– Ладно, ладно. Дам я тебе деньги. И пойду с тобой.

Он не желал, чтобы я кому-то звонил. Или хотел меня задобрить. Видимо, мне никогда не узнать подлинные мотивы его действий. По мере того, как мы приближались к цели, он все чаще терял самообладание, и теперь я решил подразнить его.

– Не стоит беспокоиться, я позвоню в контору. Я уже вышел из школьного возраста и способен сам позаботиться о себе.

Минь Хо заколебался, пытаясь справиться с собой. Уверен, что ему с трудом удалось не вспылить. Он полез в карман и вытащил три тысячи песет, что весьма позабавило меня.

– Округлите уж до пяти.

Минь Хо вытянул еще несколько купюр.

– Вот десять тысяч. Покупай хоть весь город, если хочешь.

Сунув деньги в карман, я поднялся.

– Так вы идете со мной?

– Нет. Сам найдешь, что тебе нужно. Увидимся позже. Я иду на почту.

– Ждете письма?

– Нет, Блумфилд, не письма.

– Чего же тогда?

– Не твое дело, – ответил он, и через минуту его уже не было. Я не знал, куда отправился вьетнамец, и мне было наплевать. Мой мозг работал четко, как никогда. Первым делом пойду в бюро путешествий. Поблизости было представительство «Америкэн экспресс». Деньги из Гонконга поступили, и я намеревался потратить часть из них.

Я купил два билета первого класса до Лондона. Как только все закончится, тут же поеду в аэропорт. Надеюсь, свободное место найдется. Первый класс редко бывает полностью занят, и я сяду в самолет без проблем. Пусть это будет «Иберия» или «БЕА» – авиакомпания не имеет значения. Из Лондона я мог бы возвратиться в Гонконг и прихватил бы с собой Бернадетт. Если за ней так одержимо гнался Минь Хо, значит, она была моим другом. Я бы предложил ей возвратиться в Сайгон или отправил ее в Париж – куда она пожелает. Самолеты из Хитроу летят каждый день и в любом направлении. Заодно я купил небольшой фотоаппарат.

Затем я бегом возвратился в отель и попросил у администратора запасной ключ от двери, отделявшей комнату Минь Хо от моей. Нужно было сделать так, чтобы в нужный момент она была отперта. Взлетев по ступеням наверх, я чуть не запел от радости, что все складывается так удачно. Я вошел в номер и провертел дырку в стене между нашими комнатами, а затем заслонил отверстие спинкой стула. Авиабилеты я положил под кредитную карточку рядом с пистолетом. Прикосновение к увесистому оружию подействовало успокаивающе. Мне не терпелось пустить его в ход, но оставалось еще много дел: во-первых, найти их, во-вторых, выманить Минь Хо куда-нибудь за пределы города и прикончить его, в-третьих, смыться. Эти три действия четко врезались в мое сознание.

Минь Хо больше не доставлял беспокойства. Пока я ему нужен, он будет тише воды. Я вновь вышел на улицу. У меня всегда было чутье на слежку. Сейчас я был уверен, что «хвоста» нет, но на всякий случай я отправился в центр старого города, зашел в магазин и купил необходимую одежду.

Затем я завернул на почту. Минь Хо там и не пахло. Должно быть, уже ушел в гостиницу. Администратор не скажет ему ни слова – в отеле к вьетнамцу относились неприязненно. Я заказал телефонный разговор со Швейцарией и вскоре уже говорил с банковским служащим, который ведал счетом Клэя. Придав своему голосу нарочито английский акцент, я заявил, что работаю на британскую «Сикрет сервис». Назвавшись «командиром Блумфилдом», сказал, что разыскиваю полковника Клэйтона Уэйна-Тернера. Люди обожают драмы. Я чувствовал, как с каждым моим словом растет возбуждение банковского служащего. Я заявил, что, насколько нам известно, полковник должен был с ним видеться. Нам также было известно, что они общались по телефону, когда полковник был в Генуе. Казалось, мой слушатель верит каждому моему слову. Я попросил передать полковнику, чтобы тот позвонил мне в такую-то гостиницу и, назвав свой телефон и номер комнаты, добавил, что полковник ни при каких обстоятельствах не должен приезжать лично. Прежде чем предпринять что-то, ему следует поговорить со мной, подчеркнул я, сказав также, что не всегда бываю один. Это крайне важное дело, заметил я, возможно даже, вопрос жизни и смерти.

Клэй избегал думать об этом, да и не с кем было поделиться мыслями. Возможно, он боялся признаться самому себе, но что-то в Бернадетт начинало тревожить его. Клэй пытался отбросить эти мысли – все могло оказаться просто побочным эффектом беззаботной жизни. Он часами слонялся по террасе кафе, болтал с незнакомыми людьми и пил больше обычного. Она всегда была рядом, и с ее лица не сходило выражение усталости. Бернадетт сторонилась людей и ни с кем не разговаривала. Под внешним спокойствием, с которым она воспринимала его контакты с кем попало, Клэй замечал неудовольствие. Когда они оставались наедине, она не скупилась на упреки, без конца что-то говорила, но он обычно бывал слишком пьян, чтобы обращать на это внимание. Она говорила, что Кала д'Ор – крохотное и скучное местечко, что вокруг – случайные и неискренние люди. Ему казалось, что она становится нетерпимой ко всему и вся. Очевидно, ей все осточертело, да и сколько можно притворяться туристами?

По всей видимости, ему следовало уделять ей больше внимания, однако ей не нравилось, когда он начинал хлопотать вокруг нее на людях. Бернадетт по-прежнему ничего не говорила о себе, и Клэй терялся в догадках о том, что у нее на уме. Ее прошлое, как и раньше, было для него тайной за семью печатями. Пусть прошлое и не имело для нее большого значения, но он нес ответственность за ее настоящее. Не уговори ее Клэй бежать вместе с ним, она так и осталась бы во Вьетнаме, и никто из ее товарищей теперь не гнался бы за ней. Клэй должен был защищать ее, потому что именно он притащил ее сюда.

Правда, он спас ей жизнь в той вьетнамской деревушке. Капитан говорил, что его люди собирались убить ее. И она гораздо больше боялась собственных друзей. Судя по ее поведению, ей не стоило особо рассчитывать на их снисхождение. Вероятно, их объединяла только опасность. Когда ее охватывал гнев, она становилась другой, независимой. В такие моменты Клэю казалось, что он ей больше не нужен. Пока что он не понимал, хорошо это или плохо, а потому старался не думать об этом.

Однажды днем на террасе кто-то предложил им посетить бой быков.

– Отличная идея, – согласился Клэй. – С утра отправимся в Пальму, поглядим на лодки, пошатаемся по магазинам и пообедаем. Хоть какое-то разнообразие.

– Я хотела бы сделать прическу, – сказала она.

– В воскресенье салоны закрыты.

– Не все же. Я могла бы найти парикмахерскую в каком-нибудь из отелей. А в чем обычно ходят на корриду?

– Ну-у, в джинсах…

– А бывает, что кто-то вырядится?

– И такое случается.

Ее можно понять, сказал он себе. Во многих отношениях она до сих пор оставалась воспитанницей монастыря. В жизни ей довелось увидеть не так уж и много.

Клэю нравилась Пальма-де-Мальорка. Если бы он нашел дело по душе, то с радостью остался бы здесь. Для него сейчас не имело значения, где жить. В эти недели он не слишком задумывался и о поисках собственного «я». Может быть, однажды утром он проснется и вообще ни о чем не вспомнит. И все же наступило время что-то предпринимать. Например, пойти в американское консульство и сдаться. Бернадетт не умрет с голоду – о ней-то он позаботится. Она больше не обязана страдать от его ошибок. Скоро он на что-нибудь решится. По крайней мере, не позже, чем закончится лето. Можно отправиться в Париж, чтобы повидаться с Мардж. Уж она-то знала бы, как поступить наилучшим образом, поскольку хорошо разбирается в таких делах. Мардж весьма практична и к тому же привыкла к перепадам в его настроении за столько лет, прожитых вместе. Она была частью его прошлого. Наконец, Мардж по-прежнему оставалась его женой и матерью его дочери. Жена имела право знать, что он собирается сдаться властям. Этот шаг Клэя не мог не отразиться на ее жизни, и она имела право знать, что он затеял.

С чего вдруг он стал думать о Мардж? Может быть, мысли о ней навеяла поездка в Пальму, где они когда-то были счастливы вместе? Или все это – из-за его сомнений относительно Бернадетт? Они давно уже не занимались любовью. Бернадетт становилась просто близким другом, человеком, который всегда рядом и на которого можно положиться. Противился ли он исходящей от нее силе? Хотел ли, чтобы она навеки осталась беззащитной девочкой? Нет, ему нужна была женщина. А Мардж была именно женщиной. Она всегда разжигала его, и Клэй часто ловил себя на сексуальных грезах, в которых она неизменно присутствовала.