Брайант задумался, не ошибся ли, предполагая, что Джексона Убеду интересуют именно мифологические ассоциации. У него мелькнула еще одна идея.

– А какие-то из утраченных рек были связаны с римлянами?

– Я бы назвала Уолбрук – это самая первая из утраченных рек. Она протекала через старый центр Лондона, от Олд-стрит и Мурфилдз до Кэннон-стрит. Известно, что римляне плавали по ней к храму бога Митры, а потому считали ее священной. Проблема в том, что никто по-настоящему не знает, где находился Уолбрук, потому что весь район был влажный и заболоченный, и речные берега плохо обозначены.

– Что за люди посещают ваш веб-сайт? – спросил Брайант, не осмеливаясь нажать ни одну из кнопок.

– Главным образом студенты, а вообще все, кто интересуется историей Лондона. Иногда психи, мечтающие отыскать клад.

Артур насторожился:

– И что такие люди хотели бы найти?

– О, обычные вещи – римские монеты, цепи, гончарные изделия. Честно говоря, порой и у любителей случаются любопытные находки – главным образом у рабочих, строящих новые офисные здания. Несколько месяцев назад как раз была такая история.

– А можно поподробнее?

Рейчел впечатала нужное слово в поле поиска и нажала на кнопку «ввод». На экране развернулась нещадно яркая картинка новостного сайта.

– Вот, пожалуйста. Римская цепь найдена на стройке возле Монумента,[44] причем многие из ее звеньев целые, – весьма необычная находка.

– Почему?

– Мало кто из строительных подрядчиков может копать глубоко под землей, ведь там целый лабиринт туннелей, труб и кабелей. Многие новые здания ставятся на стальные сваи, чтобы не прокладывать глубинный фундамент, что обычно чревато проблемами. И вообще, рабочим повезло, что они наткнулись на артефакты, а не на древнюю архитектуру.

– А это почему?

– Если вы строитель и обнаружили развалины древних зданий, это еще одна головная боль: поскольку строительство ведется по строгому графику, подрядчик потребует от вас в кратчайшие сроки уничтожить находку, пока ее опять не засыпало.

– Это варварство.

– Но надо же когда-то остановиться? В этом городе чем глубже копаешь, тем больше находишь. – Рейчел дала Артуру прочитать статью. – Викторианцы любили нагружать утраченные реки ассоциациями с римской мифологией. Некий граф основал общество, чтобы совершить экспедицию по останкам Флита в поисках «сосуда печалей».

– Что это такое?

– Сосуд в Древнем Египте, очевидно созданный, чтобы заключать в себе все горести, страдания и несчастья человечества. Идея такого сосуда присутствует почти в каждой религии, в каждом языческом культе, но особенно важна для римской мифологии. Если помните, реки преисподней имели свойство разъедать любую вещь, к ним попадавшую, а такой сосуд был единственным предметом, способным уцелеть в смертоносных водах. Нечто вроде ящика Пандоры, который защищал Лондон, пока находился под землей.

– Как по-вашему, это могло быть нечто материальное? Возможно, гончарное изделие или что-то в этом роде?

– Совершенно верно, мистер Брайант. Я думаю, это могла быть глиняная посудина с каким-то символическим наполнением, запечатанная и с выгравированной надписью.

– И что с такой штуковиной делали?

– Да то же, что и всегда. – Китаянка улыбнулась. – Человеческое жертвоприношение – возможно, ребенок, невинный; пускание даров по воде, включая главное приношение; затем долгая нудная церемония, после чего все шли домой и напивались.

– Любопытно. Скажите, а вам не попадался некто по имени Джексон Убеда?

Брайант показал ей фотографию, полученную от Мэя.

– Как странно! Этот человек к нам приходил. Сказал, что родственник графа, основавшего общество. Мы дали ему возможность поискать предполагаемые пути с помощью виртуальной модели. Кажется, он все еще у нас зарегистрирован. – Она застучала по клавишам, ища Убеду в базе данных сайта. – Так и есть, он у нас записан.

– Есть ли какие-то группы людей, которые зарабатывают деньги, спускаясь к подводным рекам?

– Разве что канализационные рабочие управления Темзы, но их задача – выявлять протечки и заторы, а не искать исторические артефакты. Реки и сточные трубы теперь взаимосвязаны, так что спускаться туда небезопасно из-за угрозы внезапного наводнения. Кроме того, существует несколько запертых решеток безопасности, отделяющих один отрезок от другого, а многие канавы заканчиваются тупиками.

– Предположим, я бы хотел забраться в один из этих туннелей и обследовать его самостоятельно. Что бы вы мне посоветовали?

– Найти эксперта, заплатить ему кучу денег и надеяться, что вас не заметут, – ответила Рейчел.

«Забавно, – подумал Брайант. – Именно так и наняли Гарета Гринвуда».

Приют для рабочих на Холмс-роуд некогда был маленьким викторианским почтовым отделением – вычурный городской коттедж из рыжего кирпича с витым кремовым декором, созданный в человеческом масштабе, подходившем всем. Теперь пара типовых муниципальных дверей была установлена на главном входе, а окна первого этажа зарешечены. Внутри же слепящие флюоресцентные лампы и отсутствие занавесок придавали дому вид невыносимо тоскливый. Даря такому зданию новую жизнь, муниципалитет чаще всего ограничивался распоряжением покрыть обветшалые стены очередным слоем краски.

Артур Брайант был допущен в небольшой закуток для ожидания и скучал там, пока служащая за стеной из поцарапанного плексигласа проверяла учетную книгу.

– Если вы пришли насчет того, чтобы остановиться у нас больше чем на ночь, вы должны предъявить направление от вашего врача, – выпалила служащая.

– Я не бездомный, а детектив-инспектор, – с упреком ответил Брайант.

Служащая недоверчиво рассматривала его изношенный плащ. Со вздохом досады Артур достал удостоверение и шлепнул им по стеклу.

– Я ищу человека по имени Тейт.

– Вам повезло, – громко объявила она казенным голосом, вероятно подходившим для общения с забулдыгами, но гарантированно раздражавшим всех остальных.

Сотрудница представляла собой тип личности, рожденный для муниципальной службы особого рода: правильная, холодная, законопослушная и закаленная в боях, но на каком-то базовом уровне достаточно порядочная, чтобы проявлять заботу о своих подопечных. Она захлопнула книгу и проверила панель с ключами.

– Тейт снова у нас, хотя обычно предпочитает спать на улице. Он там в любую погоду. Говорит, в помещении у него клаустрофобия.

Брайант сразу понял почему, как только рассмотрел здешние бытовые условия. Тонкие перегородки делили старые сортировочные помещения на четыре, а потом и на восемь частей. Некоторые стенки разграничивали окна и части сине-белого коридора. В каждой каморке находилось место только для односпальной кровати и крошечного фанерного стола. В общей столовой пахло переваренной похлебкой и перепрелой подливкой. На стенах были предупреждения насчет иголок, пожара, депрессии и пропавших людей, а одно, как ни странно, о бальных танцах.

– Сколько времени он у вас? – спросил Брайант.

– Меня перевели сюда из жилищного комитета всего шесть недель назад, – объяснила служащая. – Из всех документов у него только история болезни – проблемы с легкими, как у всех алкоголиков. Пару раз он уже перенес пневмонию, так что следующий раз будет последним. Мы приняли его без документов – впрочем, это обычная практика, – но, видимо, он из местных жителей. Все называют его Тейт, хотя это не его настоящее имя. Он собирает банки от патоки. Слишком безнадежен, чтобы помнить, какое имя ему дали при крещении.

– Сколько Тейту лет?

– Вероятно, под шестьдесят. Трудно определить после того, как человек столько времени провел на улице.

– Могу я его видеть?

– Вы ничего от него не добьетесь. Он не любит разговаривать.

Женщина впустила Брайанта и провела его по коридору второго этажа до конца. Она коротко постучала в дверь и вставила ключ в замок, не дожидаясь ответа.