Джона было нелегко испугать.

– Что я могу сказать, Бен? Мы ошиблись, вот и все. Извините.

Теперь Бен развернулся вместе с креслом и посмотрел на Джона.

– Кроме того, мне звонили из католической церкви. Они пригласили нас приехать и снять картины произведенного в церкви разгрома, пока они все не убрали, поскольку мы, похоже, не заметили этого в первый раз. Они приглашали довольно настойчиво.

Джон никак не прокомментировал это. Он просто легко кивнул головой, показывая, что слушает Бена.

Бен продолжал:

– Я спросил Кадзу, действительно ли у него было триста сексуальных контактов в прошлом году, и если не триста, то сколько, – и он повесил трубку. – Бен увидел вопросительный взгляд Джона и сказал: – Мы же дали такую информацию; я хотел получить от него официальный ответ для телезрителей. – Бен снова развернулся с креслом к столу и спокойно усмехнулся. – У него их было великое множество, это нам известно. Один из его любовников в настоящее время работает у нас в бухгалтерии. Но давай вернемся к повестке дня. Я разговаривал с Рашем...

– О Боже...

Бен взглянул на Джона в упор.

– Послушай, Раш ни в чем не винит тебя. Да, парень всегда кипятится, если ты допускаешь промашки в его программе, и даже если он считает, что ты прав, он никогда не скажет тебе об этом прямо. Но он знает о реальном положении дел, знает, о чем мы умолчали, и я сказал ему то, что собираюсь сказать тебе: ты был прав в своей оплошности. Пусть твой вопрос не имел смысла. На сей раз я принял огонь на себя, так что ты мой должник, но ты был прав. Мы осветили события не лучшим образом. Мы не были честны ни с одной, ни с другой стороной.

Но теперь, когда я потрепал тебя по холке, я собираюсь надрать тебе задницу. Уравновесим таким образом приятное и неприятное. Я хочу предупредить тебя: следи за собой и будь поосторожнее. «Новости» – понятие, которым все мы играем, и все мы это знаем. У нас есть известная свобода действий, Баррет, в известных пределах. Мы можем выбирать, что видеть и о чем говорить, и никто из нас не хочет неприятностей больше, чем может выдержать наш воз. В интимную, сексуальную жизнь людей мы не лезем. Это касается только самого Кадзу и его сексуальных партнеров. О нарушении закона, об актах вандализма, о насилии и порче частной собственности мы можем говорить, – но с открытыми глазами, чтобы не подставить себя под удар сзади.

– Значит, вы не собираетесь посылать оператора на съемку в церковь? спросил Джон.

Бел отрицательно покачал головой.

– Нам следовало бы сделать это, но сейчас мы просто должны дать страстям улечься. Возможно, в следующий раз. Поезд ушел – это уже не новости. Но я велел Эрике поискать какой-нибудь приятный сюжет о католической церкви, и, кажется, она уже нашла приятный сюжет о гомосексуалистах – что-то о хоре гомосексуалистов, переводящем собранные средства в фонд борьбы со СПИДом. Таким образом мы сделаем доброе дело во искупление своих ошибок и, надеюсь, сохраним здесь объективность.

– Звучит неплохо.

– Тогда у меня все. Джон встал с кресла.

– Да, еще одно, – сказал Бен. – Я не люблю разговаривать с типами вроде Харли Кадзу. Поэтому если ты снова вдруг брякнешь что-нибудь и не уладишь недоразумение первым, разговаривать с ними будешь сам.

Джон улыбнулся.

– Договорились.

– Во всем остальном ты работаешь отлично.

– Спасибо.

Карл приготовил холст. Он решил начать карандашом, просто набросать эскиз портрета. Он знал, что персонаж будет жить своей жизнью, стремительно меняться, и, значит, ему предстоит сделать множество попыток истолковать, поймать и запечатлеть лицо и сокрытую за ним душу.

Часы, висевшие на крючке над верстаком, показывали и пять тридцать вечера. Карл включил телевизор, и холодный серый глаз ожил, замерцал и залил помещение разноцветным светом.

Потом Карл услышал музыку – стремительные, захватывающие ритмы. На экране появилась панорама города с высоты птичьего полета: потоки транспорта на улицах, отходящие от причалов паромы.

Потом раздался голос: «С вами Шестой канал, главное информационное агентство города, ваш главный источник свежих новостей».

Кадры, быстро сменяющие друг друга. Те же, что и вчера.

Голос сказал: «А сейчас в эфире отдел новостей Шестого канала, с вами Джон Баррет...»

Карл был готов. Джон Баррет на секунду появился на экране.

Потом он исчез, вытесненный лицами Эли Даунс, Бинга Дингэма и Хэла Розена.

«Так, подожди. Он сейчас вернется».

Голос: «С вами команда новостей Шестого канала. Новости в пять тридцать!» – И на экране появился отец, сидящий рядом с Эли Даунс.

Карл держал карандаш наготове. Все тот же взятый средне – крупным планом кадр с двумя телеведущими. Сейчас лицо Джона Баррета на экране было довольно маленьким.

– Крушение поезда под Мендлстоном... – говорил Джон Баррет.

Карл набросал на холсте несколько линий.

– Водители автобусов выражают тревогу по поводу участившихся случаев грабежей на автобусных маршрутах... – сказала Эли Даунс.

В кадре. Выезжающие из гаража автобусы.

Карл добавил еще несколько штрихов – по памяти, ориентируясь на свое первое впечатление. Так или иначе, он воссоздаст лицо Джона Баррета, пусть по крохам, пусть запечатлевая на холсте летучие мгновения, проблески, намеки. Так или иначе, детали головоломки сложатся в единое целое.

«Ну давай, Джон Баррет! Задержись на экране подольше. Просто немного подольше».

0'кей, выпуск в пять тридцать прошел гладко. Никаких ляпов, никаких непредвиденных осложнений: профессионально сделанная, аккуратная программа новостей – какой и должна быть, какой и была обычно. Нет, может, даже лучше. На сей раз Джон не крутил большими пальцами, он проследил за этим.

Неужели он наконец возвращается в нормальное состояние? Может, да, а может, и нет. Джон прошел через отдел к своему столу и плюхнулся в кресло. Было десять минут седьмого. Шли «Вечерние новости Си-Би-Эс». Вероятно, Макс Брювер уже дома. Вероятно, садится за стол и не хочет, чтобы его беспокоили звонками.

Вероятно, Джон вовсе не хочет ему звонить. Но, вероятно, Карл спросит Джона, звонил ли он, и тогда Джону придется придумывать отговорку, почему он не позвонил, которой Карл, по всей видимости, не поверит.

«0'кей, Джон, спори горячку в последний раз, а потом, может статься, жизнь войдет в нормальную колею».

Он вытащил из бумажника клочок бумаги, положил его перед собой на клавиатуру компьютера и набрал номер.

– Алло? – Отнюдь не доброе «алло», и, судя по голосу, этот парень далеко не тщедушен.

– Алло... Это Макс Брювер?

– Да. Кто говорит?

– Это Джон Баррет из новостей Шесто...

В ответ парень выругался самым непристойным образом.

– Простите?

– Думаешь, это чертовски забавно, да? Думаешь, никто тебя не тронет, никто тебя не найдёт...

– Мистер Брювер, с вами говорит Джон Баррет из...

– Нет, никакой ты не Джон Баррет! Послушай, ты убил его, по-твоему, его одного. Но я умер тоже, ясно? Я умер, и ты забудешь обо мне, потому что я забыл о тебе!

– Мистер Брювер, кажется, вы не поняли...

– Попробуй только сунься сюда, только попробуй – и я оторву тебе голову! Я искромсаю тебя на такие мелкие кусочки, что ни одна собака их не отыщет!

Возня, грохот, щелчок. Короткие гудки.

Джон медленно положил трубку на рычаг. «Что ж, доброго вам вечера». Рэйчел предупреждала, что этот парень злобен.

Нет. Парень не злобен. Он испуган. И что он такое сказал? Что-то об убийстве Джона Баррета?

Папа. Джон Баррет. Пленка видеозаписи начала прокручиваться в уме Джона. Чернокожий мужчина на митинге губернатора, здоровенный верзила, расшвыривающий людей в стороны, размахивающий кулаками в толпе, прямо возле Папы. Макс. Папа называл его Максом! Джон поднял трубку и снова набрал номер. Он должен был объяснить недоразумение, объяснить, кто он такой на самом деле. Но на сей раз Макс Брювер не поднял трубку. Джон набрал Мамин номер. «0'кей, Карл, ты хотел разобраться с этой историей, теперь тебе представился такой случай. Я не собираюсь идти к этому парню один».