От этой мысли не развеселишся, а за окном сияло солнце, голубело море и Леня, как всякий молодой мужчина тут же пришел к выводу – хоть пара радостных дней, да мои! И прожить их надо так, чтоб за ушами трещало!

Он пересчитал свою наличность, собрал вещи и к полудню отыскал отель с самыми низкими ценами во всем Гераклионе. Номер оказался российского манера, сродни Дому Колхозника – восемь коек, восемь незнакомых другу другу постояльцев.

Впрочем, Леня за неделю своего пребывания на Крите никого из своих соседей толком и не видел. С утра уходил на море, там же ел в кафе, там же спал, где-нибудь в тенечке между скалами, брал на прокат авкваланг, до позднего вечера сидел в кофейнях и вскоре даже научился подпевать – если греки заводили свои несколько унылые песни. Танцевать сиртаки он обучился на третий день. На четвертый – подвернулась какая-то грудастая полька из Кракова, девушка лет на тридцать, сговорчивая, но не безкорыстная. Красавица была настолько уродлива, что при встрече с ней на перекресте трамвай бы с рельс соскочил, но Лене это было без разницы – Вика не выходила у него из головы, а кто был в данный момент рядом оставалось безразличным.

При наличии дамы, деньги Лени ускорили свое ускользание из карманов, жительница Кракова переселила его в свой отдельный номер, а однажды поутру исчезла, прихватив на память его часы.

Спасибо, ясновельможная пани, в догонку ей сказал Леня, но нежная пани услышать его уже не могла.

Однако, справедливости ради, следует отметить, что все эти мероприятия свою задачу выполнили – Леня заставил-таки себя ни о чем не думать, не пугаться будущего и никого не вспоминать – кроме Виктории.

Перед самым отьездом на мгновение мелькнула мысль – а не остаться ли здесь если не навсегда, то на очень продолжительное время? Леня уже знал, что подобный фокус не так уж сложен: остаться на островах, или застрять здесь на долгое время практически было возможно. Пока у тебя есть деньги не погонят из любой точки земного шара. Но идея эта как пришла на ум, так и исчезла. Хоть она и паршивая жизнь, там, в Москве – но все же это была жизнь, а не сплошной отдых и море. Да и то сказать – для души не хватало Васьки Блинова, кафе «У Тимофея», трибуны стадиона в Лужниках, праздного шатания по Тверской или Арбату, длинной и малоосмысленной трепотни по телефону с «френдами», то бишь не хватало всей своей московской жизни. А если выражаться выспренне – не хватало родины-уродины, русской кухни и могил родителей на Немецком кладбище. Или в тебе это чувство Отечества есть, или его нет – как кому повезет. Нет – оставайся под солнцем Юга и ни о чем не жалей. В прочих вариантах – торчи в России и дели-жри с ней вместе всю дрянь, что ей на роду написано: хлеб, водку, дураков, бездорожье и тотальное воровство.

Отплытие Лени с Крита прошло на том же грязном пароме, который привез его сюда. Тот же вислоусый капитан не столько заботился держать свою лоханку точно по курсу, сколько придумывал, как бы выжать из пассажиров дополнительную опату несуществующих услуг.

Но до Афин добрались.

И до Москвы долетели.

Миновав все таможенные барьеры, Леня подивился, что его тут же не повязали, однако ждать этого приятного события он не хотел – разом бросился навстречу своим бедам, поскольку чувствовал себя отдохнувшим и бодрым, а потому решил рубить с плеча. В здании аэропорта он нашел таксофон и на память набрал телефон Свиридова. Тот оказался на месте, жестко представив себя:

– Свиридов слушает.

– Это Волохов Леонид. Я вернулся! – бодро сказал Леня.

– Кто? Ах, Волохов! Ну, и долго ты ещё будешь в бегах?

Леня такого вступления ожидал.

– А я вам очень нужен? Срочно?

– Каждый день твоего уклонения судья не зачислит в положительное деяние. Чем раньше явишся, тем лучше, сам понимаешь.

– А парочку дней подождать сможете?

– Ты, Волохов, не торгуйся. – рассердился Свиридов. – Теплая камера и арестанская баланда тебе приготовлены. В Греции отдыхал?

– Рядышком, на Кипре. – не удивился осведомленности Свиридова Леня.

– Купался небось, с аквалангом нырял? – Свиридов и не гасил завистливых ноток в голосе.

– Ага.

– Во зараза! Живут же, прохиндеи! Ну, Волохов, ещё пару дней отсутствия я тебе дозволяю. Пройди аклиматизацию, простись с родными и близкими. Но если в среду не обьявишся, то тебя уже возьмут в системе федерального розыска. Ясно тебе, что это означает?

– Ясно. – ответил Леня, хотя никакой ясности ситуации не видел.

Однако несколько дней свободы ему даровали и Леня бестрепетно направился домой. Тем не менее, сговорчивость Свиридова его поразила причин её Леня понять не мог.

Болтанка в Средиземном море, бессонная ночь в аэропорту Афин, нервный перелет до Москвы настолько измотали Леню, что он даже Васе не позвонил, даже не перекусил на сон грядущий, а сполоснулся в душе и повалился в постель.

Ночью хлынули дожди. Никто не предполагал, что после жаркого июльского лета, после засухи в центральных и южных областях России август-1998 начнется насквозь мокрым, хляби небесные разверзнуться и дождь будет идти с утра до вечера, без перерыва в темные часы суток.

Но дождь, как оказалось опять же с утра, в понедельник, – это ещё явление в половину страшной беды.

В 09.10, когда Леня явился на работу, оказалось, что фирмы «Кураре» более не существует!

То есть, поначалу все сотрудники (около двух дюжин столоначальников) обнаружили, что двери заперты, охраны нет, как отсутствует и сама вывеска фирмы. В пятницу, по сообщению бухгалтера Сенчуковой, все было в полном порядке, разошлись на уик-энд при абсолютном благополучии и президент Куравель даже сказал напутственное слово: «Отдыхайте спокойно, друзья! На ближайший год наше будущее лучезарно и обеспечено! Через два-три дня мы выходим на высокую орбиту!»

– Что за орбита? – спросил Леня потеряно.

Дряблая и некрасивая Тамара Васильевна Сенчукова ответила со слезой.

– Да кто ж его знает?! Наш президент перманентный оптимист!

Ответ нашелся у Мартынова, которого трясло от горя, но яростного качества.

– Да набил Куравель карманы деньгами и сбежал! Я же говорил, всегда говорил, что наша фирма подставная! Бандитские фокусы прикрывала!

– Чушь вы мелете! – Сенчукова вспыхнула от гнева и закричала, забыв про личные горести. – Ты, Колька, окосел от зависти и глупости! Это ты мне, главбуху, про воровство говоришь?! Без меня ни одной копейки не украдешь! Степан Степанович честнейший человек!

Мартынов этих криков не испугался и заверил убежденно.

– Ничего! Судья разберется! Вы, госпожа бухгалтерша, ещё будете носить своим дружкам передачи в тюрягу, это я вам обещаю!

– Что-о?! Моим дружкам?!

Общего подавленного настроения эта перепалка, натурально, не улучшала. Крикливый скандал давал, понятно, разрядку нервной системе, но трагизма положения не смягчал. Леня подумал, что сбежать, строго говоря, Куравель никуда не мог, а потому закрытые двери фирмы обьяснятся скорее всего неуплатой аренды или ещё какими-то техническими трудностями, которые быстро разрешаться.

Сенчукова оказывалась в испуганной толпе сотрудников за главную Фраков, вице-президент, раньше полудня на работу не приходил, поскольку в первой половине дня бегал по высоким инстанциям. Сенчукова никакого решения принять не могла.

Дождь поливал головы испуганных и потерянных людей, женщины едва не плакали, мужчины нервно похихикивали, но что делать – никто не знал.

В практике сегодняшних дней внезапная ликвидация фирмы для Москвы была обыденным явлением: фирмачи построили «пирамиду», или зарядили лотерею, нахапали денег и исчезли, оставив клиентуру с носом. Как и что можно было украсть в «Кураре», понять было трудно. Но надо учитывать национальные особенности – в России крадут и там, где ничего нет. Каким образом это получается, остальному миру непонятно, однако многовековая история Государства Российского лишь подтверждает уникальную способность россиянина красть из пустоты, из вакуума.