В воздухе их попытались перехватить. Беккер увернулся, выскочил в запрещенный воздушный коридор, промчался, распугивая встречные летательные аппараты, до окраины города, нырнул до самой земли и вернулся обратно. Сбив преследователей с толку, он проутюжил город по диагонали и вырвался в степь. От увязавшегося было за ними спортивного птерокара он просто-напросто ушел, развив такую скорость, что Джерри-Слепнев, работающий на заводе летательных машин, только тихо стонал от восторга. Беккер сосредоточенно молчал — за все время ночной авантюры троица ни разу не была так близка к гибели, как сейчас. Георг поснимал со своего флайера все блокирующие устройства, всю автоматику безопасности. Форсированный двигатель пронзительно, на грани слышимости, выл, развивая скорость, на которой считаются неуправляемыми не только флайеры, но даже глайдеры. Джерри, видимо, понял, как опасен такой полет. Во всяком случае, он спросил Беккера, кто же все-таки отключил блокировки: он, Беккер, или еще Георг? Беккер только фыркнул в ответ.

— Значит, Георг! — удовлетворенно констатировал Слепнев и добавил по-русски: — Два сапога пара!

— И оба всмятку… — неожиданно по-русски же отозвался Беккер, к полному изумлению Слепнева.

Наступила самая глухая ночная пора. До рассвета оставалось часа три-четыре. Беккер сбавил скорость, но летел еще очень быстро и почти над самой землей. Ни габаритных огней, ни. подсветки кабины он не включал, лишь инфракрасный экран слабо фосфоресцировал во тьме. Наступила реакция на пережитое. Говорить и даже просто шевелиться не хотелось.

Вера перебирала в памяти недолгую свою эпопею на этой планете. Простая, незатейливая жизнь, неизменно приветливые, добродушные люди, неторопливые и, казалось, открывшие для себя, в чем же смысл и истинная ценность существования… Временами Вере казалось, что она каким-то чудом просто перенеслась во времени — в небольшой сонный городок начала двадцатого или конца девятнадцатого столетия. Несмотря на заимствованный от Беккера интерес к старым книгам, она не была все же столь сильна в истории, чтобы провести твердую аналогию. Да, этакая буколическая жизнь…

Несколько дней Вере нравилась постоянная готовность аборигенов бросить все дела, чтобы помочь ей. Ее умиляло провинциальное любопытство к приезжим, забавляло мягкое и чуть недоуменное сочувствие беспокойным чудакам-землянам, не понимающим, что жизнь хороша сама по себе, и не стоит отравлять ее какими-то надуманными и никчемными заботами. Затем эта пастораль начала Вере надоедать, и, когда она сообразила, что ее вежливо и с сочувствием гоняют по кругу, вместо того, чтобы помочь, она взбунтовалась. Результатом явилось то, что несколько дней — или месяцев? — оказалось вычеркнуто из жизни.

Ей еще во многом предстояло разобраться, но Вера была спокойна. Это теперь не уйдет. Ведь Беккер, из-за которого она здесь оказалась, нашелся, был жив и здоров, а все эти убегания и погони внесли приятный, с некоторым оттенком злорадства, контраст со спокойным, чуть даже растительным способом существования местных жителей…

Евгений Слепнев в особенности местной жизни не вдумывался. Он вообще замечал только внешнюю сторону событий и явлений. Не способствовало глубоким философствованиям и его положение нахлебника в чужом теле. Так что воплощения, перевоплощения и исчезновения, приключающиеся на этой планете, не выходили для него из ряда других непонятных явлений. А непонятно для него было почти все. Но он попал в затруднительное положение и, чтобы не пропасть или не свихнуться, занялся частным сыском, невольно окрашивая окружающее в мрачные тона, навеянные перенесенными из своего двадцатого века детективными аналогиями…

Беккер явно что-то искал. Флайер летел теперь широким зигзагом. В добавление к инфраэкрану Беккер включил и локаторы. На них мелькали холмы, овраги, буераки. Вот потянулась равнина. Наконец они вылетели к большой воде. Зацепившись сонаром за береговую кромку, Беккер погнал флайер на восток. Машина выписывала в воздухе кривые высших порядков, слепо копируя все неправильности границы воды и земли. Неожиданно Беккер резко, так что всех бросило вперед, сбавил скорость. Флайер завис на секунду, а затем плавно приземлился.

— Посидите немного, — нервно сказал Беккер и выбрался наружу.

На экранах видно было, как он побродил в темноте, затем уселся прямо на землю и сидел так некоторое время. Неизвестно, высидел ли он там что-нибудь, но вдруг резко поднялся и пошел обратно.

Перемену в его настроении Вера со Слепневым заметили сразу. Теперь он был весел, оживлен и заряжен бодростью, словно и не было этой длинной утомительной ночи.

— И все-таки мы с вами сейчас отправимся на рыбную ловлю! — объявил он.

— Ну да, поплавки с подсветкой, да и червяки светящиеся, чтобы крючком не промахнуться, когда наживлять будешь… — прокомментировал Евгений. Вместе с нервным напряжением его покинула и суетливость. Он даже стал, по контрасту, немного брюзгой.

— Что главное в рыбалке? — риторически вопросил Беккер. Его обескуражить было трудно. — Костер, ребята! А рыба у меня в багажнике найдется, консервированная. И немного местного вина — будем придерживаться здешних традиций. В чужой монастырь со своим уставом не лезь!

Он поднял флайер и быстро погнал его обратно, вдоль берега. Минут через пятнадцать он посадил его недалеко от воды и включил прожектор. Луч просверлил туман над водой, мягким сиянием отсветил в стороны. Заизумрудилась трава, тусклым стеклом темнела вода.

— Ну вот, — сказал Беккер, выключив прожектор и оставив гореть только габаритные огни, — здесь мы и расположимся.

Он вылез и принялся копаться в багажнике. Вера со Слепневым тоже выбрались наружу. Вера осторожно пошла к воде, проверяя ногой землю, прежде чем ступить всей подошвой. Глаза уже чуть привыкли к темноте. Она обнаружила старое кострище и остановилась.

— Это мы с Романом сюда прилетали. Да ты должна знать — старпом с «Тропы». Он раньше пилотом на «Енисее» ходил… — негромко сказал сзади Беккер.

Он вывалил на траву целую охапку груза — какое-то тряпье, сумки, коробки. Потом вытащил из этой кучи брезент, расстелил его и предложил:

— Садись…

— Эх, рыбаки… — раздалось от флайера. — Да здесь же ни кустика! Придется за дровами на тот берег озера лететь. Не сидеть же тут без костра… Беккер, я возьму флайер на несколько минут…

— Не разбейся, — отозвался Беккер.

— Ты бы на наших автомобилях поездил — никакой бы техники не боялся, — философски заметил Слепнев, взбираясь в кабину.

Флайер подпрыгнул их места рванул над головами так, что Беккер торопливо упал на брезент рядом с Верой. Вера засмеялась.

— Он что — всегда такой? — спросил Беккер, не поднимаясь.

Вера пожала в темноте плечами:

— Да я его тоже почти не знаю. Он больше Вадиком Кузьминых был, чем Слепневым. Наверное, ты его изучил лучше.

— Откуда? Всего пару раз видел. А сегодня вообще не в счет. Сплошной мордобой и скачка с препятствиями…

Вера вздрогнула, словно от Прохлады. Беккер осторожно нашел ее руку.

— Что же теперь будет? — еле слышно сказала Вера.

— Да теперь-то все будет хорошо. Через денек-другой с нами свяжется Гарднер. А то и прилетит сюда, да не один, а с целой бригадой…

— Да я не об этом, а о нас с тобой. — Вера склонилась к Беккеру, в темноте матово светился овал лица. Беккер не видел, а скорее угадывал блеск широко открытых глаз.

— Ты же знаешь, что все будет хорошо. Уже все хорошо. — Он прижался губами к согревшейся в его ладонях руке. Вера не шевельнулась. Он приложил ее ладошку к своей щеке, потерся. — Все будет хорошо, разве ты не чувствуешь, глупенькая…

Ее пальцы дрогнули, робко погладили его лицо. Она вздохнула и сказала низким голосом: — Вон Слепнев летит…

На берегу озера они остались на весь день и всю следующую ночь. Против всяких ожиданий их никто не побеспокоил. Беккер отлично понимал, что это означает всего лишь, что никому они пока не нужны.