В 1330-1340 гг. пешие воины составляли в большинстве европейских стран еще очень значительную часть войска. Планы набора войска, датируемые первыми годами правления Филиппа Валуа, предусматривают возможность или необходимость набрать в три-четыре раза больше пехоты, нежели кавалерии. Во время летней кампании 1335 г. против Шотландии правительство Эдуарда III содержало более чем 15 000 воинов, из них 3200 были кавалеристами, 4000 – конными лучниками и 7800 – пехотинцами, половину из которых составляли лучники. Один документ 1357 г. уточняет «число соратников, смотр которым делался как в больнице Сен-Жак близ Фонтараби, так и в Сен-Жан-де-Люз перед отправкой морем в Наварру на службу к государю королю» Карлу Наваррскому. Они составляли десять рот разной численности, в общей сложности включавших в себя 224 кавалериста и 1120 пеших воинов. В снаряжение последних входили, в частности, кольчуги (lorigones), бацинеты, пластинчатые усиления доспехов, павезы, щиты под названием таблачос (tablachos), арбалеты[292]. В XIV в. во Флоренции треть пехотинцев была вооружена копьями и рогатинами, треть – арбалетами или легкими луками, треть – мечами и большими широкими павезами, либо тарчами, либо удлиненными щитами. Устав флорентийских наемников 1369 г. оговаривает также вооружение арбалетчика: не только арбалете принадлежностями, но еще и нож, кираса и черепник.

Несмотря на все это, видимо с середины XIV до середины XV в. пехота качественно и количественно теряет свое значение, по крайней мере, на некоторых полях сражений и театрах военных действий. Этот регресс, или определенный спад, можно проследить по составу английских экспедиционных корпусов на континенте: пикинеры и копейщики исчезли, почти полностью уступив место лучникам, которые хоть и спешивались для боя, но обычно имели лошадей для переезда с места на место. Точно так же во Франции Иоанн Добрый, а потом Карл V и его наследники сочли бесполезным, с военной точки зрения, и опасным, с политической, – широкое использование отрядов коммун, отдав предпочтение, с одной стороны, найму арбалетчиков в Испании, Италии и Провансе, с другой – небольшим отрядам стрелков и павезьеров, которых присылали определенные города. И в Италии первой половины XV в. пешие воины, хотя никогда не исчезали как род войск, заметно уступали по численности всадникам. Союз, заключенный в декабре 1425 г. между Флоренцией и Венецией, предусматривал, что последняя в военное время будет содержать 8000 всадников и только 3000 пехотинцев. В понтификат Мартина V Папское государство участвовало в двух больших войнах: в 1421-1422 гг. оно выставило 3700 всадников и 400 пехотинцев, в 1428-1429 гг. – 3000 всадников и 1100 пехотинцев[293]. Достаточно показательна в этом отношении кондотта от 13 ноября 1432 г. между Флоренцией иМикелетто дельи Аттендоли: последний должен был предоставить 600 «копий» (т. е. 1800 лошадей) и 400 пеших воинов, в том числе 200 арбалетчиков, 100 пехотинцев с «длинными копьями» и 100 павезьеров.

К середине XV в. положение изменилось. Военачальники оценили (возможно, снова поняли) преимущества многочисленной пехоты, более экономичной (как раз из-за отсутствия лошадей, более легкого багажа и гораздо меньшей – в два-три раза – стоимости защитного вооружения, по сравнению с вооружением всадника) при условии, что она обучена, сплочена и имеет хороших командиров. Создание в 1448 г. Карлом VII вольных лучников отвечает этим требованиям: предполагалось создать резерв численностью около 8000 человек, которые, в принципе, должны были регулярно проводить учения и заранее знали, к какой роте им следует присоединяться в данный момент и под началом какого командира служить. Забота о качестве их экипировки возлагалась на приходы. Таким образом, институт вольных лучников оказался прямым преемником (только при избирательном подходе) бывшего всеобщего арьербана, который теперь сочли бесполезным, или же следствием распространения на сельскую местность принципа организации стрелковых рот, или братств, этот институт был обязан своим расцветом, начиная со второй половины XIV в., городам. Надо полагать, одно время вольные стрелки (лучники, арбалетчики, глефщики, а вскоре и стрелки из ручных кулеврин) считались удачной находкой: ведь сразу по окончании войны с лигой Общественного блага Людовик XI удвоил их численность и учредил этот институт в тех областях королевства, где до тех пор его не знали. Однако победы, одержанные швейцарцами над Карлом Смелым, убедили короля в том, что вольные лучники – отнюдь не лучшее решение. Последней каплей стало поражение при Гинегате в 1479 г. Он распустил вольных лучников и заменил их швейцарскими наемниками, набранными за большую плату, и французской пехотой, вооруженной луками, а также пиками на швейцарский манер и алебардами – на немецкий[294], призывавшейся на год – не только для того, чтобы иметь войско постоянно «под рукой», но и для того, чтобы оно привыкало к совместным учениям. Эти первые пехотные полки не пережили восшествия на престол Карла VIII и сокращений бюджета, на которые пришлось пойти французской монархии. В 1488-1492 гг., во время войн с Бретанью и Максимилианом Габсбургом, французская пехота состояла из вольных лучников, нескольких рот швейцарцев и отрядов, набранных в Пикардии, Нормандии или в Гаскони только на время кампании. Эта пехота была разного качества, зато многочисленной: в большой армии могло насчитываться до 20 000 пеших воинов, а то и больше.

Естественно, Карл Смелый, всегда готовый к нововведениям в военном деле, не мог не сознавать того, насколько важно иметь хорошую пехоту. Он заботился о том, чтобы не только в разных «коммунах», аналогичных французскому ополчению[295], но и в его ордонансных ротах всегда были пешие воины. Абвильский ордонанс от 31 июля 1471 г. предусматривал набор 1250 кавалеристов (и столько же кутилье), 3750 конных лучников, а что касается пехоты – 1250 арбалетчиков, 1250 кулевринеров и 1250 копейщиков. Вероятно, он намеревался перенять тактику швейцарцев, которых видел в 1465 г. в битве при Монлери на службе у герцога Иоанна Калабрийского; они, как позже напишет Оливье де Ла Марш в своих «Мемуарах», «ничуть не страшились конницы, ибо объединялись по трое совместно, один копейщик, один кулев-ринер и один арбалетчик, и столь искусны были в военном ремесле, что при надобности выручали друг друга; и был при них один лучник из личной охраны графа Шароле, по имени Саваро, весьма хорошо показавший себя вместе с оными швейцарцами»[296]. Позже – может быть, для того чтобы дать лучший отпор кантонам, может быть, из-за трудностей с ремонтированием и снабжением и из-за неудобной местности – доля пехоты в комплектном бургундском «копье» увеличилась: на одного кавалериста приходится девять пеших воинов, трое из которых были лучниками, трое – копейщиками и трое – кулеври-нерами либо арбалетчиками.

В Кастилии во время завоевания Гранады пехота (peones) значительно превосходила легкую кавалерию[297]:

В Италии в третьей четверти XV в. существовали следующие типы пехотинцев (fanti):

а) копейщики (lanceri) с длинным или коротким копьем по необходимости;

б) арбалетчики (balestrieri), вооруженные простым арбалетом или арбалетом с воротом (ad molinellum);

в) лучники (arceri), хотя лучники английского происхождения после 1430 г. почти полностью исчезли;

г) пикинеры (picchieri);

д) щитоносцы (rotularii) с маленькими круглыми щитами;

е) тарченосцы (targhieri, или targhe), действующие вместе со стрелками;