Однако нельзя утверждать, что достигнутые результаты были связаны с усилиями франков, а не с некоторым ослаблением агрессии викингов. Когда викинги снова вторглись в Империю в 879-887 гг., франки сопротивлялись немногим лучше, чем прежде, часто ограничивались выплатой дани в обмен на их уход. Если норманны смогли осесть в Галлии навсегда, то сарацины, столкнувшиеся с активным противодействием Лотаря I (846 г.) и Людовика II (поход на Беневент в 866 г., возвращение Бари в 871 г.), упорным сопротивлением местного населения и методичными контратаками византийцев (начиная с 885 г.), недолго смогли удерживать лишь небольшие плацдармы в Италии.

В конечном счете успехи норманнов следует объяснять главным образом отсутствием всякого «братства и согласия» между потомками Людовика Благочестивого, стремительным упадком центральной власти, вследствие чего правители, особенно западной области Франкского государства (Francia occidentalis), а также и центральной области Франкского государства (Francia media), оказавшись под давлением знати (proceres), одновременно лишились большей части войска и средств. Конечно, Карл Лысый мог повторять в своих капитуляриях распоряжения славных предков, но боевые действия были только ширмой, прикрывавшей жалкие остатки былого могущества.

Смерть Людовика Благочестивого в 840 г. ознаменовала решительный поворот в истории Каролингской империи: ее прежние территориальные границы никогда больше не восстанавливались надолго; однако правил по-прежнему император, причем его авторитет вызывал зависть, а различными частями Империи все еще управляли короли из династии Каролингов. В правление Карла Толстого на миг могло показаться, что все наследие Каролингов вновь и надолго попало в руки одного человека. Однако это была только иллюзия, которую рассеяли события 887-888 гг. Они свидетельствовали об окончательном крушении каролингской мечты. В новых политических условиях военные действия в Западной Европе принимают иной облик.

В результате сражения при Лехфельде в 955 г. угроза со стороны венгров была устранена, завершились последние набеги викингов и сарацин (начало XI в.), и Западу, вышедшему из состояния обороны, удалось в течение нескольких поколений существенно расширить сферу своего влияния. После христианизации Польши, Венгрии и скандинавских королевств, господство латинского христианства распространилось на север и восток; удалось оттеснить и ислам: в Испании – благодаря Реконкисте, в Средиземноморье – после захвата Сицилии и основания латинских государств на Ближнем Востоке. В то же время, в результате как военного, так и экономического и демографического подъема, за Эльбой складывалось новое германское государство. В столкновениях со своими врагами, соседями или соперниками, воины Запада добивались все новых успехов.

Эта экспансия тем более примечательна, что она произошла в эпоху ярко выраженной раздробленности власти. Несомненно, в Х-ХП вв. существовали и появлялись большие государства, сравнительно сплоченные, как королевство Англия, нормандское королевство в Южной Италии, Кастилия, но Франция, как и Империя, несмотря на сохранение старых политических институтов, была разделена на многочисленные герцогства, маркграфства, графства, баронства или простые сеньории, которые представляли собой политические образования, пользующиеся определенной самостоятельностью и даже неким подобием суверенитета. Для того явления, которое называется феодализмом, раздробленность характерна даже больше, чем личные связи, ритуалы оммажа и вассальной зависимости. Каждое из десятков и сотен больших и малых княжеств стало центром независимой военной системы, обладавшей, помимо особых средств нападения и защиты, правом и полномочием объявлять войну, вести ее и заключать мир. Отсюда и обилие зачастую незначительных стычек, осад, грабежей, поджогов, схваток и сражений, повествование о которых – повседневный хлеб тогдашних анналистов и хронистов. Преобладали мелкие войны, хотя случались и крупные походы[65], в которых участвовали армии и целые народы и королевства, даже весь западнохристианский мир.

В эпоху феодализма почти повсюду основную роль стал играть тяжеловооруженный всадник с копьем и мечом, защищенный коническим шлемом и кольчугой. В «Истории Франции» Рихера, написанной в самом конце X в., мы обнаруживаем выражение «воины и пехотинцы» (milites peditesque), которое подтверждает, что воин (miles), солдат по преимуществу, был конным бойцом. Тот же автор не делает различия между сословием всадников (ordo equestris) и сословием воинов (ordo militarise). Монополизировав военное дело и воинский престиж, воины (milites) стали не только профессиональными военными, но и господствующим сословием в обществе. Однако даже если они составляли, вслед за собственно знатью (nobiles), настоящую аристократическую группу, их среда оставалась сравнительно открытой и в нее мог попасть всякий, кто независимо от своего происхождения и состояния был способен проявить воинские качества.

В то же время низшие слои общества более или менее регулярно были лишены права участвовать в военных действиях или же играли в этой сфере лишь роль, несомненно, полезных и необходимых, но презираемых вспомогательных войск. С этого времени крестьян стали называть невоинственной, или безоружной, чернью (imbelle, inerme vulgus), в отличие от военной элиты (pugnatores). Поскольку в большей части Западной Европы города были редкими, бедными, чуждыми окружающему их сельскому миру, то ополчение, которое составляли их жители, едва ли было способно обеспечивать самооборону под защитой крепостных стен и не особенно вмешивалось в боевые действия.

Впрочем, города были далеко не единственными укрепленными центрами. В это время действительно появляется много замков, представлявших собой примитивные постройки, во многих областях чаще из дерева, чем из камня, возведенные на искусственных холмах или природных скалах и защищенных рвом и палисадом. Эти крепости, служившие жильем и средством защиты, были также центрами той нервной системы, которая позволяла контролировать – в политическом и военном отношении и эксплуатировать – в хозяйственном отношении – сельские местности. Там размещались (во всяком случае, могли размещаться) отряды воинов.

Почти везде деньги были редкостью; правители и магнаты обладали ограниченными, постоянно иссякающими денежными ресурсами; служба воинов оплачивалась по преимуществу пожалованием земель, фактически в наследственное владение, в обмен на некоторые обязательства военного характера. Безусловно, наем солдат за плату полностью не исчез, но оставался второстепенным, побочным явлением, во всяком случае менее важным, чем содержание гарнизона замка за счет богатого магната, сеньора.

Наконец, действия и образ мышления воинов находились под более или менее сильным влиянием Церкви, которая предлагала или предписывала новый идеал христианского воина: стремилась то прославлять военные добродетели, когда он сражался против неверных, то, наоборот, ограничивать и облагораживать их, когда речь шла о междоусобной борьбе.

Это общая картина; но у каждой страны имелись особенности, которые заслуживают отдельного анализа.

Св. Бернар писал о Священной Римской империи: «Ваша земля изобилует доблестными мужами; известно, что она населена могучими юношами; весь мир вас превозносит, и молва о вашей отваге обошла всю землю»[66].

Со времени создания самого могущественного государства Запада – Священной Римской империи – наиболее многочисленными и грозными военными силами могли похвалиться римские императоры и германские короли Саксонской, позже Салической династии. Правда, их задача была весьма сложной: они одновременно должны были: сражаться в Германии в гражданских войнах (bella civilia) против владетельных князей, стремившихся освободиться от центральной власти или потеснить ее, отражать набеги датчан, покорять заэльбские славянские племена вендов и лужичей, распространять свое влияние на Польское и Венгерское королевства, а также на Чешское княжество, защищать или расширять границы Империи на западе и, наконец, подчинить германской власти Итальянское королевство. В этом смысле Отгоны и императоры Салической династии, которые защищали, поддерживали мир или расширяли обширную территорию, а также почти ежегодно проводили военные походы в том или ином направлении, являются преемниками Каролингов. К тому же многие немецкие государи, такие, как Отгон Великий, Генрих II, Конрад II и Генрих IV, были прославленными военачальниками.