— Пора мне, вьюноша, — сказал он.
— Как? Куда?
— Дела, знаешь ли. Ты не один, у кого могут быть серьезные дела в Арманнисе.
— Но что же мне делать? — Андрей тоскливо скосился на Родгана.
— Для начала, дождись Ланса. На втором этаже — над трактиром — есть комнаты, одну из которых вы можете снять. Сегодня переночуете здесь, а завра, думаю, Родган позволит вам остаться у него. И не беспокойся за Родгана, ему не привыкать проводить ночь в неловкой позе на трактирном столе. Завтра он начнет вас обучать.
Старик, казалось, был весел. Андрей, однако же, остался доволен тем, что Кейвак будет учиться у Родгана вместе с ним. Каков из Родгана учитель, можно лишь догадываться, но маг слезно просил юношу записать его в число учеников рыцаря.
— Мы с вами ещё увидимся? — спросил Андрей.
— Естественно! Подозреваю, что мы будем видеться достаточно часто, чтобы стать хорошими друзьями!
— Подозреваю, что дружба с вами — не очень хорошая штука, — в тон ему проворчал Андрей.
— Подозреваю, что ты прав, молодой человек, но при этом подозреваю, что твои подозрения напрасны!
Последние слова Валиус сказал, уже выходя из трактира. Двустворчатая дверь за ним медленно закрылась, оставляя Андрея наедине с вечерними посетителями. Как ни странно, но юноша почувствовал облегчение, когда старик удалился. Общение с такими людьми как этот неопрятный старикан, выскочивший точно черт из табакерки, из книжки про лешего, напрягает нервы и, мягко говоря, раздражает.
Андрей устроился поудобнее, и стал смотреть, как группа музыкантов из четырех человек (а он узнал в них музыкантов по неким подобиям гитар, которые те держали в руках) вышла на середину зала. Мужчины вежливо раскланялись, поднимая на каждом кивке смешные зеленые шляпы, и стали готовиться к игре.
Когда началась музыка, Андрей вздрогнул. Отчего-то он ожидал услышать плохо слаженный мотивчик типа кантри, тем более что инструменты в руках музыкантов выглядели совсем не ахти, но… Музыка, которая разлилась по трактиру, была одновременно торжественной и печальной, как гимн по славу павших воинов. Каждая из четырех гитар производила строго свои ноты, свою мелодию, своё чувство, и вместе их звуки объединялись в настоящее произведение искусства, рождая прекрасную музыку. Как волны накатывают на берег, так музыка пульсировала в ушах юноши, проходя напрямую в сердце, колыша потаенные уголки души, освещая их непривычным, незнакомым и волнующим светом. Струны вибрировали всё чаще и чаще, мелодия становилась громче и вместе с тем таинственней. Посетители, как и Андрей, зачарованно слушали игру музыкантов, думали что-то своё. Вряд ли аборигены ни разу не слыхали такой мелодии, но даже их — привычных к реалиям этого измерения — музыка заставила забыться.
Наконец, песня четырех гитар достигла апофеоза, после чего они разом утихли. Андрей подумал, что выступление артистов закончилось, но один из них медленно и тихо затянул слова, которые становились всё громче. Слова один за другим подхватили его напарники, снова зазвучали струны, но уже немного иначе — как будто струны сами находились под впечатлением от только что проигранной музыки.
Андрей слушал песню, не понимая, о чем она, и в его душе все сильнее укреплялась уверенность, что какие бы испытания не уготовила судьба, все они рано или поздно останутся позади, и мир Арманниса будет продолжать жить своей сказочной жизнью, и мир Земли избежит катастрофы.
В мире фальшивых отражений,
Лабиринтов и зеркал,
Не понимая, где же ночь, а где день,
Примеряя много лиц,
Ты всё ж своё искал,
Хотел отбросить ты на всё свою тень.
И где-то было мало света,
Где-то было много тьмы,
Но тень твоя не обретала черты.
Она терялась среди тысяч
Незнакомых теней,
Отброшенных такими же, как и ты.
У тени нет ни лица,
У тени нет ни судьбы,
Она такая лишь, какой ты есть сам.
Но в этом мире лабиринтов,
Отражений и зеркал
Ты можешь тысячи лиц дать теням.
И ты даешь им имена,
Даешь им лица и мечты,
Но тени всё ж не обретают души.
Они не станут тобой,
Ими не станешь ты,
Ведь эти тени — результат твоей лжи.
Андрей не знал, почему слова песни так на него подействовали. Может быть, в них было сказано, что нельзя обойти предзнаменованное стороной, нельзя отобрать у судьбы её право на тайный выбор, нет смысла хвататься за голову и пускать сопли, когда ситуация кажется вышедшей из-под контроля. Вместо этого нужно собраться, гордо поднять голову и продолжать идти в неизведанные дали жизни, тем более что юноша был ни кем иным как избранником высших сил, призванным спасти как минимум один мир.
Да и, что греха таить, Андрей мечтал, всегда мечтал стать героем, побывать в поистине чудесных местах, пройти через удивительные приключения. Арманнис дал ему такой шанс, и нечего сетовать на судьбу.
Хотя, быть может, и не лжи.
Быть может, просто мечты.
Быть может, просто ты хотел быть другим.
Тогда ты станешь тенью сам
И будешь призраком мечты,
Всеми любим, но сам собой не любим.
Чужие лица, пусть они
Придуманы самим тобой —
Это всего лишь отраженья души.
А отражения в кривых,
Грязных, разбитых зеркалах —
Они, пожалуй, никому не нужны.
Когда, отбрасывая тень,
Ты ей пытаешься дать
То, что хотел бы видеть, но чего нет,
Ты можешь стать её рабом,
Ты можешь сам тенью стать —
Слишком суровым может быть здесь ответ.
Когда горит какой-то свет,
Всегда найдется и тень,
И эта тень несёт в себе его часть.
Другая часть же — от того,
Что освещает этот свет,
Никак нельзя её заставить пропасть.
И в лабиринтах зеркал,
Где отражениям мы
Хотим дать душу, чтоб они были нами,
Мы забываем, что всё это —
Разные вещи:
Тени, отражения, мы сами…
Менестрели закончили петь, и на несколько секунд в трактире повисла тишина, которую нарушал только храп Родгана. Затем четверо музыкантов сняли шляпы, ещё раз низко поклонились и принялись обходить столы и посетителей, держа шляпы перед собой. Зазвенели монеты, и когда один из мужчин подошел к Андрею, юноша бросил в его шляпу две монеты — одну за себя, а вторую — за Родгана, пусть тот и не слушал песню, а бессовестно спал.
Именно в этот момент в трактир зашел Ланс. Он сразу же обнаружил местоположение Андрея и быстрой походкой направился к нему.
— Ты дал музыканту целую монету! — сказал он, не успев сесть.
