Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Это мой муж Макс.

Макс протянул свою ручищу, и Шэннон сердечно пожала ее.

– Я поброжу тут немного, поглазею по сторонам, – сказал он, – а вы пока поговорите. Когда мы встретимся?

Они посмотрели на часы и договорились встретиться через час. Макс удалился – просто погулять по городку, посмотреть, чем таким интересным тут можно заняться.

Шэннон и Дин нашли скамейку в милом укромном уголке в зарослях кустарника, населенного крохотными щебечущими пташками. Они немного рассказали друг другу о себе и о своей, такой разной, жизни: Дин, выросшая в захолустном городишке, в семье убежденных баптистов, никогда не жила зажиточно и не стремилась сделать карьеру, но была счастлива судьбой жены сварщика и матери четверых детей; Шэннон, выросшая в состоятельной семье социально-активных пресвитерианцев и дружившая с детьми высокопоставленных лиц, в настоящее время усердно изучала юриспруденцию и экономику.

Потом они поговорили об Энни, которая была немногим моложе Шэннон к моменту своей смерти, – о юной девушке с блестящим будущим, обладавшей умом и волей для того, чтобы осуществить все свои мечты. Понять и оценить ее жизнь было легко. Но вот попытаться найти какой-то смысл в ее смерти и обстоятельствах, ее вызвавших, не представлялось возможным.

Потом Шэннон внезапно сказала:

– Пожалуйста, не вините меня. Дин страшно удивилась:

– Шэннон, за что я должна винить тебя?

Шэннон перевела взгляд вдаль, собираясь с мыслями и стараясь справиться с чувствами. Она заранее решила, что сегодня они должны служить ей, а не властвовать над ней.

– Насколько я понимаю, если бы я заговорила тогда, если бы что-нибудь рассказала, если бы в клинике провели расследование, Энни была бы жива сегодня. С самого дня смерти Хиллари я постоянно боялась, что такое может случиться еще с кем-нибудь, и когда вы позвонили... в общем, я поняла, что это случилось. И теперь мне придется жить с этим.

Девушка снова перевела взгляд на Дин; губы ее дрожали от волнения, глаза блестели от слез.

– Миссис Брювер, на меня оказывали страшное давление, вынуждая молчать. Поймите это, пожалуйста. И будучи человеком далеко не идеальным, не имея твердых убеждений к этому моменту своей жизни... я выбрала легкий путь – или путь, казавшийся мне легким. Так было с апреля, когда умерла Хиллари. Но я больше не могу так. Так просто больше не может продолжаться. Я очень много думала и пришла к заключению, что мне остается выбрать одно из двух. Я могу хранить молчание и умереть душой – просто прекратить свое существование как живой, чувствующий человек. Или я могу заговорить и, вероятно, погубить свое будущее, связанное с образованием.

Но... поскольку и в первом, и во втором случае мне грозит своего рода смерть, я решила предпочесть смерть второго рода. – Шэннон улыбнулась, осознав парадоксальность своих слов.

Потом она снова перевела взгляд вдаль. Просто ей было легче думать, говорить и сдерживать чувства, глядя на траву и желтеющие листья.

– Извините, что я избегаю смотреть вам в глаза. Мне сейчас очень стыдно.

Дин ласково дотронулась до руки девушки.

– Золотко, не надо стыдиться ни передо мной, ни перед Энни. Я простила тебя и знаю, Энни простила бы тоже. И Бог простит, если ты попросишь Его.

Шэннон закрыла глаза и глубоко вздохнула; подбородок ее задрожал, и вздох получился прерывистым.

Несколько мгновений она отчаянно пыталась справиться с волнением, часто поднимая руки к лицу, чтобы закрыть его ладонями или вытереть слезы.

– Спасибо вам. Мне нужно как-то выбраться из этой западни, и я очень благодарна вам за понимание.

Потом трясущимися руками Шэннон порылась в сумочке и достала оттуда блокнот.

– Нам действительно нужно во всем разобраться, пока у меня еще есть силы. – Она раскрыла блокнот на колене и перелистала страницы до первой из многих, густо испещренных записями. – Вы будете записывать мои показания?

Дин покачала головой.

– Золотко, это не интервью. Мы просто разговариваем, вот и все. Если ты когда-нибудь пожелаешь поговорить с Лесли и Джоном перед камерой или магнитофоном, то это только твое дело. А сейчас у нас с тобой просто беседа с глазу на глаз.

Шэннон кивнула.

– Ладно, будем считать это репетицией. – Потом, начав с первой страницы, она принялась читать, усилием воли заставляя себя преодолевать тяжелый, труднопроходимый путь мучительных воспоминаний. Дин оставалось только пододвинуться к девушке поближе и ободрчюще касаться ее руки, когда она нуждалась в поддержке, – а в поддержке она нуждалась практически постоянно.

– Мы с Хиллари Слэйтер были лучшими подругами с самого детства. Мы вместе ходили в начальную школу Боуэрс и вместе пошли в четвертый класс школы Адама Брайанта. Наверное, так получилось потому, что наши отцы оба занимались политикой, а эта школа была особой, для детей высокопоставленных, влиятельных лиц. Да, мы были привилегированными детьми и получали все самое лучшее.

Таким образом, мы с Хиллари росли вместе, часто бывали в гостях друг у друга, и я всегда знала, что папа Хиллари – человек чрезвычайно занятой и целеустремленный. Все, что не сулило ему успеха, власти или влияния в политических кругах, его просто не интересовало. В том числе и собственные дети. Он был очень требователен к ним и хотел, чтобы они играли вместе с ним в политические игры. Я помню, как все члены семьи, нацепив на лица улыбки, позировали перед камерами и на людях во время последней избирательной кампании – эдакое идеальное семейство, счастливая жена и чудесные дети.

Но все это лишь игра на публику. Хирам Слэйтер может быть жестоким, и я несколько раз видела, как он хлестал Хиллари по щекам, чтобы поставить ее на место, вынудить играть нужную роль в его спектакле. Она была дочерью губернатора и должна была исполнять эту роль и выглядеть хорошо, чтобы он выглядел хорошо, и по большей части Хиллари делала это – она поддерживала образ.

Пока не забеременела. Я знаю, от кого, но это несущественно. Этот парень сейчас учится в университете и, вероятно, встречается с другими девушками, а мне остается лишь надеяться, что он усвоил печальный урок – но кто знает?

Но я помню, Хиллари страшно испугалась, она все время твердила, что отец просто убьет ее, и хотела все сохранить втайне, хотела просто избавиться от ребенка и забыть обо всем. Зная губернатора, зная, насколько он дорожил общественным мнением и насколько на виду была их семья, я не винила Хиллари.

Помню, 16 апреля, во вторник, меня вызвали в кабинет миссис Эймс – нашего школьного воспитателя. Там находилась Хиллари, и между нами тремя состоялся разговор при закрытых дверях; именно тогда я и узнала о беременности Хиллари. Она прошла тест на беременность у школьной медсестры миссис Хант, и тест дал положительные результаты. А теперь миссис Эймс направила Хиллари на аборт, и Хиллари выбрала меня в качестве сопровождающего лица, чтобы я отвезла ее в клинику, а потом домой. У нас с Хиллари были очень доверительные отношения. Мы поверяли друг другу много тайн и теперь разделили еще одну.

Миссис Эймс остановила свой выбор на Женском медицинском центре, поскольку он располагался на южной окраине города и туда обращались в основном малосостоятельные девушки. Она сочла это наилучшим местом, поскольку Хиллари там никто не узнает и мы сможем приехать в клинику и уехать оттуда, не привлекая к себе внимания. Там даже разрешается регистрироваться под вымышленным именем при условии, что оно сохраняется за тобой на все время. Мы выбрали имя Сузан Квинто. И вот в пятницу мы пришли в школу, как обычно, но во время большой перемены отпросились с уроков – миссис Хант написала нам нужные справки – и поехали в клинику.

В приемной было полно народу, просто яблоку негде упасть. Как раз перед нами прибыл целый автофургон девушек, и... все они страшно нервничали, обстановка там была ужасно напряженной. Работники клиники тоже нервничали, кричали на нас, и... – Шэннон несколько раз глубоко вздохнула. – И врачи нервничали тоже. Мы слышали, как они орут на пациенток за закрытыми дверями в глубине приемной, и слышали, как кричат девушки...

101
{"b":"105375","o":1}