Иногда противопоставление Г. лексике аргументируется тем, что категории Г. являются общими, так что утверждения о соответствующих явлениях относятся к целому классу грамматически однородных единиц, тогда как лексикологические утверждения носят специальный характер, имея отношение к каждой индивидуальной единице словаря в отдельности, Так, «неграмматичность» сочетаний типа «круглого столу под лежишь толстый книга» (вместо «под круглым столом лежит толстая книга») определяется их несоответствием общим правилам сочетаемости единиц русской грамматической системы, в то время как констатация ограниченной сочетаемости прилагательного «пеклеванный» (только с существительным «хлеб») является утверждением лексикологического порядка. Представлению об общем характере грамматических правил соответствует употребление терминов «грамматикализация» для явлений дальнейшего распространения правил с более узкой ранее сферой действия и лексикализация для противоположного процесса.
Критерием разграничения лексической и грамматической сферы является критерий, относящийся к характеристике выражаемых соответствующими единицами значений. Так, лексическим значениям приписывают вещественный, конкретный характер, а грамматическим значениям — формальный, абстрактный характер. Во многих случаях, однако, трудно интерпретировать различие между этими двумя типами значений в терминах «конкретности/абстрактности». Так, сомнительной является большая абстрактность обозначения количества по сравнению с обозначением качества или величины. Однако различие между значениями форм «дом» и «дома» считается грамматическим, а различие между значениями слов «хороший» — «плохой» или «домик» — «домище» признаётся лексическим. Многие лингвисты предпочитают поэтому говорить о различии между лексическим (или номинативным) и синтаксическим (или реляционным) значениями и о независимом от этого различия противопоставлении грамматического значения неграмматическому. Различие между номинативными синтаксическим значением сводится к тому, что первое непосредственно отражает («называет») внеязыковую действительность (предметы, события, признаки, отношения и т.д.), тогда как второе отражает лишь способность данной словоформы вступать при построении фразы в определённые типы синтаксические связи с определёнными классами словоформ. С этой точки зрения словоформы «столы», «стол», «столик» обладают различным номинативным значением, а словоформы «столу» и «столом» (или «бегущий» и «бежит») — различным синтаксическим значением.
Что касается противопоставления грамматических значений неграмматическим, то оно основано на свойстве обязательности, присущем первым и отсутствующем у вторых. Так, грамматическими являются общекатегориальные значения «частей речи» в тех языках, в которых говорящий обязан репрезентировать соответствующее внеязыковое содержание либо как «предмет», либо как «признак», либо как «действие» и т.п., т.е. принуждён сделать тот или другой выбор из ограниченного числа возможностей грамматического представления определённого содержания — даже тогда, когда различие между тем или иным способом репрезентации является для него несущественным. Так, одна и та же ситуация может быть выражена в рус. языке при помощи предложений «на улице мороз», «на улице морозно», «на улице морозит» — но название явления «морозности» должно быть непременно представлено либо как «предмет», либо как «признак», либо как «действие» — ввиду невозможности обозначения данного явления без соответствующей спецификации. Выбор того или иного грамматического представления, в свою очередь, имплицирует наличие некоторых обязательных (т.е. грамматических) значений. Например, значение числа у существительных является грамматическим в русском языке (поскольку любое русское существительное является либо формой единственного числа, либо формой множественного числа) и неграмматическим в китайском и японском — т.к. в этих языках имя может служить названием и одного и нескольких предметов, если соответствующее уточнение не входит в намерения говорящего. В соответствии с противопоставлением номинативных значений синтаксическим предлагалось деление исследования плана содержания на теорию номинации (или лексику, или ономатологию) и синтаксис. Поскольку грамматическими могут быть как номинативные значения (например, число у существительных в русском языке), таки синтаксические (например, род — число — падеж у прилагательных в русском языке), Г. должна занять промежуточное положение между лексикой и синтаксисом: она изучает и лексические, и синтаксические значения, но только те из них, выражение которых обязательно в данном языке. К морфологии при таком делении целесообразно отнести исследование способов выражения тех или иных значений. Представляется удачным сравнительно недавнее (но в общем соответствующее лингвистической традиции) предложение называть морфологическими такие способы выражения любых языковых значений, которые осуществляются в пределах слова (аффиксация, чередование, редупликация, инкорпорация и т. д.), и неморфологическими — способы выражения значений вне пределов слова (например, при помощи служебных слов , порядка слов и т.д.). Давние споры о том, следует ли относить к Г. всю морфологию или только часть её (исключая, например, словообразование ), решаются, т. о., в зависимости от того, выражению какого значения — грамматического или неграмматического — служит данный морфологический способ. Свойство обязательности выражения грамматического значения представляется наиболее универсальным (не зависящим от типа языка) критерием определения области, относящейся к Г. в собственном смысле. Можно заметить, что принадлежность грамматических единиц к ограниченному инвентарю, а также общий и регулярный характер грамматических «правил», позволяющий сводить всё многообразие языковых высказываний к ограниченным совокупностям систем и структур, в сущности, являются следствием указанного свойства.
Современные методы Г. берут своё начало в древнеиндийской филологической науке. Наиболее известным представителем её является Панини (4—3 вв. до н. э.). Система понятий и категорий современной «школьной» Г., вплоть до терминологии (название частей речи, падежей и т. д.), восходит к грамматическому учению древних греков (Аристотель, стоики, александрийская школа). Из римских грамматиков виднейшим является Варрон (116—27 до н. э.). Греко-римская грамматическая теория через позднелатинской грамматики была усвоена европейскими филологами Возрождения и эпохи Просвещения (первая Г. русского языка — М. В. Ломоносова, 1755; первые церковно-славянские грамматики — 1591, 1596); при этом в Г. новых языков были перенесены и понятия и категории лат. Г. В 17—18 вв. значительно возрастает интерес к логико-философским основам теории Г. (проблема «универсальной» или «всеобщей» Г.). Развитие типологических исследований и создание первых морфологических классификаций языков мира (начало 19 в.) дали толчок к созданию дифференцированных понятийных систем для описания языков разного строя; однако систематическая работа в этом направлении была начата лишь Х. Штейнмалем и продолжена младограмматиками. В описательные Г. конкретных языков идея «эмансипации» Г. новых языков от латинско-греческой грамматической системы проникла по существу только в начале 20 в. В частности, в Г. русской была использована грамматическая система, разработанная Ф. Ф. Фортунатовым .
Основные линии развития Г. в 20 в. касались не столько методики описания конкретных языков (хотя и этой стороне уделялось достаточное внимание, например, в рамках дескриптивной лингвистики), сколько проблеме теории Г. О некоторых направлениях в трактовке Г. см. Языкознание .
Лит.: Смирницкий А. И., Лексическое и грамматическое в слове, в сборнике: Вопросы грамматического строя, М., 1955: Кузнецов П. С., О принципах изучения грамматики, М., 1961; Мельчук И. А., О некоторых типах языковых значений, в кн.: О точных методах исследования языка, М., 1961; Матезиус В., О системном грамматическом анализе, в сборнике: Пражский лингвистический кружок, М., 1967; Зализняк А. А., Исходные положения, в его кн.: Русское именное словоизменение, Исследования по общей теории грамматики, М., 1968; Jakobson R., Boas’view of grammatical meaning, «American Anthropologist», 1959, v. 61, №5. р. 2 (Memoir № 89).
