Герда извивалась, царапалась и сыпала гамбургскими портовыми ругательствами. Наконец, цапнув генерала за руку, исхитрилась вывернуться и ухватилась за рубильник. Генерал снова взялся за сиротку поперек туловища, крякнул и дернул. Рубильник провернулся в пазах с верхнего в нижнее положение…

Позади остался беспримерный марш-бросок. Илья шел почти по отвесной стене к гребню, а мимо постоянно сходили сухие лавины и гремели камнепады. Илья двигался между разветвляющимися кулуарами от конфорсика к конфорсику. И ступни в тесных, с чужой ноги, промокших скальных туфлях начинали дубеть. А без туфлей тут не пройти.

Поскольку шлямбуров не хватило, он вынуждено сдюльферял до первой ночевки, чтобы приткнуться на полке полусидя-полулежа. А потом был кулуар, куда постоянно обрушивались огромные ледовые и скальные карнизы. А вокруг все — рыхлое!

На последнего, седьмого по счету, мертвого монаха Кучин наткнулся у самого порога, вдыхающего серый мир провалами бойниц вымерзшего монастыря. Монах свернулся калачиком, будто пытался за выступом кирпично-красного гранита спрятаться от кинжального ветра и кутался в утлый оранжевый халатик. При касании ледоруба монах издавал хрустальный звон, и понять, замерз бедолага вчера, или сто лет назад, не было никакой возможности.

Похожий на поставленный вертикально блок сигарет монастырь одним боком прилип к отвесной стене, другим, подпираемым только ветром, навис над пропастью. Вот-вот не выдержит сложенная из перепачканных кизяком камней стена и сползет в многокилометровую пустоту. Сверху монастырь маскировала могучая снежная шапка, с боков вид на строение закрывали скалы, и обнаружить стены можно было только поднявшись тем путем, который проделал мегатонник. Сколоченная из шершавых кособоких досок дверь вряд ли спасала от ветра простуженные внутренности строения, настолько крупные щели зияли меж досками.

Снегопад прекратился пять часов назад так же внезапно, как начался. Свежий снег не украшали следы, из бойниц не доносилось ни единого шороха. И ожидать, что нынешние обитатели монастыря сами себя проявят, было бы нелепо. Строение казалось необитаемым миллионы лет, однако пнувший двери и сунувшийся внутрь Илья Кучин тут же нос к носу столкнулся со стариком Угхом, тем самым, пообещавшим проводить мегатонника на вершину.

— Ты обещал провести меня на вершину! — поймал жадно дышащий Илья за грудки аксакала, и фуражка китайской кавалерии чуть не улетела с благородных седин, заплетенных в косички. Запутавшийся в космах колокольчик жалобно тренькнул.

— Ты и так уже почти на вершине Сигарматхи, — парировал совершенно не испугавшийся Кучинского оскала старец, — Чай с жасмином? Кофе с горным медом, кукри на облепихе? — старик по одному разжал разом ослабевшие от такой наглости чужие пальцы у своего горла, — Проходи, садись, будь как дома. Ты не простудился? Может, аспиринчику?

— Так это и есть Крыша Мира? — Илья посмотрел на потолок, будто опасаясь, что тот сейчас рухнет. Своды слагались из тесанного камня и подпирались деревянными сваями. По камню кустились мочалки инея. Однако огонь в камине (или как здесь называют очаг?) пыхтел. И шипел на огне котелок с растапливаемым снегом.

— Не будь занудой. Хочешь кофе с горным медом или чай? До вершины отсюда пятьсот сорок три метра. Но ответы на свои вопросы ты отыщешь не там, а здесь. — И аксакал примостился на занозистый по паучьи основательный табурет, как бы приглашая Илью взгромоздиться рядом на такой же.

Это было плохо продуманной ловушкой. Вроде бы столько дверей сходилось в зале со всех сторон, что проконтролировать сумму опасностей не оставалось ни единого шанса. А все шумы заговорщицки заглушал свистящий сквозь щели ветер. Но Илья фиксировал чуть приметные облачка выдыхаемого пара в трех точках зала. Чтоб в случае чего не мешало, мегатонник невинно сбросил в угол скудное снаряжение и поправил овечью шкуру на свободном табурете.

— А где твои спутники? — уселся Илья. Он работал «на живца». Он вполне сознавал, что находится на мушке этих самых спутников. Только ведь не начнут они палить раньше, чем из чисто профессионального любопытства выпытают у славянина, какого черта он рыщет так высоко над уровнем моря.

— Всему свое время. Обещаю, ты не покинешь этот кров с неразрешенными загадками за душой. Расскажи сначала, труден ли был твой путь сюда?

— Когда пористый лед чередовался со снежными ножами, я не испугался. Когда, поднимаясь по провешенной веревке, увидел, что она больше чем на половину перебита камнем в метре от точки закрепления, я пожалел, что сачковал тренировки. Когда на гребне шквальный ветер стал полосовать лицо и руки ледяной крошкой, и снег казался тверже гранита, я решил, что это предел. Но, как видишь, старик, я все равно нашел силы дойти до вершины Сигарматхи и продолжить прерванную нападением снежных людей беседу. — произнося умышленно длинную тираду, спрятавшийся в клубах выдыхаемого пара Кучин тщательно осматривался. Его явно не ждали и сложили снаряжение на виду. Лыжи, ледорубы, спальные мешки… Снаряжение на четверых. И на этом реконгсценировку можно было сворачивать и затевать партизанские игры с беготней по нежилым помещениям с поочередным выведением из строя противников по системе «Медведка» (Учение о принципах боя без оружия против вооруженного противника в лабиринте. Разработано по итогам слежки за московскими диггерами). Кабы…

— Кстати, о йети. Они остались в снежном плену?

— Клянусь, так оно и было, когда я двинулся по вашему следу!

…кабы Илья не заприметил на стене ностальгически знакомый узор, вырезанный по камню. Не узор, а текст на древнеславянском. Написанный ризами.[89] Но здесь Кучин почувствовал веское прикосновение к затылку некоего предмета. И услышал голос. Знакомый шепелявый голос шведского разведчика Кнута:

— Попалша враг коварный!? Наконеш ты в наших руках. Шам шкажешь, на кого работаешь, или тебя поторопить?

Подкрасться к мегатоннику со спины, так, чтобы тот прощелкал, способен далеко не всякий фаршированный спецметодиками суперагент. Илья понял, что недооценивал горного егеря. Но не столько самоедством сейчас занимался Илья, сколько плотнее прижимался затылком к загадочному предмету. Старался на ощупь определить, чем это там угрожают.

Итак, сначала. Приставленный предмет имеет прямоугольное сечение 3 Х 5 сантиметров в месте соприкосновения с затылком. Не пахнет оружейным маслом и горелым порохом. Холод не чувствуется, значит, не металлическая конструкция, а из пластика. И наверняка это — не хитрость вроде оттопыренного пальца в кармане, поскольку проще было бы отключить Кучина ударом по голове.

— Говори немедленно, на кого работаешь? — брызгал слюной на затылок Ильи Кнут.

— Я вас спас от лютой смерти, в пещере приютил, а вы… А еще на русских гуманитарную бочку за Чечню катите! Европа, называется.

— У тебя пять шекунд прижнатьша, на кого ты работаешь!

Зеленый салабон вроде Зыкина отчаялся бы. Но умудренный Кучин не таков. Он-то смекнул, что, скорее всего, к затылку приставлен полевой гамма-излучатель, работающий на изотопе кобальт-шестьдесят (Похожей штуковиной, только отечественного производства, убрала серого кардинала татарских сепаратистов Кузахметова лучшая ликвидаторша Россиии Мария Козлова. Правда, этот подвиг похоронили под тридесятью грифами «Сов. Секретно»).

— Можешь не притворятьша, я жнаю, ты охотишьша жа ключом.

— Ключ от чего? — угрюмо буркнул Илья. Самое паскудное — даже предельно хитрым рывком не уйдешь из под конически расширяющегося луча ни в сторону качать маятник, ни на безопасную дистанцию.

— Ключ от уштановки. Шидеть! — пресек швед невинное поползновение Кучина покинуть табурет.

— Когда птица Янахома стучит клювом по ветке, от звука трясутся горы на горизонте, — раздалось холодное сбоку. Это в общий зал по ступенькам со второго этажа стал спускаться Кортес. Высокий и статный, в запахнутом на груди подбитом мехом черном скрипучем пальто. Только рубец отчетливо читался на лице, от стужи и кислородного голода еще более мертвенно-белый.