— …А теперь, задержанный, слушай мою команду: руки за голову, лицом к спине!.. Ох, стопудово!.. Ах, в одни ворота!.. А сколько у нас рук? Восемь! А кто мы? Осьминоги!..

Со сцены следующий сдержанный голос торжественно докладывал о достигнутых за отчетный период победах:

— …Благодаря реализации целого комплекса мер по борьбе с незаконным обращением в аптечной сети Санкт-Петербурга фальсифицированных и некачественных лекарств, в нынешнем году было выявлено и изъято сорок четыре серии, то есть двадцать три наименования фальсифицированных препаратов и сто семьдесят одна серия, то есть из сто тридцати пяти наименований, забракованных лекарств. При этом значительная доля их изъята из обращения в оптовом звене еще до поступления в розничную сеть и лечебно-профилактические учреждения…

Вернувшиеся на время в пубертатный возраст Пепел и Анастасия выползли из импровизированного бункера лишь тогда, когда послышался официальный салют стаканов. Замечательно, что при этом большая часть публики уже находилась в веселом состоянии ума и тела, а тонкий запах спиртуоза и слегка топорщащиеся пиджаки мужчин давали понять, что веселится народ не на пустом месте — «как много выпивается, пока не начинается».

— Как я выгляжу?

— Юбку одерни сзади.

— А ты со щеки помаду утри.

Народ заканчивал рассредоточиваться за столиками. Кое-где в рядах зияли бреши — служба дни и ночи. Двое мужиков, явно начавших отмечать задолго до отмашки, уже целились ухватить друг друга за грудки.

— Ну и чем тебе так коммунисты не угодили? — наседал обритый мужик, облаченный в черный костюм с продольной тоненькой полоской.

Второй, в больших очках, а ля интеллигент, пробормотал что-то в ответ и чуть не угодил локтем в крабовый салат.

— Нет, брат, врешь, был бы Сталин, думаешь, мы видели бы все это ерьмо-шоу вокруг? Э-э-х…, — горестно вздохнул он.

Приятель буркнул нечто нечленораздельное и чуть не опрокинул чужую рюмку.

— Да? — вскинулся бритый, — а что с врагами народа делать, по твоему? Сгущенкой с ложечки кормить?

Пройдя мимо сей колоритной пары, Сергей с Настей заняли свободные стулья.

— Глянь, сколько пойла, — присвистнула Настя, жадно наливавшая в стопку водку.

— На наш век хватит, — философично заметил Пепел.

— Ну, раз так, за продолжение банкета! — объявила Анастасия, и синхронно с бритым коммунистом хлопнула стопку, Пепел воздержался. Тут же ее взгляд остановился на чем-то интересном. Настя забеспокоилась, потянула Пепла за рукав и возбужденно зашептала. — Серега, он здесь…

— Кто? — уточнил Пепел.

— Да Кутузов твой!

— А что ж мы его раньше не видели? — резонно спросил Сергей.

— Может, мы его протрахали? В прямом смысле.

На сцене обустраивались музыканты. Гитарист морщился, будто к нему кто-то подкрался сзади и теперь выдергивал по одной из спины занозы. Барабанщик, низко пригнув голову, то и дело зыркал в дальний угол, словно там повесил мешок с апельсинами и боялся, что сопрут. Но не интересовали Сергея ужимки служителей музыки. Даниил Кутузов вальяжно расположился на небольшом расстоянии от Пепла и Насти, непринужденно поглядывал по сторонам и чувствовал себя хозяином положения. Казалось, что он вовсе не в курсе присутствия ни Пепла, ни Анастасию, ни их ратного подвига.

— Знатный мужик, да? — похвасталась Настя, как будто Кутузов был лично ее кавалером.

Интерполовец являл собой типичный образец старого воина, если таким вообще свойственно стареть. На кого-то он был до боли похож. Пепел понял, на Зинэтулу Билялетдинова.[19] Высокий, поджарый, осанистый, безукоризненно седой, с орлиным, ясно, носом, и соколиным взглядом темно-болотных глаз. Вообще, сегодня какой-то птичий праздник, только этот птах поблагородней будет. Мысленным фотоаппаратом Пепел зафиксировал фас энд профиль и вспомнил рассуждения Анастасии, что желай Интерпол арестовать его — он бы не разгуливал сейчас в смокинге по ментовским банкетам.

— Сиди здесь, — приказал Ожогов Насте, и уверенно направился в сторону полковника, уловив, как ему вслед донеслось покорное:

— Хорошо, подчиняюсь. Я пока найду, чем заняться…

Сергей двинул мимо пасуемых над жульенами и бужениной фраз: «…Железную дверь сваркой прихватили, чтобы свидетели не разбежались…»; «…В кабинете сейф от прежних времен, десять лет открыть не могу, а от туда воняет мертвечиной…»; «…Когда ты первый раз пересек границу? — Это было в год бешенной популярности ликера „Амарето“. Самые страстные влюбленные при поцелуях склеивались зубами…»… Серегу вдруг поймал за рукав какой-то служивый:

— Позвольте представиться, полковник Маринович! Я видел вашу работу — сто баллов! Вы — сапер, и я — сапер… в некотором смысле. Приходите запросто в гости, я вас с дочкой познакомлю… она у меня — красавица!

Ожогову удалось освободиться от захвата без скандала. На приближение Пепла интерполовец не среагировал.

— Господин Кутузов, — обратился Сергей, сделав еле уловимое издевательское ударение на раздражительном обращении «Господин».

Кутузов не остался в долгу:

— Товарищ. Полковник, — исправил он с такой интонацией, что в продолжение напрашивался знаменитый булгаковский афоризм — «Господа все в Париже», и, окинув Пепла равнодушным взглядом, без подначки скучающим тоном добавил:

— Хороший вечер.

— Н-да, — не стал спорить Пепел.

— И обстановка… сносная.

— Н-да.

— А позвольте узнать, откуда вам известно мое имя? — не изменяя светскому тону, спросил Кутузов. В глаза Пеплу он не смотрел, а беспардонно пялился в глубокое декольте красно-шелковой пышной блондинки, сидевшей за соседним столиком и уже клонящейся лицом к скатерти.

Справа двое осоловевших ветеранов УГРО обсуждали разные методики допроса:

— …Дал ему по знакам препинания, он и перешел на гласные!..

— Позвольте прежде и мне уточнить, какой интерес я представляю лично для вас? — парировал Пепел, проследив направление полковницкого взгляда и отметив, что тот еще не стар, как минимум душой.

— Лично вы? Помилуйте, я не имею чести быть с вами знакомым. Кстати, у вас горелая спичка к рукаву прицепилась, вы что — в засаде под трибунами сидели?

— Да вот, бикфордов шнур отсырел, у вас запасного не найдется, чтобы взорвать эту пьянку во имя Отца и Сына, и Святого Духа?

— Может, лучше сигару?

— Не стоит.

Полковник закурил. В другой обстановке его подчеркнуто-светский тон позабавил бы Пепла, но сейчас почти злил. Тем более, что Ожогов понимал: со стороны они выглядят мирно беседующими джентльменами-мажорами, и это его раздражало.

— В таком случае папка с моим личным делом попала к вам случайно?

Кутузов метнул короткий взгляд, говоривший отнюдь не в заданном тоне что-то типа «Не пыли, пехота»:

— Не сомневайтесь, я вас идентифицировал.

— Чем же я вас так заинтересовал? — Пепел потянулся в карман за сигаретами.

— Да так, — дернул плечом Кутузов, — у вас случайно бинокля не найдется? — спросил он совершенно серьезно.

— По-моему, у вас один глаз лишний, — решил Сергей.

— Молодой человек, не нервничайте, — начал интерполовец, явно рассчитывая, что такое обращение покоробит отнюдь не нервничающего Пепла, — все в порядке. Ваше дело меня интересовало несколько опосредованно. Как именно — вас не касается, поверьте на слово. Так что идите с миром.

— Нет! Нет! Коммунисты — не крокодилы! — донесся возбужденный крик вконец надегустировавшегося бритого зюгановца.

Пепел не двигался. Конечно, он сам был не любитель долгих рассусоливаний, но конкретно этот скоротечный диалог мало что прояснил. При этом дожимать Кутузова прямо сейчас — затея бессмысленная.

— Ступайте с миром, честное слово, — перебил мысль полковник, — если только вы не любитель лишний раз привлечь внимание, — поморщился полковник. — Кстати, вы опять в «глубинном» розыске и появляться здесь с вашей стороны верх безрассудства. Сейчас стало вновь актуальным поймать убийцу Эсера, поймать якобы того, кто науськал бультерьера. Вы меня правильно услышали? Подчеркиваю: БУЛЬТЕРЬЕРА.