Планета Виирдок, чтобы вы знали, находится на самой окраине Третьего рукава Галактики, если лететь в стороны туманности Конская голова. Сразу после красного карлика Михельстона поверните вправо, и вы увидите на практически черном фоне (там, где по логике вещей должна располагаться конская грива) пятнышко, еще более черное, чем сама чернота. Многие думают, что там расположена одна из черных дыр, какие в безобразном для разума количестве разбросаны по всему космосу. Нет, господа, пятнышко это блуждающая планета Виирдок, названная так по имени первооткрывателя, выходца, по-моему, то ли с Дельты Пегаса, то ли вообще с Омикрона Кормы. Солнца у этой планеты, говорят, отродясь не было. На мой взгляд, это равнозначно утверждению, что у господина Икс никогда не было отца. Сказать такое может каждый, но ведь все знают, что именно это означает. Так вот, я думаю, что когда-то Виирдок обращался-таки вокруг нормальной звезды, но потом какой-то катаклизм (вспышка Сверхновой в ближайшей окрестности?) вышвырнул планету в открытое пространство, и этот жестокий поступок слепой природы навсегда испортил ей характер. Характер у Виирдока еще тот, в чем я убедился на собственном опыте. В район Конской головы я попал по чистой случайности. А если быть точным, то я просто не помню, что привело меня в эту область пространства. Я летел на дарсанском звездолете, а характер у этого корабля похуже, чем у строптивой жены, если вы понимаете, что я хочу этим сказать. Поэтому вполне возможно, что звездолет доставил меня на Виирдок просто в силу собственной вредности, только бы не выполнять моих прямых приказов. Сначала я не понял, где оказался. Вроде бы, планета. Сила тяжести, твердая поверхность, и все такое. Но если планета, то где звезда? Где спутник хотя бы один? Где аборигены наконец? Темно, пусто, скучно. — В чем дело? — спросил я у корабля, выглянув после посадки в иллюминатор и не увидев ничего в самом прямом значении этого слова. — Где мы? И зачем? — Планета Виирдок, — сообщил звездолет с нескрываемым злорадством. Отличается тем, что не может прибиться ни к одному светилу. — Почему? — удивился я. — Есть же законы механики… — Потому, — сказал звездолет, — что это планета невысказанных эмоций и неосуществленных планов. Силовые линии отрицательных эмоций действуют против сил тяжести и… — Понятно, — прервал я. — Не хочешь ли ты сказать, что здесь именно поэтому так темно? Потому что эмоции и планы были исключительно черными? — Глупости, — с некоторым презрением к моим умственным способностям отрезал корабль. — Темно здесь потому, что пыли много, мы же находимся в пылевой туманности. — Минуту, — сказал я. — Чьи планы и эмоции ты имеешь в виду? — Всякие. Согласно «Космической лоции», диск восьмой, директория «Рукав», поддиректория… — Короче, — буркнул я. — Все планы и эмоции, включая и ваши, досточтимый капитан Шекет. Если уж дарсанский звездолет изволил назвать меня «досточтимым», то Виирдок, видимо, действительно уникальная планета… — В детстве, — сказал я, — у меня была мечта стать послом на какой-нибудь очень важной планете. Мечта не осуществилась. Ты хочешь сказать, что Виирдок… — Именно. Нужно только просканировать информационные недра и найти… Корабль замолчал, принявшись, видимо, за работу, которую я и не думал ему поручать. Взявшись за дело, он обычно переставал реагировать на внешние раздражители (а то, что я стал для звездолета именно внешним раздражителем, мне было ясно уже давно) и погружался в информационную кому. Поэтому я завалился на диван и назло звездолету принялся читать «Космическую лоцию для недоразвитых и недоученных». Прошло часа три, и я уж подумал было, что звездолет нашел какое-то из своих собственных неисполненных желаний, но тут из динамика раздался сокрушенный вздох: — Вот я и говорю, Шекет, ваши желания лучше бы никогда не исполнялись, человечеству от этого была бы только польза. — В чем дело? — осведомился я. — Обнаружен файл с записью вашего исполненного желания, — сообщил звездолет. — Хотите ознакомиться? — Естественно! — воскликнул я и переключил голографический сканер на воспроизведение. В следующее мгновение я оказался в большом зале, посреди которого рядами стояли стулья, а на стульях сидели мужчины и женщины, одетые по дипломатической моде конца ХХ века. Перед рядами стоял длинный стол, на котором лежали три закрытые папки. В первом ряду сидел, сложив руки на груди, немолодой еврей, в котором я к собственному удивлению узнал себя. — Послушай, — сказал я кораблю, останавливая изображение, и все вокруг застыло, включая какого-то армейского чина, поднявшего правую ногу, да так и застывшего в этой нелепой позе. — Послушай, это ошибка. Я не мог быть послом в Соединенных Штатах в конце ХХ века, я ведь и родился-то в две тысячи пятом году! — Шекет, — нравоучительно сказал звездолет. — Виирдок воплощает невыполненные желания, в том числе и неосуществимые в принципе. Должно быть, в детстве вы мечтали именно о… — Вспомнил! — я ударил себя по лбу. Действительно, в юном и романтическом возрасте я мечтал родиться пораньше, стать дипломатом и сделать так, чтобы соглашение о создании палестинского государства никогда не было бы подписано, а было бы подписано другое соглашение, по которому… Вот этот невоплощенный в реальности момент и отобразила, должно быть, информационная карта планеты Виирдок. Я вздохнул и принялся смотреть, что будет дальше. Ведь если корабль прав, то сейчас никак не может произойти то, что произошло в 1999 году на самом деле. Неожиданно открылась парадная дверь, и в зал вошли президент Соединенных Штатов, премьер-министр Израиля и председатель палестинской автономии. Не называю имен, чтобы не обидеть истинных участников церемонии, но ведь у меня в детстве были свои пожелания по поводу того, кто должен занимать эти должности, и мнение мое не совпадало с реальным положением дел. В общем, в комнату вошли вовсе не те люди, которые действительно подписали в 1999 году договор, ставший долгой головной болью для еврейского государства. Премьер-министр Израиля посмотрел в мою сторону и хитро подмигнул. Я подмигнул в ответ, и мы остались вполне довольны друг другом. Речи я, пожалуй, вкратце перескажу, поскольку в моих пожеланиях они тоже отличались от реальных. Американский президент поблагодарил палестинского лидера за то, что тот согласился на то, на что он согласился. Потом израильский премьер сказал, что то, что сейчас произойдет, это именно то, что и должно было произойти после долгих и трудных переговоров. А палестинец, подойдя к пюпитру, долго шевелил губами и соображал, на каком языке ему лучше было бы сказать свое слово. В конце концов он почему-то выбрал русский, который почти не знал, и потому смысл его речи начисто ускользнул от собравшихся дипломатов. Боюсь, что смысла в речи просто не было. Текст договора я знал наизусть, поскольку еще в детстве сам и составлял его — сначала мысленно, а однажды даже изобразил на бумаге. Палестина, согласно договору, полностью переходила со всем населением под юрисдикцию Израиля, отдавалась, так сказать, на милость победителю, а палестинский раис становился автоматически членом кнессета от вновь созданной палестинской народной партии. Когда ставили подписи, я внимательно следил на действиями секретарей боялся, что под шумок они могут подсунуть действующим лицам не мой вариант соглашения, а тот, что был подписан в 1999 году на самом деле. Но ничего, обошлось. Подписи были поставлены, руки пожаты, и дело сделано. — Корабль, — сказал я. — Хочу посмотреть на последствия. Не может быть, что Виирдок поленился и не проанализировал отдаленные результаты. — Вы действительно хотите посмотреть? — подозрительно спросил корабль. — Конечно! — Ну-ну… — пробормотал звездолет, и в следующую секунду я обнаружил, что стою в толпе разгневанных арабов, которые держат в руках лозунги на арабском, иврите и английском: «Требуем работы!», «Требуем равной оплаты!», «Требуем социальных гарантий!», «Требуем жилья!» Нехватало только лозунга «Требуем хлеба и зрелищ!», но я тут же обнаружил и такой плакат, который держала девочка лет семи, и потому текст не был виден за мощными плечами взрослых демонстрантов. — Что происходит? — спросил я. — Что-что… — пробубнил звездолет. — Может гражданин государства Израиль качать свои законные права? Они и качают. — И что, государство дает? — А что государству остается? То, что положено по закону… По сути, рассудительно сказал корабль, — происходит то, что за двадцать лет до показываемых событий случилось в Германии, когда бедная восточная часть присоединилась к богатой западной. И еще добавьте восточную ментальность, нежелание работать и застарелую нелюбовь к собственной семитской расе… Толпа приблизилась, и я понял, что, если не приму меры к спасению, то сейчас мне расквасят физиономию, пусть даже дело происходит в голографическом пространстве, где я не могу испытать боли. — Давай вперед, — потребовал я. — Лет на десять. Когда все успокоится. — Нет данных, — сообщил звездолет. — Информационное поле планеты Виирдок не анализирует, согласно закону, принятому кнессетом в две тысячи семьдесят третьем году, предположений, наносящих пусть даже виртуальный урон Соединенным Штатам Израиля. — Ты хочешь сказать, — обиделся я, — что мне лучше было бы не мечтать о… — Да мечтайте о чем хотите, — обозлился корабль. — Вот только послом вам лучше действительно не становиться. Вы не дипломат, хотите делать то, что считаете нужным, а не то, чего требуют обстоятельства. — А не кажется ли тебе, — сказал я, — что обстоятельства требуют нашего немедленно старта с Виирдока? Эта планета производит на меня мрачное впечатление. — На меня тоже, — отозвался звездолет, и это, пожалуй, был первый случай, когда он согласился с моим мненим. Стартовали мы немедленно, и несколько часов спустя я любовался уплывавшей за корму туманностью Конская голова. Нет, господа, не хотел бы я еще раз попасть на планету невыполненных желаний. Хорошо еще, что я не попросил показать мне, что случится, если я женюсь на моей старой знакомой Гинде Меерсон. А ведь у меня когда-то было такое желание!