Пламя разрешило Плен ее в пыли — Вскинуло кадило К небу дым земли! «Лишь тот средь звезд венчает землю…» Лишь тот средь звезд венчает землю, Кто, встретив сумрак и зарю, Бесстрашно молится: Приемлю! В смирении твердит: Горю! В одной и той же тайной воле, Раскрывшей свой вселенский сад, Возник и стройный стебель в поле, И век его пресекший град… Людскому сердцу дан на благо В тиши и в бурях трепет дней, Но где оно пред пыткой наго, Там смертная стезя верней… Вот льются солнечные волны,— Баюкая забвенно нас, И каждый миг — как кубок полный… Благословен цветущий час! А вот, меняя безмятежность, Срок дрожи тень свою принес — Благословенна неизбежность Борьбы упорной, трудных слез! СЕЛО ИЛЬИНСКОЕ (Отрывок) I Немного пестрых красок надо, Чтоб занести на полотно Ворота, двор, забор вдоль сада, Мой домик, выцветший давно, Кривую длинную аллею Из лип столетних и за нею, Чуть видимый сквозь полумглу, Изрытый стадом, спуск к селу, И дальше — поле за дорогой, Где пожелтел уже овес, И над оврагом ряд берез, И купол сосен, темный, строгий, И снова поле за рекой — Простор безлюдья, сон, покой… II Еще есть церковь возле парка, Прибежище святое, где Поникший дух в молитве жаркой Вновь обретает мощь в беде И, к чьей ограде здесь, как всюду, Влачится боль, взывая к чуду, И блудные на божий суд Свое терзание несут… Как есть и сельское кладбище, Чей неминуемый порог Приемлет бремя всех дорог, Открыв последнее жилище, Где молкнет смех средь мшистых плит И горе беспробудно спит… III Таков убогий мир, в котором Живу, сквозь призрачный покров Стараясь вникнуть в часе скором В недвижный замысел веков… Но, дав мне в жизни мир мой малый, Не боль изгнанья и опалы Вложил Создатель в грудь мою, А славословье бытию — Коль славен русский жребий трудный, Мох ветхих крыш, гнилой плетень, Дым нищих сел, где дремлет тень — И да святится колос скудный В полях, объятых тишиной, Как нежный лик страны родной… IV Она теперь в глубоких ранах И вся в запекшейся крови, Но зреет в северных туманах Срок искупительной любви, И в темную обитель дрожи Войдет, как пламя, отрок божий, И будет ярко горяча В руках невольничьих свеча — И в щедрый дар за крест суровый, Где было бремя всех забот, Наш древний посох расцветет И дивный трепет жизни новой Молитвенно в победный час, Как чудо солнца, вспыхнет в нас… УМЕРШЕМУ ДРУГУ Был колокол на башне, в храме вешнем, Где явь земли свой жертвенник зажгла… И он был отлит звону о нездешнем, И пела в нем вселенская хвала… И он пылал сердцам, как весть живая, О тайнах мира в звездном их цвету, Своим псалмом впервые разрешая Слепой земли глухую немоту. Но в час, когда огонь преображенья Коснулся праха всех земных дорог, Не кончив чуда нашего рожденья, Для райских песен колокол заглох… Но нет, лишь ткань из тлена онемела, Лишь бренный цвет увял средь смертных нив! А вещий дух, не знающий предела, В своем твореньи вечно будет жив… И вновь, и вновь, лишь в строе звездно-новом, Воскреснет в людях в каждый вещий час Пророк, что был для нас небесным зовом И Вечности ответствовал за нас. «Стучись, упорствуя, Кирка…» Стучись, упорствуя, Кирка, В глухую грудь земли, пока Не зацветут тебе века… Пусть горек, сир и мал твой труд, Но есть у грани тайных руд Рубин живой и изумруд… Но, роя прах, дробя пласты, Не сетуй с болью, что не ты Войдешь в сверканье полноты… И ты лишь знай, лишь кротко верь, Что в мире плача и потерь Твой трудный трепет — только дверь… Твой древний звон — твой жребий весь, А сбудется средь звезд, не днесь, Что ты упорно строишь здесь… «В тюрьме, где были низки своды…» В тюрьме, где были низки своды И каждый стебель цвел в тени, Я ткал из бренной жажды годы, Прял из пустых забвений дни… |
