У каждого человека есть свои секреты. Не то, чтобы нечто постыдное, о чем не хочется вспомнить. Иногда совсем даже наоборот — так и подмывает рассказывать всем и каждому, каким ты был героем, когда… Ан, нет, нельзя. В одном случае давал подписку о неразглашении, в другом — обещал другу (или подруге) хранить тайну, в третьем… А в третьем и сам не знаешь почему молчишь. Вроде и причин нет, и повод хороший подвернулся, чтобы рассказать все, как на духу, но что-то сдерживает. Нет, думаешь, сейчас не время. В следующий раз. Так со мной бывало неоднократно. К примеру, вы слышали от меня историю о том, как в зман-патруле обрабатывали Мохаммеда? Того самого, который написал Коран и заставил бедняг-курейшитов принять ислам? Не слышали вы эту историю, я и не сомневаюсь. Никакой секретности, кстати. «Рассказывайте кому хотите, — сказало мне изображение госпожи Брументаль, когда я вернулся из той экспедиции, — все равно вам никто не поверит». Именно поэтому я никому и не рассказывал — зачем сотрясать воздух, если твоей истории нет веры? Сегодня однако особый день. В созвездии Волопаса взорвалась звезда Гемма. Вспышка Сверхновой озарила Галактику, как писали в таких случаях авторы фантастических боевиков прошлого века. На самом деле на Земле этого события никто даже и не увидел, только астрономы в Ликской обсерватории зафиксировали вспышку гамма- и нейтринного излучения. О том, что Гамма Волопаса вспыхнет, я знал давно, как и все участники экспедиции в седьмой век. Но одно дело знать теоретически, и совсем другое… Так вот, вызывало меня однажды изображение госпожи Брументаль, главы спонсорской компании «Брументаль», под вывеской которой скрывалось израильское отделение партуля времени, или зман-патруля, как мы его называли. — Пойдете в Мекку, шестьсот тридцатый год, — сказало изображение. Найдете там некоего Мохаммеда, припадочного… — Того самого? — спросил я удивленно. — Пророка? — Когда вы к нему явитесь, — сказало изображение, недовольное тем, что его прервали, — Мохаммед еще не будет пророком, а всего лишь не очень молодых мужчиной, склонным к эпилептическим припадкам. — Ясно, — догадался я. — Задача: устранить Мохаммеда, пока он не… — Но-но! — угрожающе сказало изображение моей начальницы. — Что-то в вас кровь кипит, Шекет, не пора ли вам на повторную медкомиссию? Никакой самодеятельности, имейте в виду! Ваша задача не причинить Мохаммеду физический вред, а напротив, излечить его от недуга. Он должен стать совершенно нормальным человеком. Совершенно нормальным, ясно? — Ясно, — сказал я непонимающе. — С вами пойдет врач, — продолжало изображение. — Он будет заниматься лечением, а вы — прикрытием и охраной. — Охраной кого? Врача или пациента? — Обоих. Повторяю, ваша цель — излечить Мохаммеда. Став нормальным, он перестанет впадать в экстаз, перестанет видеть дурацкие сны и записывать их в виде сур Корана. Но учтите: возможны всякие варианты, действовать будете по обстановке. Когда говорят «действовать по обстановке», вопросы излишни — кто на самом деле знает, какая обстановка сложится в том или ином прошлом? Поэтому я сказал «понятно» и отправился выполнять задание. Врач оказалась миловидной женщиной лет тридцати по имени Алька Зельцер. Черные волосы, черные глаза, яркие губы, фигура Венеры и… Нет, я не влюбился, во время зман-патрулирования это запрещено, но держать свои мысли в узде стоило мне большого напряжения воли. — Рада, Иона, что именно вы будете участвовать в этой операции, — мило сказала Алька, пожимая мне руку. — Я слышала о вас много хорошего. Наверняка ведь обманывала, как все женщины! Что она могла слышать хорошего о человеке, чей стаж в зман-патруле исчислялся в то время тремя неполными стандартными месяцами? В колодец времени я бросился первым, Алька — следом. Вытащил я ее за волосы, потому что она едва не проскочила нужный год. В Мекке стояла жара, как в Тель-Авиве в середине августа. А на дворе был апрель, прошу заметить. Дом Мохаммеда мы нашли быстро, в городке каждый знал этого местного придурка, на которого показывали пальцем и говорили детям: «Будешь вести себя плохо, тебе боги так же накажут, как этого». Нас, собственно, интересовал сейчас не сам будущий пророк, но его жена Хадиджа, выполнявшая при муже функции отдела кадров. — Вот, — сказал я, когда Хадиджа вышла на порог, вытирая руки о фартук, это девушка, которую я хочу продать в твою семью. Пусть она будет новой женой Мохаммеда и принесет ему радость. Хадиджа критически осмотрела Альку, и самым большим моим желанием в тот момент было — взять мою спутницу за руку и увести в пустыню. Бог с ним, с заданием! — А ты кто такой? — недоверчиво сказала Хадиджа. — Никогда тебя прежде не видела? Откуда пришел? — Ахмад, ремесленник из Медины. Это моя сестра, и я знаю, что… — Понятно, — прервала меня Хадиджа. — Пусть твоя сестра пойдет на кухню, я погляжу, что она умеет. Моему мужу сейчас не так уж нужна еще одна жена, у него нас уже четыре, но девушка она ничего себе… Только пусть учтет: я здесь главная, мое слово — закон. — Конечно, конечно, — закивал я. Алька молчала, стиснув зубы. Ей, ясное дело, хотелось вцепиться Хадидже в волосы, но зман-патрульный должен сдерживать свои чувства. Я уж не знаю, приготовила ли Алька Зельцер такой обед, чтобы ублажить Мохаммеда, но Хадиджа осталась довольна, и мою спутницу взяли в гарем с трехмесячным испытательным сроком. Трех месяцев было достаточно для выполнения задания, но меня выводила из себя мысль о том, что приходилось делать Альке, оставаясь по ночам с Мохаммедом наедине. Я слонялся вокруг дома, рисовал в воображении самые гнусные эротические сцены и готов был разнести то крыло дома, где размещалась спальня будущего пророка. Однако в мои функции входила охрана объекта, а вовсе не морального облика коллеги. На третью ночь я обнаружил врага и понял, что имело в виду изображение госпожи Брументаль, когда требовало действовать по обстоятельствам. Я как раз следил за домом Мохаммеда в ночной бинокль, когда увидел, что к одному из окон крадется человек. Быстрый бросок, болевой прием, выворачивание рук… Передо мной стоял типичный представитель гуманоидной расы с планеты Биллизар — тощий, как жердь, и с непропорционально широким лицом. — Отпусти, Шекет, — прошипел он. Биллизарец даже знал мое имя! Значит, неплохо подготовился. Скрыв удивление, я сказал: — Ну-ка быстро: номер отдела, цель задания. — Ох! Да отпусти, не сбегу… Отдел номер шесть-одиннадцать… Так, это не наша система, в зман-патруле совсем иная нумерация. Значит, действительно конкурент. И чего же ему надо? — Цель задания, быстро, — повторил я. — Вкатить Мохаммеду новую порцию стимулянта… Ох, отпусти, руку сломаешь! — Какого стимулянта? Биллизарцы тоже хотят излечить Мохаммеда от эпилепсии? — удивился я. — Вам-то какое дело до земной истории? Вместо ответа биллизарец сделал подсечку, я не удержался на ногах, в следующее мгновение на мою голову обрушился свирепый удар тупым предметом, и я на какую-то долю секунды я потерял сознание. Очнувшись, я не увидел этого инопланетного негодяя — он успел скрыться и, боюсь, вовсе не в неизвестном направлении. О направлении как раз можно было догадаться спальня Мохаммеда. Недолго думая, я полез в открытое окно следом за биллизарцем и оказался в темном коридоре, куда выходили три закрытые двери. Из-за одной из дверей доносилась какая-то возня, потом я услышал звуки борьбы, чьи-то приглушенные восклицания… Вышибив дверь плечом, я ворвался в спальню будущего пророка. И что я там увидел? Мохаммед сидел на широкой постели полуголый, а точнее — в одних шароварах. Обе его руки были протянуты вперед и перевязаны в локтях; я узнал автохирургические диагностические повязки производства «Исрамед». Глаза Мохаммед закатил, а губах пузырилась слюна. Типичный эпилептический припадок. По идее, бедняга должен был сейчас кататься по полу и мычать, прикусив губу. Однако Мохаммед сидел спокойно и не реагировал на то, что творилось вокруг. Вокруг же творилось следующее. В центре спальни стояла в боевой позе Алька Зельцер, одной ногой она наступила на тощую руку биллизарского агента, а другой собиралась двинуть его в некое место, которое биллизарцы используют для производства детей мужского пола. — Стой! — крикнул я. — Только без членовредительства! «Брументаль» не захочет платить компенсацию, так эти биллизарцы нас с тобой по миру пустят! — Да? — недоверчиво сказала Алька, но агента отпустила, и тот с кряхтением поднялся с пола. — Он мне чуть весь курс лечение не испортил. Я сейчас как раз последний сеанс начала. К утру Мохаммед будет здоров — ни следа эпилепсии. А этот, — она кивнула в сторону биллизарца, который ползком хотел добраться до кровати, где сидел Мохаммед, — этот мне мешать вздумал. — У него задание такое, — пояснил я. — Биллизарцы всегда были антисемитами, ведь своих евреев на планете у них никогда не было. Им нужно, чтобы Мохаммед записал Коран… Тут мне в голову пришла некая мысль, и я повернулся к агенту: — Эй, приятель, — сказал я. — Это ведь ваш мыслеизлучатель внушал Мохаммеду суры Корана? — Наш, — морщась, пробормотал биллизарец. — И еще внушит, будь уверен! Ты думаешь, что, если Мохаммед не будет эпилептиком, он и Корана не напишет? Чушь. Эпилепсия — не причина, а следствие, ясно? — Ясно, — сказал я. — А ну-ка, быстро: где ты установил гипноизлучатель? И кто писал текст Корана? — Бить будешь? — деловито спросил агент, и я решительно кивнул. — Ох… Где установлен излучатель — не скажу, можешь бить. А текст Корана писали три наших академика в Институте ксенофобии. Тебе что-нибудь в этом тексте не нравится? — Мне в нем не нравится все, — мрачно сказал я. — И потому придется тебя взять в заложники. — Забирай свои приборы, — обратился я к Альке. — Тут все куда сложнее, чем кажется нашему начальству. Пусть оно само разбирается с этим биллизарцем. Через минуту Мохаммед лежал в постели и спал сном праведника, каковым он на самом деле не являлся. А мы втроем (биллизарца я привязал к себе за спину, будто рюкзак, и он там болтал ногами, стараясь пнуть меня побольнее) прыгнули в колодец времени. Вот, собственно, и вся история. Судя по тому, что Мохаммед все-таки записал суры Корана, госпоже Брументаль так и не удалось выбить из агента признание, где он активировал свой излучатель. Впрочем, в одном из отчетов, попавшихся мне на глаза, я прочел о том, что уже после смерти Мохаммеда экспедиция зман-патруля (жаль, что я в ней не участвовал) обнаружила под черепом пророка тоненький металлический проводок. Вероятно, это и был злополучный приборчик, а точнее — антенна, которую успел вживить биллизарец. Где-то на Биллизаре ученые из Института ксенофобии зачитывали написанные ими суры, а Мохаммед воспринимал это как голоса ангелов… Я считаю, что большего прокола в деятельности зман-патруля не было за всю его историю. Может, поэтому мне и не хотелось рассказывать, как мы с Алькой Зельцер пытались вылечить Мохаммеда от болезни, которая не имела к созданию Корана никакого отношения. А биллизарец провел много лет в тюрьме, и я однажды, уже уволившись из зман-патруля, навестил беднягу, чтобы извиниться за то, что, как выяснилось, сломал ему руку. Это было любопытное свидание, я услышал много интересного.