– Куда ты направляешься? – поинтересовался Мэй.

– Я должен вернуться в резервуар Сент-Панкрас, а ты идешь со мной. Не волнуйся, на сей раз мы не вымокнем, зато сделаем хоть одно полезное дело.

Они воспользовались картой реки, чтобы найти вход, сырой дренажный колодец за складом банных принадлежностей на задворках Кингз-Кросса. Но пройти туда оказалось невозможно, потому что железный люк, закрывающий вход в шахту, был запечатан свежим слоем гудрона. За территорией присматривали ночные строительные рабочие, а потому детективы подъехали к другому известному им колодцу, находящемуся в Йорк-уэй.

Этот путь оказался куда проще: здесь была бетонная лестница, ведущая прямо в резервуар. К сожалению, выход был в центре охраняемого строительного объекта, куда детективы могли попасть, только предъявив санкцию на обыск.

– Строительная компания должна об этом знать, – сказал Брайант, когда они спустились в колодец по лестнице, целой и невредимой. – Это же прямо на их участке.

– Возможно, они еще не получили доступ. Ты же знаешь, как долго страховые документы такого рода проходят подтверждение.

Перед ними раскинулась огромная пещера резервуара. Когда Джон Мэй прошел по облицованному плиткой залу, стены которого сочились водой, по отдаленному тревожному гулу можно было понять, что жители услышали о прибытии чужака.

– Ты знаешь, у нас могут быть серьезные проблемы.

– Когда ты стар, ты можешь себе позволить рисковать, – шепнул Брайант. – Мне кажется извращением, что человек начинает больше беспокоиться о безопасности, когда ему почти нечего терять.

Детективы остановились перед лежащими людьми. Юноша из Восточной Европы в рубашке с капюшоном и джинсах сидел на корточках, охраняя остальных.

– Здесь кто-нибудь говорит по-английски? – спросил Мэй.

– Дэвид Бекхэм, – улыбнулся юноша. – Пош Спайс. Lovely Jubbly.[59]

– Во всем виноват туризм, – вздохнул Артур. – Эти три фразы используют египетские мальчишки, жаждущие, чтобы их наняли в качестве гидов по пирамидам. Не думаю, что его английский чем-то лучше.

Парень огорчился:

– Я Амир. Я смотреть телевизор, говорить английский хороший, больше слов, чем многие английские люди. Я видеть английское телевидение. Absolutely Fabulous.[60]

– А это значит, что ты не знаешь, как пройти паспортный контроль, зато знаешь, кто такая Джоанна Ламли,[61] – проворчал Артур. – Куда катится этот мир?

– Что он сказать? – спросил юнец у Мэя.

– Он не очень-то вежлив, не обращай на него внимания. Сколько вас тут? – Мэй указал на остальных.

– Может, четырнадцать сейчас.

– И дети есть?

– Нет, дети уходить вместе с матерями. Только мужчины остаться. Самому молодому мужчине десять лет.

– Артур, мне надо с тобой переговорить. – Мэй оттащил его в сторонку. – Мы должны сообщить иммиграционной службе. Они позаботятся о мальчике. Сомневаюсь, что у них есть какие-то бумаги или паспорта. Это экономические мигранты, а не политические беженцы. Кроме всего прочего, они могут быть переносчиками болезней.

– Прошу тебя, Джон, не повторяй всякую чушь за истеричными таблоидами. Взгляни на них. Если мы их выдадим, их отправят назад или бросят в лагеря для беженцев. Получится, что мы их предали. Ты хоть представляешь, через что им пришлось пройти, как они рисковали ради того, чтобы попасть сюда, где им приходится жить в канализации?

– Как вы сюда попали? – спросил Мэй мужчин, которые сидели на своих самодельных постелях и смотрели на детективов в униженном молчании.

– Одни на грузовиках, другие на частных судах, – объяснил Амир. – Полиция наблюдать за Дувром, но в Фолкстоуне есть рыбаки. Мы прийти сюда, чтобы встретить другого человека, который нам помочь, но его нет.

– Они сносят все арки и туннели вокруг Кингз-Кросса, строя вокзал «Евростар», и случайно открыли вход в резервуар Сент-Панкрас сверху, – объяснил Артур. – Судя по всему, кто-то предупредил полицию, и теперь на улицах расставлен патруль, а потому эти люди не могут использовать путь, по которому пришли.

– А как насчет канализационного люка возле Балаклава-стрит?

– Подъем слишком крутой, чтобы можно было добраться туда из резервуара, к тому же туннель снова затоплен. На самом деле можно использовать местную дренажную систему между тремя улицами в Кентиш-Тауне или выбраться из резервуара через Йорк-уэй. Но нет никакой возможности провести дюжину людей на огражденную стройку, охраняемую полицейским. Скоро компания начнет разрушать туннели и прокладывать бетонные шахты. Они бы уже давно это сделали, но, вероятно, дождь заставил их повременить. Этим людям нужна наша помощь.

– Мы можем все из-за этого потерять, – предупредил Мэй.

– Зато вытащим их отсюда.

– Не думаю, что это будет сложно. Нам просто нужно на пару минут отвлечь охранника. Дело не в этом, Артур, а в том, есть ли у нас моральное право так поступать. Мы работаем на государство. Представь на минутку, что мы их отпустим и они первым делом кого-нибудь ограбят? Как бы ты их оправдал?

– Я бы не стал их оправдывать, – признал Брайант. – Но если ты слишком долго болтаешься в Сент-Панкрасе, тебя так и так ограбят, кроме того, они не такие дураки, чтобы торчать на виду у полиции. Им придется разделиться и разъехаться по разным частям страны.

Мэй нервно покосился на застывшую в ожидании группу:

– Ты уверен, что другого способа нет?

– Конечно есть, но он обернется еще большими человеческими страданиями. Если тебя волнует проблема морального долга, подумай о том, что нравственный императив, приказывающий нам защищать жизнь, должен преобладать над любыми правилами, установленными сменяющими друг друга политиками. Каждому нужно место, которое он мог бы назвать домом. Этот закон должен быть столь же основополагающим, сколь и закон о свободе слова.

– Артур, нельзя действовать против закона.

– Можно, если закон – дерьмо. Время покажет нашу правоту. Qui vivra verra.[62]

– Ты что, на полном серьезе в это веришь? – удивился Джон.

– Я должен в это верить.

Мэй вздохнул:

– Что ж, если так, то идем.

Они призвали на помощь пару индийских парней из банды с Драммонд-стрит – те иногда выступали в качестве информаторов для отдела. Реализовать отвлекающий маневр не составляло особого труда, но детективам надо было знать наверняка, что охранник стройки купится на их уловку и поможет им остановить «бандитскую разборку». Амир уверял, что они смогут вывести всех на поверхность за пять минут, но им потребуется дополнительное время, чтобы исчезнуть с перекопанных закоулков Кингз-Кросса.

Джон наблюдал, как беженцы собирают завернутые в полиэтилен свертки со всеми своими пожитками – фотографиями, предметами культа, какой-то одеждой – и выстраиваются возле поломанной железной лестницы в дальнем конце резервуара. В их положении им приходилось быть доверчивыми, но в глубине души они вполне могли допускать, что Брайант и Мэй – очередные нечистоплотные посредники, выводящие их наверх для массовой казни. Амир каждому из них что-то объяснил насчет детективов. После этого некоторые подходили к Артуру и Джону и хватали их за руки, бормоча слова благодарности. Мэй неодобрительно покосился на напарника.

Один старик был обмотан длиннющим клетчатым шарфом. Он выглядел как арабский двойник Брайанта. Приблизившись к детективам шаркающей походкой, он протянул им пакет из «Сейнзберис».

– Он говорит, вы хорошие люди, – перевел Амир. – Хочет дарить вам подарок.

Старик улыбнулся, обнажив беззубые розовые десны. Мальчик, сидевший рядом с ним, мог быть его сыном или внуком; лишенный здорового питания, он уже потерял иммунитет юности. Брайанту только и оставалось, что принять пакет и склонить голову в знак благодарности. Он наблюдал, как они гуськом шли к лестнице, терпеливо ожидая своей очереди на подъем, и понял, почему такие люди покорно принимают свою судьбу: они слишком слабы, чтобы сделать что-то другое.