«Была обследована матка... поверхность гладкая и блестящая... признаки беременности... на дне матки следы недавней перфорации»... М-м... и посмотрите, вот здесь: «...эти признаки свидетельствуют о недавней беременности... на слизистой оболочке матки до сих пор остались продукты оплодотворения...»

– Вы имеете в виду, что остатки зародыша остались внутри? – спросил Джон.

– Может, да, а может, и нет. Возможно, это частицы плаценты. Даже после нормальных родов продукты оплодотворения могут некоторое время оставаться в матке, пока организм не отторгнет их естественным образом. Но... да, возможно, это остатки зародыша. Вам лучше спросить Деннинга. Если это были части эмбриона, он наверняка запомнил. И если это действительно части эмбриона, тогда понятно, почему никто не мог найти подлинное заключение патологоанатома. Только не ссылайтесь на меня.

Но вот перфорация... этого вполне достаточно. Этого было вполне достаточно, чтобы убить ее. Части содержимого матки могли проникнуть через отверстие в брюшную полость, и если они не были стерильны, то занесли туда инфекцию. Или даже если внутри матки просто остались какие-то продукты оплодотворения, которые матка не смогла отторгнуть, в ней начался процесс гниения, а поскольку матка получает обильное кровоснабжение, инфекция попала в кровеносную систему Энни, распространилась по всему организму, поразила жизненно важные органы, и в результате интоксикации наступила смерть. И да, это заняло бы именно столько времени... если мне не изменяет память, с пятницы по воскресенье?

– Аборт проведен в пятницу, смерть наступила в воскресенье.

– Вот-вот. Случай совершенно очевидный. – Доктор Мередит положил страницы на стол. – Одним словом. как ни толкуй заключение, вывод напрашивается один: кто-то недобросовестно провел операцию аборта. Но послушай, Джон, тебе нужно достать подлинные документы и поговорить с патологоанатомом. Во-первых, я не патологоанатом и, безусловно, не могу ничего утверждать на основании отрывочных записей, сделанных на клочках бумаги. Я могу поделиться с тобой своими соображениями, но только на сугубо непрофессиональной основе, неофициально, понимаешь?

– Конечно. Спасибо.

Потом доктор Мередит заговорил с некоторым раздражением:

– Но опять-таки, если заключение патологоанатома действительно констатирует смерть от аборта, а эти записи констатируют... тогда родители девушки по закону не имеют права ознакомиться с документом. – Лицо его помрачнело, и он добавил: – Если ты собираешься продолжать расследование, тебе необходимо обратиться к адвокату.

Когда Джон вышел из офиса доктора Мередита, в глаза ему бросился плакат на борту проезжающего автобуса. Превосходная графика, впечатляющий образ, завораживающие цвета! Красное солнце, восходящее над куполом Капитолия, и лозунг, начертанный на фоне неба: «Встречайте зарю нового дня». Рядом с куполом – лицо губернатора Слэйтера, суровое и решительное, а под ним надпись: «Губернатор Хирам Слэйтер. Голосуйте за губернатора!»

Здорово. Вот бы так выглядеть сопернику губернатора Бобу Уилсону.

– Вы хотели видеть меня, Бен? – Директор программы новостей Бен Оливер рылся в бумагах на столе и быстро наполнял мусорную корзину.

– Да, Джон, входи и закрой дверь.

Джон закрыл дверь и хотел сесть, но единственное кресло для посетителей в кабинете было занято стопкой журналов.

– Э-э... Можно переложить это? Бен не поднял глаз от стола.

– Положи их на пол. Они отправляются в утильсырье вместе с прочим хламом. – Он сгреб в кучу какие-то старые письма, информационные сводки, рекламные листки и утрамбовал их в мусорную корзину – вернее, на ней. Она уже была полна, и половина бумаг соскользнула на пол. Казалось, Бен не заметил этого.

– Я не люблю неприятности, Джон. Я по жизни стараюсь избавляться от неприятностей. Я избавляюсь от старых неприятностей, чтобы освободить место для новых. Улавливаешь мысль?

Джон не улавливал, но почуял что-то недоброе.

– М-м... нет, сэр.

– Ты, конечно, понимаешь, что на здешнем рынке мы – информационная программа номер один?

– Да, сэр. – Этот факт постоянно доводился до всеобщего сведения по телевидению, обсуждался в отделе новостей и освещался в рекламных программах студии. Конечно, Джон понимал это.

– Ты понимаешь, что другие студии непрерывно прилагают все усилия, чтобы оттеснить нас с этого места?

– Да, сэр.

– Ты понимаешь, что наша студия смогла зарабатывать такие деньги на рекламе только потому, что занимает ведущее положение?

– Да, сэр.

– Мы зарабатываем деньги для студии, Джон. И когда студия делает деньги, мы делаем деньги. Мы не особо наживаемся, мы не уйдем на пенсию богатыми, но мы делаем хороший бизнес. Мы поставляем людям информацию так, как им нравится, и они смотрят наш канал. Короче... – Он бросил на пол еще один ворох старых папок, бумаг, журналов и писем. – Хочу довести до твоего сведения две вещи, ни одну из которых ты не вправе обсуждать за пределами этого кабинета. Первое: я только что вернулся со встречи с генеральным директором и советом директоров студии; они чувствуют себя обязанными и исполнены решимости остаться на первом месте. Именно поэтому они выработали новый план работы и составили новый бюджет, чтобы привести его в исполнение. Мы расширяем выпуск, выходящий в пять тридцать, до часа и будем начинать впять, что означает больше репортажей и сообщений, а следовательно, больше работы для тебя, а следовательно, больше известности и, конечно же, больше денег.

Само собой, Джон был приятно удивлен.

– Что ж, это очень интересно...

– Пока не радуйся. Они планируют широкие рекламные кампании с тобой и Эли Даунс в качестве центральных персонажей. Афиши, плакаты, рекламные ролики. Они говорили также о создании новой съемочной площадки для телешоу, новый проект.

– Ого.

– А теперь подожди и послушай, что я хочу сказать. – Бен обернулся к стеллажу за спиной, несколько мгновений задумчиво разглядывал старый календарь компании по производству магнитной ленты, потом сорвал его и бросил на пол. – Джон, мы здесь хорошо делаем свою работу, и, думаю, у нас одна из лучших команд телеведущих в нашей области. Но вы с Эли стоите в первом ряду. Наша студия ассоциируется у телезрителей именно с вами. Люди настраивают телевизоры на наш канал, чтобы увидеть вас. – Бен положил локти на стол – теперь там освободилось достаточно свободного места для этого-и испытующе взглянул на Джона. – Поэтому, Джон, мне надо знать одну вещь. У тебя с головой все в порядке?

– Что?

Бен махнул рукой.

– Нет-нет, проехали – я снимаю свой вопрос. Позволь мне сказать тебе следующее – и на этом закончим: мы ставим на тебя кучу денег, доверяем тебе нашу репутацию, зрительский интерес и доходы, и все потому, что ты хорошо работаешь. И у меня нет сомнений в том, что ты сможешь вести игру за нашу команду – игру до победного конца, чтобы все мы вышли победителями. Глядя на тебя, люди должны видеть умного, хладнокровного, выдержанного парня – того самого парня, которого каждый вечер видят по телевизору, которому доверяют, который должен стать лицом Шестого канала.

– Именно такого парня они и видят сейчас, Бен. – Джон ничуть в этом не сомневался.

– Безусловно. Конечно. Но просто скажи мне, Джон...Скажи, я могу быть уверен, что так будет продолжаться и в будущем?

– Конечно! Мне даже странно, что вы задаете такой вопрос. Бон подался вперед и изучающе посмотрел на Джона, приподняв одну бровь.

– Итак, те люди... те самые телезрители будут видеть человека, от которого смогут ждать освещения событий в сдержанной, объективной и спокойной манере?

– Конечно!

– И не будут видеть человека, который вычитывает из сценария вопросы, там отсутствующие... или слышит голоса, взывающие к нему по ночам... или бежит спасать людей, не нуждающихся в спасении?

Тина Льюис, подумал Джон. Раш Торранс. Может, даже Бенни – оператор, приезжавший по вызову Джона в тот вечер. Они рассказали о нем.