– Зачем это мне? – удивилась Бернадетт.

– Не могу же я тащить все один! Бери, и пойдем отсюда.

– А куда? – спросила она.

– Не знаю, но, по крайней мере, подальше отсюда. Когда опять поднимемся на тот холм, что-нибудь придумаем. – Его светящиеся часы показывали одиннадцать, деревушка, должно быть, еще долго не проснется. Они двинулись в гору.

Вдруг сухая трава позади них зашуршала под чьими-то быстрыми и легкими шагами. Это заставило девушку остановиться, и, обернувшись, она увидела силуэт увязавшейся за ними собаки. Бернадетт снова двинулась и через некоторое время вновь обернулась. Животное выглядело дружелюбно, и каждый раз, когда девушка останавливалась, собака делала попытку приблизиться к ней, но затем, словно передумав, оставалась в отдалении. Частое и спокойное дыхание пса успокаивало девушку: оно говорило о том, что людей поблизости не было.

На вершине холма Клэй остановился и взглянул на звезды.

– Ну и что дальше? – спросила она.

– Дай мне подумать, – улыбнувшись, ответил американец. – Ведь ружье – у тебя, не так ли? Ты можешь остановить меня в любой момент, как только захочешь.

Бернадетт устала и была голодна – случившееся сломило ее дух. Все, на что она сейчас была способна, это идти вслед за ним, кое-как удерживая равновесие, и слушать, что он говорит. Ее даже не заботила абсурдность ситуации. Странно, но Бернадетт чувствовала себя в безопасности – замешательство ее прошло, и, возможно, не без оснований: в этот момент ей больше всего было нужно, чтобы за ней присматривали, чтобы было, на кого положиться, чтобы кто-то сказал ей, что делать дальше.

Лицо Клэя было непроницаемым, на нем не осталось ни следа усталости или сомнений. Никогда Клэй не был уверен в себе больше, чем теперь. Он решил, что их путь к побережью должен лежать через юго-восток – там их никто не станет преследовать. Капитан Нью подумает, что, коли девушке удалось освободиться и увести с собой пленника, она отправится на север. Дорога предстояла долгая, но для них побережье таило в себе неограниченные возможности – как он слышал, война почти не затронула маленькие рыбацкие поселки.

Находясь возле океана, Клэй всегда чувствовал себя в своей тарелке. Кроме того, там можно было найти лодку, отправлявшуюся куда-нибудь. А если их засекут, он всегда сможет выдать себя за летчика сбитого бомбардировщика или придумать что-нибудь в этом роде. На побережье им встретятся только гражданские или старики, которые имеют мало общего с войной и ничего не понимают в военных делах. Они поверят чему угодно, потому что думают только о том, как выжить и о «черном рынке». Они никогда не назовут его дезертиром, они даже не знают, что это такое. А если и знают, то для них это слово означает совсем не то. Бежать от войны в этой части света было нормальным во все времена. Здесь это называется выжить, а не дезертировать.

«Дезертир, – проворчал он себе под нос, – дезертир». Это слово вызывало у Клэя ужас, но он никак не мог от него отделаться. Оно словно подтолкнуло его, и он пошел быстрее. Клэй не глядел в сторону Бернадетт, но знал, что она – рядом. Дезертир. Он – дезертир? Конечно же, нет. Он взял увольнительную у прежней жизни, чтобы как следует разобраться в своей душе и навести в ней порядок. Как бы то ни было, в списках Пентагона он значится убитым. Его дело закрыто, а покойники не бывают дезертирами. Обычно они – герои. Он свободен. Он не должен никому ничего доказывать, писать рапорты, ему не нужно даже объяснять, откуда взялась девушка. Когда они доберутся до побережья, он либо отправит ее обратно, либо придумает что-то еще. Они продолжали путь в молчании.

Прошло несколько часов. Ночь на востоке уже отступала. Темнота стала рассеиваться, и над вершинами холмов появилась розовая дымка. Когда взойдет солнце, они сойдут с дороги и найдут укрытие. В небе над ними утренний ветерок гнал остатки облаков к горизонту, день обещал быть ясным и жарким. Скоро Клэю придется поговорить с девушкой и кое-что объяснить ей. Например, почему он себя так повел. Да и от нее нужно получить кое-какую информацию: где они находятся, далеко ли до океана? А ведь он так мало знает о ней, подумалось Клэю.

Холмы медленно расступились, и перед путниками раскинулась долина с рисовыми полями. Впереди виднелись фигурки людей. Бернадетт заговорила первой:

– Нам бы не следовало идти днем.

Заслышав голос девушки, к ним сразу подбежала собака. Это был пес китайской породы, с мордой, похожей на медвежью. Пасть у него была открыта, и поэтому казалось, что животное улыбается. Не удержался от улыбки и Клэй – собака обнюхивала его, словно решая, можно ли ему доверять. Животное было больше размером и более мохнатым, чем показалось поначалу; его хвост, стоящий торчком, нерешительно покачивался. Собака была хорошо откормлена, но, несмотря на это, очень подвижна. Клэй попытался потрепать ее по массивной дружелюбной голове, но каждый раз пес проворно отпрыгивал в сторону.

Бернадетт была удивлена: взрослый мужчина пытается подружиться с животным.

– Ты любишь собак?

– Пошли. Повесь винтовку на плечо и иди возле меня, а не сзади.

– Почему? – спросила она, приблизившись к Клэю. Теперь они смотрели прямо друг на друга. Она довольно высокая для гука, подумал он. И далеко не безобразна. А вслух произнес:

– Было бы не очень умно выглядеть со стороны врагами.

– В деревне люди не ходят рядом, особенно – мужчина и женщина, даже если они женаты. Здесь не принято выставлять напоказ взаимную привязанность.

– Что ты имеешь в виду?

– Тут не существует равенства. Либо ты ведешь, либо ведут тебя. Путешествуя бок о бок, не изменишь здешних устоев.

– Не надо читать мне свои красные проповеди.

– Я просто хотела дать совет. Если мы пойдем рядом, люди поймут, что что-то не так.

– А может, мы – любовники?

– Не хами!

Голос Бернадетт вновь зазвучал твердо, к ней вернулась ее подозрительность. Разговаривая с ним, она просто возвращала долг за то, что он спас ее прошлой ночью. Она была нужна ему только как проводник, он всего лишь использовал ее как трофей. Однако винтовка – у нее, и она легко может убить его. Мир обойдется без такого, как он. Еще недавно, вспомнила девушка, он хотел умереть, а убить человека, который желает смерти, – это не грех. Да, он проявил некоторую человечность по отношению к собаке, зато она сама была в его глазах гораздо хуже этого пса. И все же он спас ей жизнь. Она не должна позволить своему настроению снова испортиться. Нужно взять себя в руки. И слушать.

– Ну ладно, – согласилась наконец Бернадетт, – пойдем как тебе угодно.

Она говорила, как настоящая француженка. Странно, подумал Клэй, такой акцент у такой девушки и – в таком месте! Может, она дурачит его? Ну, ничего, скоро он поставит ее на место, и все же… И все же ее глаза, казалось, заглядывали прямо ему в душу, от чего прежняя злость на нее таяла. Бернадетт откинула волосы, и стали видны ее высокие скулы. Нет, она и в самом деле красотка. Голос у нее был глубоким и мечтательным. Воображение Клэя не на шутку разыгралось. Он должен помнить, кто она такая – гук и комми. Наполовину француженка, а может, вовсе и нет. Она просто шла с ним какое-то время, вот и все.

– Ты, наверное, голодна, – обратился он к Бернадетт. – Но, по-моему, нам не стоит задерживаться, нужно пройти как можно больше.

Девушка кивнула, и беглецы продолжили путь.

Солнце уже встало, и от дневной жары на зелени рисовых побегов стала высыхать роса. Скоро с них потечет пот. Прежде чем останавливаться, они должны выбраться с этой плантации. Они молча шли бок о бок. Клэй хотел было что-нибудь сказать, но глаза девушки смотрели куда-то вдаль. Он вспомнил, о чем говорил ей в тот, первый день, как исповедовался перед ней. Тогда он почувствовал, что вместе со словами из него вышла вся его прошлая жизнь. Клэя больше не ранили воспоминания ни о пьянстве матери, ни о собственной растерянности от того, как отвергала его Мардж. Если бы только он смог поделиться с этой девушкой своими планами, рассказать, куда он собрался! Да хотя бы просто объяснить…