Из-под ног скафов брызгала и медленно — тяготение было здесь чуть меньше, чем на Земле, и это проявлялось именно в таких вот мелочах, — оседала каменная крошка. У поврежденного скафа со стороны, обращенной к Грегу, трех ног не было вовсе, а четвертая, вывихнутая и изломанная, тащилась следом, беспомощно подпрыгивая на неровностях почвы. Сквозь пластилитовый колпак Грег видел двоих парней — экипаж скафа, — светлого, похожего на скандинава, гиганта, и смуглого чернявого коротышку. Машину протащили почти вплотную, и Грег с облегчением убедился, что они ничуть не удручены и не обеспокоены случившимся, а мирно сидят в креслах; коротышка, быстро жестикулируя, рассказывает что-то, а светловолосый внимает ему со скептической ухмылкой. Грег пожалел, что не включил дублирующий комплект Связи на наушники, чтобы не мешать Пушкареву. Очень уж захотелось ему послушать, что он там говорит, потому что не только его напарник, но и экипажи обоих скафов разразились вдруг беззвучным — за двойной пластилитовой преградой — хохотом, и лишь чернявый остался серьезным и чуть даже печальным.

Затем Грег включил-таки дубль-связь и с интересом слушал комментарии, которыми сопровождалась спасательная операция. Она не воспринималась таковой, настолько просто и буднично все происходило, нисколько не напоминая тот пафос, с которым говорили об этом их преподаватели на Земле.

Поврежденный скаф дотащили до спасательной станции, один из «лепестков» которой уже разошелся, образовав зияющий проем на конце. Изнутри этот «лепесток» был наглухо перекрыт, не соединяясь с центральным куполом.

С отказавшей машиной пришлось повозиться достаточно долго. Два сопровождающих скафа безуспешно пытались приподнять поврежденный. Тот все время заваливался набок. Вызванный на помощь третий скаф беспомощно маневрировал сзади — ему никак было не подступиться. Мощности манипуляторов не хватало, корпус поврежденного скафа никак не хотел входить в раскрыв «лепестка». Собственные его манипуляторы не работали, видимо, отказали все дистальные системы, поэтому помочь, ухватившись за край отверстия, он не мог. Так и возились, едко переругиваясь по фону, пока откуда-то из-за спасательной станции не пришел, переваливаясь на коротких тумбообразных ногах, неповоротливый грузовой робот. Он влез под сломанную машину и скрылся из виду, лишь дрожание воздушного потока, обтекающего его раскаленный теплообменник, зыбко колебало контуры скафа, показывая, что робот где-то там, внизу. Потом опять все пришло в движение, корпус сломанного скафа дрогнул, приподнялся и двинулся вперед. Третий скаф сзади уперся в корму, присев, чтобы оказаться ниже пылающего оранжевым светом теплообменника. Он с натугой заскреб вдруг всеми ногами. Грегу показалось даже, что он слышит скрежет металла по камню, да, может, так оно и было, звуки хорошо распространяются в плотной венерианской атмосфере. Искалеченная машина легко и быстро вошла в проем «лепестка» на треть своей длины. Два скафа по бокам чуть отступили и встали, словно раздумывая. Грег слышал в наушниках, как экипажи сообщали кому-то, что готовы продолжать работу. Грег остро позавидовал им — они здесь свои, при деле; они точно знают, что их ожидает в ближайшие несколько суток, а он вообще не представляет, что с ним будет. По обрывочным репликам Грег понял, что координатор Их группы торопит, чтобы они быстрее заняли свои места. Координатора Грег не слышал. Система связи по ближнему фону была проста до безобразия и хитроумна до Чрезвычайности. Число каналов было небольшим, да и откуда ему оказаться большим, на обычных-то радиочастотах! Группка из нескольких занятых единой работой скафов сидела на одном канале, на котором работал также их координатор. Координаторы, в свою очередь, объединялись в группы, связь внутри которых шла по своему каналу. Были также выделены частоты для объединения групп координаторов, для аварийной связи, дублирующие частоты и тому подобное. Существовала строгая иерархия, обеспечивающая приоритет сверху, от руководителя. Любой человек запутался бы в этой системе. Спасали дело микропроцессоры, встроенные в каждый фон и программируемые дистанционно с центрального компьютера. Пользователь даже и не задумывался, что его фон постоянно переключается с одной частоты на другую, обеспечивая ему связь с любым работающим здесь скафом и не допуская мешанины, которая случилась бы, сядь вдруг все на один канал.

…Два скафа убежали, остался лишь третий, поддерживавший корпус изуродованной машины, пока набежавшие киберсварщики сваривали место стыка скафа с корпусом спасательной станций. Вот ушел и третий скаф. Поврежденная машина нелепо торчала из стены станции, составляя теперь с ней единое целое. Грег наблюдал происходящее со странным чувством, будто видит все это не в первый раз. Смутно различимые сквозь пластилит фигуры экипажа оставались неподвижными — приходилось ждать, пока температура внутри отсека спасательной станции понизится настолько, что можно будет раскупорить люк, оказавшийся внутри полости отсека, и выйти из скафа.

Грег вздрогнул — его мягко тронула за плечо рука Пушкарева. Грег с сожалением снял наушники и переспросил:

— Куда-куда? На рудник?

Он отбросил появившееся было сожаление, что не досмотрел, как из купола прорежут дыру в ставший герметичным «лепесток», откачав предварительно местный воздух и охладив все до приемлемой температуры. Тогда останутся уже сущие пустяки — вырезать люк скафа и выпустить оттуда «шведа» и «итальянца», как окрестил Грег экипаж скафа.

Грег не спеша, ощущая удовольствие от слияния с могучей машиной, вел скаф по явственно обозначенной вешками и намалеванными на скалах знаками дороге. Навстречу — иногда попадались груженные металлическими слитками грузовые кибертранспортеры. Оказавшись в поле зрения, они включали габаритные огни и еще долго не гасили их, разминувшись. Только потому, что цветные огоньки транспортеров стали хорошо видны, Грег понял, что заметно потемнело. Конечно, даже сейчас было светлее, чем на Земле в пасмурный осенний день. Грег убедился в этом, выключив поляризацию. Он удивился, обнаружив, что этот все еще яркий, льющийся сверху свет несет в себе неощутимый сумеречный оттенок. Грег не смог определить, в чем именно он заключается — в изменении ли цветовой гаммы, в перераспределении ли интенсивности освещения купола небосвода и его окоема, — но в ностальгической, печальной окрашенности этого света он усомниться не мог. Молча лежавший, в соседнем кресле и, казалось, дремавший Пушкарев направил ему отчетливое менто: «Молодец!» Грег от неожиданности спросил вслух на интерлингве:

— Пуркуа?

— Ты приживешься на Венере, парень… — ответил по-русски Пушкарев.

Он говорил бегло и чисто, но Грегу все время чудился какой-то акцент, видимо, Пушкарев давно ни с кем не общался на родном языке.

— Ты чувствуешь… э-э-э… душу планеты, а это удается не всем.

— Я что — разговаривал вслух?

— А это и не нужно — вокруг тебя менто так и сияет…

Грег, ухмыльнувшись, послал Пушкареву ментосигнал смущения. Он и на самом деле был чуть смущен — он никак не ожидал встретить в толстом одышливом координаторе ментоперципиента.

— Ладно-ладно… — добродушно проворчал Пушкарев. — Лучше останови-ка эту колымагу, я хоть разомнусь немного, все тело затекло. А на ходу, за стенки цепляться — годы мои не те…

Грег замедлил бег скафа, отвел его в сторонку, на относительно ровную площадку среди гигантских, непонятно откуда просыпавшихся на равнину, валунов. Поджав ноги, скаф сел на брюхо. Грег потянулся и, к изумлению Пушкарева, выключил главный рубильник. Погас экран дисплея, закатилось созвездие огоньков на пульте, смолк привычный уху, не замолкающий шелест фона. Только сзади, от раскаленных пластин теплообменника, ложились на стекло и хром пульта оранжевые отблики, да урчали чуть слышно кондиционеры — система жизнеобеспечения жила своей жизнью, как само вроде бы по себе бьющееся в груди сердце.

— Действительно, давайте-ка отдохнем малость, — сказал Грег, торопливо царапая что-то в блокноте и настойчиво посылая Пушкареву менто: «Молчи! Молчи!»