А дверь уже была распахнута, и Максимыч уже был за дверью. Барахтался в чужих пальто. Петя неловко, на бегу принялся совать неуклюжий маузер в карман. Чуть не зацепился за упавший стул брючиной. Нательный крестик колотился под рубашкой, словно сердечко.

Чьи пальто маскировали тайный ход, для Пети осталось секретом, потому что в рекламном отделе никого не оказалось. Только светился монитор компьютера, да включенный на громкую автоответчик принимал агрессивное: «Добрый-день-вас-беспокоит-консультатнт-по-рекламе-газеты-»Деловая-неделя"…"

Никто из прочих сотрудников «РомЭкс» их не видел: отдел рекламы размещался особняком в другом крыле.

Потянулся пустой коридор, ломаный, ветвистый, как медь на микросхеме, выходящий к парадной, покрытой пыльной ковровой дорожкой лестнице Дома офицеров. Гремучей, словно литавры. Лестница широкая, как река Амазонка. Ковровая дорожка бурая, как вода в реке Амазонке. И никого. Рано еще. Только от топота бегущих пыль из дорожки летит.

— Надо было хоть плащи накинуть! — Петя вдруг заметил, что черная рука с плеча шефа испарилась. Нет, вон костюм на груди оттопыривается. Значит, спряталась под ткань, чтоб непосвященных смертных Кондратий не хватил.

Они выбежали наружу. И Литейный проспект окатил две горячие головы шумом и бензиновой гарью пролетающих мимо автомобилей. Петя попал ногой в подвернувшуюся лужу, рябую от ветра, и обдал кофейными брызгами тетку с набитой грязной морковью авоськой.

Отдуваясь, преследователи втиснулись в служебную «волгу», и рука снова перестала прятаться, снова оказалась на плече, антрацитовым указательным пальцем тыча, где искать того, кто прислал зачарованного гонца. Бах! Бах! — пистолетными выстрелами хлопнули дверцы. Шофер Саша на черную руку даже не покосился. «Волгу» приподняло, будто взрывной волной.

Нарушая все мыслимые правила, истошно подминая асфальт покрышками, «волга» развернулась под носом у двух «мерсов» и рогатого троллейбуса и, чудом целая-невредимая, вырулила на Кирочную. Загундосила бибикалка одного из «мерсов». Дома закачались ваньками-встаньками, в зеркалах юлами закружили ржавые крыши и слепые окна.

— Поднажми, уйдет ведь! — сквозь громкое сопение указал Максимыч шоферу.

По трамвайным путям шофер обогнал не уступавший дорогу «форд». Тряхнуло. Еще раз крепко тряхнуло. В машине стало темнее. Жадно замельтешили дворники, размазывая грязь по лобовому стеклу.

— А если бы сейф открыл я? Она б меня слушалась? — кивнул Петя на черный оживший кусок плоти, который, на миг отвлекшись от прямых обязанностей, по-хулигански скрутил дулю промчавшейся мимо афише кинотеатра «Спартак». Сегодня там давали «Вий».

Дедушка с палочкой чуть не попал под колеса, странным образом на миг вернув мысль Пети к одолженному вчера начальником стольнику. На шее водителя блеснули бисеринки пота.

— Чего захотел! — достаточно добродушно хмыкнул под нос Максимыч. Он уже перегорел. — Рука лишь тому верно служит, кто ее от остального тела освободил. А такого оболтуса, как ты, если будешь дразнить, и за голень цапнуть может.

— А чем ее кормить?

На самом деле Петя хорохорился. Не мог себе простить испуга, когда рука вываливалась из сейфа. Многое ему еще в диковинку в ИСАЯ. Иметь бы нервы как у сфинкса Саши…

— Все, Санек, — Максимыч не ответил на вопрос Пети, а повернулся к шоферу. — Тормози. Поворачивать смысла нет. Он в метро нырнул. Там след не взять.

Сидящий спереди командир чуть не бумкнулся лбом о «бардачок». Желтый свет светофора сменился на красный. По лужам и грязи к станции метро «Чернышевская» потекли задираемые ветром пешеходы.

— Ушел? — тяжело вздохнул Петя. На этот вопрос он ответа и не ждал. И так было ясно, что Черный Колдун, однорукий Передерий, ушел от погони.

По крайней мере, сегодня.

Это был самый ветхий стул в редакции, с откровенно вытертой до ниток, некогда красной обивкой. На этот стул обычно сажали посетителей, спешащих поведать миру о привидении, ворующем пенсию; об очередной телепатограмме от эфирных братьев с Сириуса; или о назначенном на следующую среду Конце Света.

На этот стул-инвалид, не постелив газетку, и забрался ногами Толик, только что ворвавшийся в кабинет с выпученными глазами и азартно распахнутым ртом. Не почтительно «Анатолий Петрович», не демократично «Анатолий» и не современно «Толян», а именно «Толик» — за глаза и в глаза. Последний раз Толика в редакции таким возбужденным лицезрели, когда гастролирующий прорицатель то ли с Тибета, то ли из-под Воронежа принял толстяка по простоте провинциальной за редактора и пригласил отобедать в ресторан «Швабский домик».

Стул заходил ходуном, но больше ничего интересного не случилось. Потный Толик в облаке пыли спустился на грязный (такие уж погоды на дворе) линолеум, держа в далеко вытянутых руках доисторическую пишущую машинку, упакованную в паутину. Редакционный шкаф, лишившись не выбрасываемого на всякий случай атрибута, вдруг показался куцым. Наташа углядела в дрожащей стеклянной створке шкафа свое дражайшее отражение и, кажется, осталась довольна.

Коль не получилось со стулом, Дима попытался убить Толика взглядом. Тоже не вышло. Наташенька, отталкиваясь туфельками, брезгливо отъехала от стола в офисном кресле на скрипучих колесиках, потому что Толик не придумал ничего разумнее, чем водрузить пыльный реликт ей под нос. Очень красивый, стоит отметить, нос. Прямой. Его можно было бы назвать греческим… Но Наташенька являлась классической блондинкой, и слово «греческий» с ее обликом вязалось не очень.

Дима был зол, его бесцеремонно прервали. Он как раз собирался не без намека поведать секретарше историю о подбивающем к ней клинья белом маге. Члене Ассоциации Белых Магов и хозяине курсов по овладению магическими навыками за две недели. Дима позвонил, представился очень занятым бизнесменом и спросил, нельзя ли пройти курс ускоренно — за день. Ему на полном серьезе сказали, что легко, только он должен собрать группу себе подобных.

— Не дышите! — словно археолог над черепом Тамерлана, склонился Толик над пишущим монстром и сквозь паутину осторожно ткнул пальцем в клавишу «Я». Ничего не получилось, потому что без питания электрические машинки обычно бастуют.

Диме вспомнилось где-то прочитанное: через день после того, как археологи вскрыли могилу Тамерлана, началась Великая Отечественная.[4] Киев бомбили, и объявили… А ведь старожилы предупреждали — не надо ковыряться в кургане, хуже будет. Редактор обязательно переиначил бы название на «Проклятие из глубины веков», какой бы чудесный заголовок к статейке на эту тему Дима ни изобрел бы.

Дима был страшно зол на шалапута Толика, ввалившегося в кабинет именно тогда, когда Дима выискивал предлог этак небрежно кликнуть Наташу потусоваться сегодня вечерком в некоей компании прибабахнутых спиритов, искренне вызывающих духов посредством блюдечка, а потом на полном серьезе обсуждающих, почему ничего не аукнулось и не откликнулось. Естественно, после болтологии предполагалось распитие алкогольных напитков. А потом — чем черт не шутит…

По радио принялись многозначительно передавать курсы валют. Наташа красиво и плавно потянулась к ручке, убавила громкость. Курс доллара после августа воспринимался как траурный марш.