны. Минуя драгун, они бросали наземь свои литавры, свои штандарты, свои шпаги и карабины. Юный прапорщик Пипер назвал это «скорбной церемонией, на которую невозможно было взирать без слез». По мере прохождения полков бряцающая груда оружия, штандартов и инструментов росла, превращаясь в гору. Под косыми лучами солнца безоружные всадники удалялись прочь. Многие плакали.
А возле Днепра предавали огню документы из походного архива. Два канцелярских чина, Тун и Гранберг, собственноручно поджигали огромные кипы бумаг, которые тут же охватывались пламенем и таяли, оставляя после себя сажу и пепел. Мимоходом Бальтсар Тун отметил про себя, что во многих из пачек, которые он швырял в огонь, были черновики сочинений, принадлежавших перу королевского министра пропаганды Улофа Хермелина: целое собрание памфлетов и депеш, в которых прославлялось величие и могущество Швеции.
ЭПИЛОГ
Что нам во времени том, ныне подобном виденью?
Мрачная память, мечта, вдруг промелькнувшая тенью.
Время хвалить, что пришло и, появляясь, тотчас
Так же поспешно, как то, вновь убегает от нас?
Где они, те, что прошли раньше дорогой солдата,
Те, перед кем трепетал мир удивленный когда-то?
ГЕОРГ ХЕНРИК фон БОРНЕМАН, шведский кавалерист, взятый в плен при Переволочне
29 «Всего лишь прах земной»
В душах уцелевших под Полтавой надолго поселились горечь и недоверие. Среди тысяч шведов, которым пришлось отсчитывать в плену год за годом, был и лейтенант Георг Хенрик фон Борнеман. Он служил в Северо-Сконском кавалерийском полку, принимал участие в Полтавской битве и затем, когда его полк капитулировал при Переволочне, попал к русским. Под Новый, 1711, год он сочинил стихотворение, в котором выразил свою тоску по родной Швеции, свое стремление к миру и свои сомнения в отношении войны. В нем есть следующие строки с обличением правителей:
Зачем вам, короли, великие сраженья,
Убийства тысяч, грабежи, опустошенье,
Страдания людские, кровь рекой?
Ведь вы, как мы, всего лишь прах земной.
Георг Хенрик так и не вернулся домой. В год написания этого стихотворения двадцатипятилетний лейтенант был убит при попытке к бегству.
Вернулись очень немногие. Из 23 тысяч военнопленных, взятых под Полтавой и Переволочной, лишь около четырех тысяч снова увидело родину. В некоторых полках, которые начали военную кампанию с тысячным составом, возвратилось домой около десятка человек. Еще в 1729 году, через восемь лет после окончания войны и через двадцать после Полтавского сражения, в Швецию продолжали приезжать бывшие пленные. Едва ли не самым последним стал гвардеец Ханс Аппельман — он вернулся в 1745 году, после 36 лет плена.
Немногие увидевшие родину попадали совсем в иную Швецию. Страна, некогда оставленная ими, считалась великой державой и была одним из самых могущественных государств Европы. Страна, в которую они возвращались, была побежденной и обкорнанной, она была вновь низведена до положения второстепенной, которое занимала в свое время.
Битва под Полтавой и последовавшая за ней капитуляция означали решительный перелом в войне. Заключенный позднее мир положил конец шведскому великодержавию и одновременно (а может быть, и в первую очередь) возвестил о рождении в Европе новой великой державы: России. Этому государству предстояло расти и становиться все могущественнее, а шведам оставалось лишь учиться жить в тени этого государства. Шведы покинули подмостки мировой истории и заняли места в зрительном зале.
Все это можно было бы принять за кошмарный сон, если бы при земляных работах в окрестностях Полтавы нежданно-негаданно не натыкались на забытые братские могилы с останками покалеченных людей. И трава время от времени не выпускала из своих тонких перстов череп со следами от картечи или от удара шпаги, с высеченными на кости клинописными значками — не поддающимся прочтению посланием из иного мира.
КАРТЫ