Говард продал свою компанию и все, чем владел, а затем переехал в отель «Ванкувер», чтобы обдумать следующий шаг, необходимый для выполнения его миссии. То, что ему предстояло сделать, было очевидным – он готовился к этому на протяжении многих лет: он уезжал во Вьетнам. Один, на лодке. Чего Господь хотел от Говарда после приезда того во Вьетнам, было пока загадкой, но он знал, что со временем Всевышний все откроет ему. Пока строилась яхта и составлялись карты, Говард прочел все, что было возможно, о несчастной, разделенной надвое стране, куда он направлялся, и то, что он узнал, глубоко потрясло его.

Путешествие, которое задумал Говард, обещало быть нелегким, поэтому многие пытались его отговорить. По их словам, пересекать Тихий океан в одиночку, почти не имея навыков судоходства, было безумием. Ведь его опыт в этом деле смехотворен, говорили они, он непременно заблудится. Но на стороне Говарда была смелость и решимость осуществить задуманное. Даже одиночество – самый опасный враг из всех – не страшило его. Затерянный в океане, он не будет одинок, поскольку Господь – на его стороне.

Вот уже двенадцать недель и три дня Говард странствовал по морям и за все это время лишь однажды видел шторм. Как-то раз, решив искупаться, он поплыл вдоль яхты, но был вынужден в спешке взобраться на борт, поскольку заметил поблизости здоровенную рыбу. Оказалось, что это дельфин, но с тех пор Говард предпочитал не рисковать.

Игла сломалась в его руке и вонзилась в ладонь. Говард вытащил ее, ожидая увидеть кровь, но вместо этого обнаружил лишь небольшую царапину. Он уложил парус в чехол и спустился в каюту, чтобы позавтракать. Поел он от души! Скоро ему понадобятся все силы: теперь от великого момента истины его отделяло не более двадцати четырех часов, а то и меньше, если не ослабнет ветер.

Допив кофе, Говард вновь поднялся на палубу и в бинокль оглядел линию горизонта. Море было спокойным, и только редкие барашки пены указывали на присутствие ветра, увлекавшего судно вперед. Какими же огромными создал Господь моря, подумалось ему. За многие недели, проведенные на этих бескрайних просторах, ему не встретилось ни одного судна. Его предупреждали о пиратах, но, находясь на пороге величайшего приключения в своей жизни, он не обратил на предостережения ни малейшего внимания. Пираты давно канули в прошлое, а мин и военных кораблей, которых ему наказывали остерегаться, видно не было.

Довольный тем, что все идет хорошо, Говард решил отдохнуть несколько часов на корме. Поставив будильник своих наручных часов, он прилег, поглядывая на штурвал и на небо. На свежем воздухе ему всегда спалось гораздо лучше. Сон, охвативший Говарда, не принес сновидений, а легкая качка вконец разогнала мысли.

Проснулся он от того, что хлопал ослабевший парус, а сверху раздавалось гудение самолетных двигателей. И почти тут же запищал будильник на его запястье. Высоко в небе шесть или семь огромных самолетов летели в сторону юга. Должно быть, бомбардировщики, подумал он, переходя на нос корабля. Ветер изменился, и теперь надо было менять кливер. Говард решил поставить больший по размеру парус, чтобы захватить побольше ветра. Задача не из легких, но работа являлась религией Говарда на протяжении многих лет. Солнце, казалось, прилипло к середине небосвода, прямо справа от мачты. Был обеденный час, но он не чувствовал голода.

Сразу после того, как огромный фок был наконец поставлен, Говард взглянул в сторону горизонта. Там, на расстоянии пятидесяти или шестидесяти миль, уже можно было различить туманные очертания гор. Судно, должно быть, двигалось быстрее, чем он полагал. Вполне возможно, что он неправильно рассчитал расстояние до берега, в таком случае, он пришвартуется уже в полночь. От карты было мало проку. При отсутствии навигационных огней на берегу он узнает, где очутился, только когда причалит. Говард надеялся лишь на то, что выбранный им курс не приведет его прямиком в Северный Вьетнам. Он мог бы попробовать связаться по радио с какой-нибудь военной базой, но не стал этого делать. Лучше положиться на волю Всевышнего. Военные могли задержать судно или заставить повернуть обратно, а теперь ничто не должно было остановить его.

Говард чувствовал себя отдохнувшим. Вид берегов, к которым он стремился, взбудоражил его, и ему захотелось есть. Он спустился, чтобы приготовить обед. Он всегда готовил себе сам – после смерти матери это уже вошло в привычку. Он готовил еду с великим старанием и накрывал стол с неизменной элегантностью. Сегодня в меню значился консервированный лосось, солонина, яйца по-филиппински и рис, а помимо этого – спаржа, тоже, конечно, из банки. Сегодня он побалует себя, подумал Говард, причмокнув от удовольствия. Он выставил на стол банку с персиками и гвоздичный крем. В конце концов, сегодня воскресенье, хороший день для приезда в забытую всеми страну.

После обеда поднялся ветер, и Говард приспустил паруса, чтобы лодка не слишком кренилась. Вскоре побережье полностью открылось его взору. Над морем спускались сумерки, ветер крепчал. До этого момента все шло хорошо, и время бежало незаметно. Внутри Говарда нарастало возбуждение. Скоро Господь должен явить свое знамение. Интересно, каким оно будет теперь, размышлял Говард. Ощущение близости к своему Создателю всегда дарило ему чувство умиротворения. Он сел возле штурвала, и голова его склонилась на грудь.

Говард не знал, сколько времени он проспал. Открыв глаза, он увидел, что на побережье неуверенно мигают огоньки. Это был не электрический свет – он был слабым и располагался, казалось, совсем рядом. Путешественник и не ожидал найти здесь бакены или другие ориентиры, которые помогли бы ему подойти к берегу. А они бы не помешали, поскольку Говарду еще ни разу не приходилось причаливать без таких указателей. Может быть, стоит подойти поближе, бросить якорь и дождаться утра, прежде чем покидать судно?

Он включил мачтовые огни. Если кто-то наблюдал за ним с берега, теперь его должны были заметить. Говард вернулся в рубку и включил радиоприемник. Музыку сегодня не передавали. И не было слышно высокого голоса, выводившего какую-то ритмичную мелодию, что звучал по радио прошлым вечером. Берег спал. Рыбаки не выйдут в море еще по меньшей мере несколько часов – к тому времени он уже бросит якорь.

Дыхание ветра замерло на его щеке, и паруса безвольно повисли. Лодка двигалась едва-едва. И только Говард принялся спускать паруса, как послышался шум двигателей и он увидел лодки. Четыре небольших судна, держась друг друга, выходили в море. Говард ясно различал свет четырех масляных ламп, из-за которых лодки напоминали вереницу свечек. Вода была неподвижна, словно стекло, и судно Говарда со спущенными парусами неподвижно стояло на одном месте. Как только лодки прошли мимо, он завел свои моторы, и, повинуясь их силе, судно покатилось по гладкой поверхности воды. Приготовив якорную лебедку, Говард перешел на корму, чтобы поднять вьетнамский флаг. Его собственный стяг с кленовым листом гордо реял на флагштоке.

Других лодок видно не было. Огни на берегу едва мерцали. Это, наверное, небольшая деревушка, рассудил он. Заметив впереди маленькую бухту, он направил судно в нее и бросил якорь. Говард выключил двигатель и установил по бокам судна привальные кранцы. А потом уселся на бушприт и стал дожидаться восхода солнца.

Собака разбудила их коротким нетерпеливым лаем, время давно перевалило за полдень и дневная жара спала. Бернадетт села и поправила волосы. Винтовка, прислоненная к дереву, выглядела уродливой и бесполезной, казалось, что она потеряла своего хозяина. Девушке вдруг почудилось, что это оружие – из какого-то другого века. Впервые за много лет ей захотелось очутиться где-нибудь в другом месте – подальше от стрельбы, защитной формы, от дела, которое, похоже, в ней не нуждалось. Клэй, который рылся в рюкзаке, напоминал любопытного ребенка, наткнувшегося на новую игрушку. Неужели он успел проголодаться, удивленно подумала она и тут услышала, как он зовет ее.