Я замерла от страха. Хотела захлопнуть перед ним дверь, но он опередил меня и свободно, словно был здесь совсем недавно, вошел в мою прежнюю комнату. Дверь он оставил открытой. Я молча последовала за ним.

– Вот и я. Долго не появлялся, потому что меня отправили в санаторий. В больнице выяснилось, что у меня почки не совсем в порядке. Я написал тебе, по меньшей мере, сотню писем, но ни одного не отослал. Все рвал или жег. Ну, как у нас с тобой будет, Катажина?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – ответила я спокойно. – В чем дело?

– Я много передумал за это время. Когда лежишь так день за днем, в голову лезут разные мысли. Нашла коса на камень. Я упрям, и ты упряма, – продолжал Ирек необычайно самодовольным тоном. – Мы подходим друг другу. Мама хочет с тобой познакомиться. Она говорит, что теперь ты наверняка согласишься выйти за меня. Но прежде всего нам надо объясниться. Я больше не ставлю никаких условий – сдаюсь. Ты можешь работать до рождения первого ребенка. А к тому времени станешь умнее и сама поймешь…

– Оставь. Не знаю, о чем думал ты, но я думала только об одном: как можно скорее все забыть. Нам с тобой не о чем говорить. Женой твоей я никогда не стану. У меня теперь другие планы.

– У тебя кто-то есть? Кто он?

– Если бы и был, я бы тебе не сказала. Тебя это уже не касается. Но здесь дело не в мужчине.

– Неправда! У тебя кто-то есть! Уж я дознаюсь.

– Успокойся! Зачем это тебе нужно? Оставь меня в покое. Если ты действительно понял, что очень обидел меня, то теперь у тебя есть возможность хотя бы частично это исправить. Не ходи сюда больше и забудь о моем существовании. У меня нет времени.

– Я думал, Катажина, ты не так меня встретишь. Столько месяцев я мечтал об этой минуте. С каждым днем я люблю тебя все сильнее. Слышишь? Да, я был груб. Но я не могу жить без тебя. В санатории женщины не давали мне прохода, а я даже не смотрел в их сторону. Не отталкивай меня. Без тебя я никогда не буду счастлив.

– Я до сих пор ни разу ни о чем тебя не просила. Правда? А теперь прошу: уходи, оставь меня.

– Уже иду. Я буду во всем тебе уступать. Только скажи, что мне можно прийти снова.

– Нет! Не хочу. Уходи.

Ирек побледнел, и в глазах у него появилось то же выражение, что в «Савое», когда он говорил со Збышеком. Но он вышел, не сказав ни слова.

Я знала, что он не простит обиды, что с этой минуты он будет думать лишь о том, как отомстить мне. На курсах, к счастью, он мне повредить не может, там все будет зависеть от моих знаний.

Я снова села за математику и вскоре совсем забыла об этом посещении.

Дни бежали один за другим. Три месяца подготовительных курсов промелькнули незаметно. На работе мне некогда было думать об учебе, но все остальное время я посвящала ей без остатка. Занималась даже в трамвае.

Буквально за сутки до экзамена Эдек Згуда поинтересовался программой и, узнав, что мы прошли, заметно приуныл.

– Черт возьми! Плохи дела. Схожу сегодня к приятелю, пусть даст билеты, по ним и подготовлюсь. Если что-нибудь выйдет с билетами, я вам сообщу.

«Ему хорошо, – подумала я. – С такими связями как не сдать?!» Другие слушатели отнюдь не были в себе столь уверены. За последний месяц, часто оставаясь после занятий, мы познакомились поближе, и оказалось, что у каждого есть свое слабое место. Так что волновались мы все вместе.

В день экзамена я не могла ни работать, ни вообще сосредоточиться. На вопросы отвечала невпопад. И лихорадочно проверяла в уме, что помню и что забыла. Отпросилась я пораньше, заведующий крикнул мне вдогонку:

– Ни пуха, ни пера!

Время до начала экзамена тянулось бесконечно. Эдек Згуда на работу не пришел, и я не знала, удалось ли ему достать билеты.

Придя к четырем часам в техникум, я даже вспотела от волнения. Меня поразила тишина в коридоре. Неужели я опоздала? Или ошиблась днем? Хорошо, что дома никто не знает, чем я занималась. Если провалюсь, по крайней мере, обойдется без комментариев.

Аудитория была переполнена, хотя до начала экзамена оставалось более получаса. Постоянные места сегодня не соблюдались, каждый садился куда хотел, и все задние ряды были заняты. Мне пришлось усесться впереди.

Товарищи сообщили мне шепотом, что преподавательницы польского языка бояться нечего, а больше всех сыплет математик. Некоторые запаслись шпаргалками.

Вторая женщина из нашей группы не явилась. Я недоумевала: ведь она собиралась сдавать!

Наконец-то! Вошли члены комиссии. Начался экзамен. Мы сдавали математику, польский язык, физику, химию и проблемы современной Польши.

Председатель комиссии попросил освободить два первых ряда. Он вызвал по алфавиту восемь человек, усадил в первом ряду и раздал билеты по математике. Другие, те, что были в конце алфавита, отвечали по физике и по химии. До окончания экзамена никому не разрешалось покидать аудиторию.

Я оказалась в первой восьмерке, вытянула билет и села готовиться. Еще дома я решила, что сначала спокойно подумаю и только потом начну писать или отвечать устно. Я прочла билет. Подумала. Поняла задачи и, вздохнув с облегчением, стала решать их.

С выполненным заданием нужно было подойти к математику для устного опроса. Когда я подошла, он взглянул на меня с удивлением. Затем взял листок, проверил, спросил, как я решала, и поблагодарил. Я продолжала стоять.

– Математику вы уже сдали. Сядьте, пожалуйста, сзади и ждите следующих экзаменов. Можете закурить.

Наконец, мне разрешили выйти. У двери ждал Эдек Згуда.

– Ну? Как дела? Я буду сдавать позднее. Моему приятелю пришлось уехать на несколько дней. Будет еще один экзамен. Говорят, двадцатого. Трудно было?

– Не знаю. Кажется, я отвечала неплохо. Немножко сбилась на физике, спутала амперметр с вольтметром, но вовремя спохватилась.

Около полуночи нас, наконец, позвали в зал и торжественно объявили результаты. Председатель приемной комиссии зачитал в алфавитном порядке фамилии принятых в техникум. Второй в списке была Дубинская Катажина.

На улицу вышли целой гурьбой. Когда мы прощались у Главного вокзала, я спросила:

– Никто не живет в районе рынка? А то боюсь возвращаться одна. Это, пожалуй, пострашнее экзамена.

Все засмеялись, а один парень сказал:

– Правильно. Ты же у нас одна-единственная женщина, но такая серьезная, что мы чуть не забыли об этом. Пошли, ребята, проводим ее.

С сегодняшнего вечера мы все перешли на «ты», ведь впереди было два с лишним года совместной учебы.

Мама не спала. Не успела я открыть дверь, как она выскочила в переднюю:

– Ну где тебя носит, скажи на милость?! Уже половина первого. Бабушка приехала, а тебя все нет да нет. Чего я тут только не наслушалась из-за тебя… Где ты болтаешься?

– Не кричи, мама, сейчас расскажу. Я не на партучебу ходила, а на курсы подготовки в техникум. Сегодня мы сдавали экзамен, пришлось ждать результатов. Через два года я получу диплом техника-строителя.

– Неужели? Вот уж не думала, что ты захочешь учиться, Стефан все удивлялся, что у вас там в партии столько математики проходят. В воскресенье как ни придет – ты все задачки решаешь. Ну ладно, учись, коль тебе охота. – Мама была явно довольна. – У нас в семье ученье никому особенно не давалось. Может быть, ты будешь исключением. Но почему ты решила стать строителем? Это же занятие для мужчин. А тебе лучше бы выбрать какую-нибудь другую, более женскую специальность.

– Мне нравится эта профессия. А диплом будет такой, что лучше не надо. Я голодна, устала, но так счастлива, что готова петь во весь голос. Не знаешь, мама, пани Дзюня вернулась? А что бабушка? На пару дней к нам или надолго?

– Бабушка приехала посмотреть, как мы живем. Михася тоже была здесь, да вечером уехала в Познань. На обратном пути она заедет за бабушкой и заберет ее в Ченстохов. Виктория, должно быть, здорово отравляет ей существование, раз она решилась на такое путешествие. Муж Виктории не вернулся. Он написал, что постарается оформить развод и останется в Англии. А Виктория теперь всю злость вымещает на бабушке. Слава богу, что Вроцлав так далеко от Кальварии!