Лонгбрайт сразу поняла, что Убеду не стоит искать возле сцены. Она обратилась к официантке по поводу столика, и та сопроводила ее в отдельный бар на втором этаже. Он сидел в одиночестве и пил нечто с большим количеством листьев. Нужен был предлог, чтобы подойти к нему, не вызывая подозрений, но, устав ломать голову и так ничего оригинального и не придумав, Дженис решила действовать проверенным методом:

– Можно у вас прикурить?

Убеда вынул узкую серебряную зажигалку «Картье» и зажег ее, но тут же удивленно взглянул на Лонгбрайт:

– У вас же нет сигареты.

– А я не курю.

Похоже, он был не очень рад, что она прервала его размышления.

– Тогда что вам нужно?

– Я уже вас видела.

– Неудивительно – я обычно здесь бываю. – Теперь Убеда ее оценил. Она надеялась, что в мягком освещении смотрится неплохо. – А я вас раньше не видел.

– Но я-то вас точно заметила. У нас есть нечто общее – нечто особенное. Позвольте, я куплю вам выпить. – Дженис окликнула барменшу и указала на бокал Убеды. – Повторите, пожалуйста; и мне то же самое. Ого, да тут, кажется, целые заросли.

– Два «золотых мохито».

«Здесь работают только женщины, – отметила про себя Лонгбрайт. – Вероятно, и триста лет назад тут было подобное заведение».

– Кстати, а что это за коктейль?

– Ром, мята, меласса, но вместо содовой вам лучше добавить шампанского.

«Любопытный акцент, – подумала она. – Похож на александрийский. Мертвые глаза. Такой не дрогнет, глядя на чужие страдания».

– Я точно вас знаю, – настойчиво повторила она. – На днях вы были в Британском музее, в египетских залах.

Еще одна подсказка жены Гринвуда. Дженис надеялась, что это сработает.

– Интересно, почему среди стольких посетителей вы выделили меня?

Улыбнувшись, Убеда сверкнул золотыми зубами, словно какой-то пират из Монте-Карло.

– Вас нетрудно выделить. К тому же все остальные мирно пасущиеся туристы. Я за милю вижу того, кто действительно интересуется артефактами.

– Да, я интересуюсь – время от времени, – признал он. – А что вы там делали?

Принесли напитки. Лонгбрайт сделала глоток, затем еще один. Будучи женщиной крупной, она могла перепить многих мужчин, но сейчас помнила об осторожности: все-таки ее собеседник вооружен.

– У меня есть друг, Гарет Гринвуд, он работает в музее, – как бы между делом бросила она. – Мы с ним обедали в ресторане Британского музея, там я вас и увидела.

Теперь он смотрел на нее с осторожностью, обдумывая каждое слово.

– Значит, у нас и вправду есть что-то общее. Он и мой знакомый. Впрочем, вам это наверняка известно.

– Вообще-то нет.

Убеда придвинулся ближе, а потом еще ближе, уже не соблюдая культурное расстояние между ними.

– Что конкретно интересует вас в моих делах, хотел бы я знать… гм… очень бы хотел…

Дженис прочитала в его глазах явное обвинение. Он знал, что кто-то побывал в его конторе, и уже связал ее с этим вторжением.

– Мистер Убеда, буду с вами откровенна. Я знаю, кто вы, потому что вы – фигура известная в кругах торговцев древностями. О вашем интересе к изваяниям Анубиса знают все.

Он пригубил коктейль и улыбнулся:

– Я знаком со всеми дилерами Лондона, Парижа, Нью-Йорка и Каира. Вас я не знаю.

– А вы и не должны. Моя работа – находить потенциальных клиентов, прежде чем они найдут меня.

Нетерпение Убеды грозило перерасти в гнев.

– Вы утверждаете, что у вас есть что-то на продажу. Видно, вы держите меня за простака, которому можно втюхать паршивый обломок камня с иероглифами, контрабандой вывезенный из Долины Царей. В наши дни на черном рынке крутится больше надгробий, чем осталось среди этих известняковых холмов. Мои друзья поддерживают связь с каждой экспедицией, а вы пытаетесь меня убедить, что у вас есть то, чего никто не видел.

Убеда сделал паузу, чтобы закурить. Дженис молча и внимательно наблюдала за ним, зная, что он возобновит свой монолог, – он ведь коллекционер, а представителям этой братии необходимо делиться своей страстью с другими.

– Некрополь Нового царства постоянно разграбляли в течение последних трех с половиной тысяч лет, – продолжил он, – с момента погребения Тутмоса Первого до прибытия Говарда Картера, – шестьдесят две гробницы, и ничего не осталось. Картер был таким же лгуном и жуликом, как все остальные. И что мы теперь имеем? Мернептах, Аменхотеп, Сиптах, Сетнахт, несколько залов с мелкими барельефами, чтобы развлекать праздношатающихся туристов. Древности хорошо продаются, потому что каждый хочет прикоснуться к прошлому, но прошлое теряет всякий смысл, если его растаскивают, стараясь побыстрее продать. Оно лишается цели и жизни. Смысл сохраняется только тогда, когда мифическая сила остается нетронутой. Так что в Фивах нет уже ничего интересного.

– А как насчет пятого участка? – тихо спросила Дженис.

От Брайанта она знала о последних событиях в мире египтологии. В 1994 году американский археолог по имени Кент Уикс обнаружил самую крупную на сегодняшний день гробницу – место захоронения пятидесяти двух сыновей Рамзеса II. Раскопки продолжались по сей день.

– Прошло уже больше десяти лет. Никаких сокровищ там не найдено.

– Но ведь тысячи артефактов, имеющих большую ценность, были извлечены из-под обломков.

Черные глаза сохраняли застывшее выражение.

– Знаете… мне кажется, вы переигрываете.

Лонгбрайт собиралась немного отодвинуть свой стул, но Убеда ее опередил. Молниеносно обвив ее шею рукой, он поддел указательным пальцем золотую цепочку. Дженис почувствовала, как цепочка натянулась. Со стороны могло показаться, что он ее обнимает.

– Забудьте о Фивах, лучше расскажите мне об этом.

Повесить медальон от сандалового браслета на цепочку придумал Артур – он надеялся, что Убеда клюнет на приманку.

– Эта вещь имеет особый смысл для тех из нас, кто готов продолжать поиски, – промолвила Дженис, подумав, что за такую игру заслуживает «Оскара».

Он ослабил хватку и выпустил медальон.

– Семена обновления являются из древних вод. Как быстро мы забываем собственные мифы о мироздании! Взгляните туда. – Он указал на извивающихся в голубоватом сиянии блудниц. – Искусственные удовольствия цивилизации, пришедшей в упадок.

– Так зачем вы сюда приходите?

– Я владелец этого заведения.

«Мне должны были это сказать», – подумала она, внутренне вздрогнув. Неудивительно, что он увяз в долгах. Сколько тысяч квадратных футов приходится ему содержать?

– Значит, вы хотите продать мне Анубиса. Вы интересуетесь этой темой или только ищете выгоду?

– Меня притягивает миф.

– Интересно, чем именно?

– Ритуалами – в особенности такими, как отверзание уст, озеро приношений, взвешивание сердца.

Дженис порадовалась, что запомнила суть священных церемоний, сопровождавших переход умерших к загробной жизни. Отверзание уст возвращало покойнику душу. Анубис взвешивал его сердце на одной чаше весов, положив на другую перо Истины. Если сердце оказывалось тяжелее или легче пера, значит, покойный был грешником, и его сердце отдавали на съедение чудовищу Амт.

– Ну, эти обряды всегда пользовались популярностью у определенной группы покупателей, – презрительно сказал Убеда. – Есть бесчисленное множество других ритуалов, куда менее известных.

– Несомненно. Полагаю, многие из них совершаются до сих пор, и, конечно же, для них нужны подлинные предметы культа.

Это было как поиск нефтяных месторождений, когда исследуют каждый участок, ожидая, что источник вот-вот забьет. Дженис заметила, что в глазах Убеды мелькнул слабый интерес.

– Люди ищут не в тех местах, – уверенно продолжала она. – Вы сами сказали, что главные сокровища Фив рассеяны по свету. Значит, их можно найти где угодно – даже здесь.

Теперь он смотрел на нее не отрываясь. У коллекционеров есть чудесное свойство – к их сердцу всегда можно найти путь.

– Само собой, их должны были хорошенько спрятать. Возможно, где-то под землей. Или под водой.