Краем глаза Грег наблюдал за соседями. Очень пьяных заметно не было, но все вроде бы были навеселе. Или это так Грегу казалось, в его угнетенном состоянии? Где-то поблизости взмыл крик, потом разгорелась отчаянная, до истерики, перебранка. Грег осторожно покосился — начиналась драка. Он отхлебнул из бокала, не поворачивая головы. В зеркале видно было, как к дерущимся скользнул верзила в бесформенной трикотажной майке. «Джонни, дружище!» — донесся сквозь гам успокаивающий возглас, в зеркало видно было, как верзила ласково обнял одного из дерущихся за плечи, а затем, когда тот расслабился, неуловимым движением ударил — дернулась назад и тут же бессильно повисла голова. Прижав к животу, верзила удержал обмякшее тело, затем передал его двум таким же здоровенным парням. Люди у стойки сомкнулись, Грег потерял верзилу из виду. Совершенно неожиданно он вынырнул прямо за спиной Грега — Грег едва успел отвести от зеркала глаза — и протиснулся к стойке рядом.
— Слушай, это не ты неделю назад на пари бутылку джина выдул? — подтолкнул он Грега локтем.
Грег повернулся — в упор на него смотрели внимательные и совершенно трезвые глаза. Грега вдруг остро кольнуло чувство узнавания: этот парень был среди тех, кто допрашивал его прошлой ночью, теребил и переворачивал его безвольное тело. Грегу врезались в память эти внимательные, холодные и какие-то равнодушные глаза. Он улыбнулся и покачал головой:
— Я только что с Земли… — Он надеялся, что ничем не выдал себя, не дал понять, что помнит вчерашнее.
— Странно… — не унимался собеседник, продолжал назойливо и примитивно выспрашивать Грега. — Голову готов дать на отсечение, что где-то тебя видел. Может, на Земле? Ты, приятель, откуда родом?
Бармен, не дожидаясь заказа, поставил перед верзилой высокий бокал с прозрачной жидкостью — тоник, понял Грег. И сказал, постаравшись, чтобы в голосе заметно было вежливое безразличие:
— Из Новосибирска, а работал в Хабаровске. Но тебя что-то не припоминаю. Видимо, ты меня перепутал с кем-то…
— Ну, может быть, — потерял интерес к Грегу верзила. Он залпом допил тоник, небрежно бросил Грегу: «Пока!» — и исчез. Грег облегченно перевел дыхание. Эту проверку он, похоже, тоже выдержал.
Не приходилось водить такую каракатицу? Грег, не отрывая взгляда от «каракатицы» — двухместного рабочего скафа, — покачал головой:
— У нас только одноместные были…
— Ничего, управление то же. Потяжелее немного, — ободряюще сказал Пушкарев. — Придется привыкать. У нас одноместных-то практически и не осталось.
Грег нравился ему. То, как он с любопытством оглядывал все вокруг, не строил из себя бывалого землепроходца, подкупало. И по-русски с ним можно поговорить, а то уже и забывать начал. Все на этой пингвиньей интерлингве. «Ладно, — подумал Пушкарев, — нам с ним в этом ящике почти четверо суток киснуть. Успею присмотреться». И сказал вслух:
— Ну что, поехали?
Они подошли к лежащему на полу ангара скафу. Верхняя, пластилитовая, часть его корпуса радужно поблескивала гигантским мыльным пузырем. Нижняя, металлическая, половина была изъедена коррозией, неровно бугрилась вздутиями, прикрывающими механизмы. Овальная форма корпуса соблюдалась лишь в общем. Казалось, кто-то вылепил его из металла и пластмассы, как из глины, вручную, не заботясь о том, чтобы получилось ровно. И только ребра теплообменников на корме образовывали правильные геометрические фигуры, ровные и потому казавшиеся инородными.
Люк оказался на носу справа. Он был очень низко, у самого пола. Вдобавок из-за размеров самой машины он выглядел неприлично узким. Грег на мгновение замешкался, и Пушкарев ободряюще хлопнул его по плечу. Грегу показалось вдруг, что вот сейчас он застрянет и опозорится на вечные времена. Пушкарев подтолкнул его еще раз, и Грег, опустившись на корточки, косо, плечом вперед вдвинулся в проем и исчез внутри. Когда Пушкарев, сопя и покряхтывая, пролез следом, Грег уже сидел в правом, командирском, кресле. Пушкарев поднял брови, собрался было рассердиться, но потом сообразил, что мальчишка просто боится сесть за управление, и добродушно проворчал по-русски: «На пилотское, на пилотское место, юноша…»
Пока Грег пересаживался и подгонял кресло по росту, Пушкарев брюзжал что-то по адресу механика и его оболтусов, поленившихся поставить скаф на ложементы, и из-за которых серьезные, немолодые и не совсем здоровые люди вынуждены лезть в люк, как бобики, на четвереньках. Управившись с креслом, Грег вопросительно посмотрел на Пушкарева, и тот все тем же брюзгливым тоном сказал:
— Чего ждешь? Трогай! Посмотрим, чему вас там, на Земле, учат…
Грег, волнуясь, нажал клавишу. Ожил компьютер, и Грег забыл о своих страхах. Все приборы оказались такими же, как на учебных машинах, и он с облегчением почувствовал, как к нему пришел спасительный автоматизм.
Компьютер прогнал тест самопроверки, затем по экрану побежали, вытесняя друг друга, короткие надписи обязательных предмаршрутных проверок: «Люк — закрыт. Энергопитание — рабочий режим. Система охлаждения — норма. Температура…» Одновременно с успокоительным зеленым огоньком ожил радиофон. Голос дежурного размеренно произнес: «Дистанционный контроль — все системы исправны. Четверка, вам выход через главный шлюз».
— Я четвертый. Вас понял, выхожу через главный шлюз, — тут же отозвался Грег, и Пушкарев с одобрением заметил его спокойствие. Если он и волновался, внешне это никак не проявлялось.
Скаф дрогнул и приподнялся на метр над полом — четыре пары ног разом распрямились, удерживая горизонтально громоздкое тело машины. Грег взглянул на соседнее кресло. Пушкарев восседал в нем, как Будда, скрестив руки на животе и полуприкрыв глаза. Видел он тем не менее все, что происходило вокруг. Не разжимая губ, он, как чревовещатель, внятно произнес:
— Главный шлюз — направо и вдоль стены. Там увидишь, обозначено.
Грег тронул машину, осторожно лавируя между контейнерами с оборудованием — их разгрузить до сих пор не удосужились. Там было действительно обозначено.
Шлюз оказался тройным. Грег, хотя и ощущал жгучее желание поскорее очутиться на поверхности планеты, делал все не спеша, как учили. С Венерой шутки плохи — давление в сто атмосфер и температура в пятьсот градусов способны убить так же верно, как луч бластера, и почти так же быстро. Поэтому Грег переводил скаф в следующую шлюзовую камеру только после того, как устанавливался стационарный режим работы охладителя и автоматика подтверждала герметичность. Во второй камере к ним, беззвучно топоча по полу, кинулись маленькие безголовые киберсварщики. Брызгая по сторонам отблесками плазмы, быстро заварили люк. «Вот тебя и запечатали», — тут же прокомментировал, по радио диспетчер.
— Отставить внеслужебные разговоры, — пророкотал Пушкарев.
— Ё-мое! Шеф! — ахнул диспетчер и замолчал.
…Люди освоили десятки планет в Галактике и убедились при этом: Земля не правило, а скорее исключение. «Нормальная» планета таких размеров должна иметь плотную атмосферу с давлением в сотни килограммов на квадратный сантиметр. Свою ближайшую соседку — Венеру — люди изучили довольно хорошо, не раз побывали на ее поверхности, но освоить не могли. Самое продолжительное пребывание здесь не превышало нескольких суток — на охлаждение не хватало никаких запасов энергии, а густая, как кисель, атмосфера при таких давлении и температуре съедала самые инертные металлы за несколько недель. Лишь лет сорок назад на Венере появилась постоянная Станция. Построили ее не люди — искусственный мозг, созданный Шарлем Стабульским, сумел решить проблему отвода тепла, разработал устойчивые К венерианской атмосфере сплавы и построил саму Станцию. Мозг тогда почти сразу же отправился к звездам и канул где-то в глубине Галактики, лишь периодически давая о себе знать, а Станцию теперь заселили люди…
Гигантская створка наружного люка медленно поднялась вверх, открывая взгляду безжизненный ландшафт, уже слегка приевшийся Грегу на обзорных экранах Станции. Скаф осторожно спустился по трапу на почву планеты. С замиранием сердца Гpeг убедился, что никакие экраны не могут заменить непосредственного восприятия. Он еле сдержал рвущийся наружу щенячий восторг. Ему пришлось напомнить себе, что не только десятки землепроходцев побывали тут в незапамятные времена, но сейчас, сегодня, сей момент не один и не два человека точно в таких же машинах находятся под этим же перламутровым, жемчужным небом и не чувствуют себя первооткрывателями, а выполняют работу — Обычную, каждодневную работу.
