О путешествии на планету Единорогов я рассказывать не хотел. Во-первых, попал я туда вовсе не потому, что очень желал этого. Во-вторых, — не один. Видите ли, я терпеть не могу путешествовать или, тем более, выполнять какую-то работу в компании — выслушивать мнение попутчика или компаньона по поводу ужасных дорог или не менее гнусного провала во времени в районе Беты Стрельца… Особенно не люблю выслушивать чужое мнение, зная, что собеседник прав — тогда я вынужден как бы подчиняться чужой воле, что для моего независимого характера совершенно невыносимо. Но ведь если перед тобой лежит белый камень, и твой компаньон говорит, что камень белый, ты ведь не станешь ради удовлетворения собственного самолюбия утверждать, что камень черный! Я знаю людей, которые на это способны, например, моя жена Далия, но сам я к таким людям не принадлежу. Если мне на белое говорят, что это белое, я соглашаюсь, но потом в течение недели ощущаю сильную изжогу и неодолимое желание покрасить белое в черный цвет самой несмываемой на свете элдохринной краской… Это я все к тому говорю, что, когда Фред предложил мне слетать на планету Единорогов, первым моим желанием было сказать: «Нет». Фред Ньюмен хороший парень, мы с ним как-то служили в одном отряде зман-патруля, делая свое дело, конечно же, поодиночке. А однажды много лет спустя встретились случайно в буфете космопорта Бен-Гурион, похлопали друг друга по спине (по-моему, Фред поставил-таки пластиковые ребра, что-то подозрительно скрипело у него внутри, когда я давал приятелю тумака), а потом Фред неожиданно сказал: — Послушай, Иона, я сейчас улетаю на Каппу Телескопа, не хочешь ли составить мне компанию? Вопрос был слишком неожиданным, до меня не сразу дошла вторая его часть, и я ухватился за первую: — Что это еще за Каппа Телескопа? Никогда о такой не слышал. — Звезда класса «ка-шесть». Карлик. Есть планета, похожая на Землю, называется Блямзик. — Хорошее название, — пробормотал я. — Блямзик, — пояснил Фред, — это «планета» на языке альдераминцев, они первыми посетили Каппу Телескопа сто лет назад… — Ясно, — кивнул я, и тут до меня дошел смысл второй части вопроса, заданного Фредом. Повторяю, первым моим желанием было сказать «нет», но я посмотрел на выражение лица старого приятеля… — Зачем я тебе? — с подозрением спросил я. — Мне, вообще-то, в другую сторону. — А ты отложи дела, — с жаром произнес Фред. — Давай со мной, не пожалеешь. Там, видишь ли, живут Единороги. — Большое дело, — небрежно сказал я. — Единорогов во Вселенной пруд пруди. — Не таких, Шекет! Нормальный единорог — тупая скотина размером со слона, неповоротливая и жрущая траву. А Единорог Блямзика — существо, появляющееся ниоткуда, когда его ждешь меньше всего, резвое, как белка, стремительное, как гепард, и умное, как… как Иона Шекет! Если бы не последнее сравнение, я бы все-таки от поездки отказался — ну что я, в самом деле, единорогов не видел? Но скотина, равная умом такому человеку… — Когда отлет? — спросил я…Три дня пути до Каппы Телескопа мы с Фредом провели в каюте — у меня разыгрался приступ мизантропии, я не желал видеть пассажиров и донимал приятеля расспросами о блямзикских Единорогах. В результате, когда нас высадили в порту Блямзика, я знал об этих тварях не больше, чем три дня назад, поскольку знания самого Фреда оказались столь же отрывочными, сколь и бесполезными. У выхода в город висел огромный транспарант: «Берегись Единорога!» А чуть пониже приводились правила для гостей. Примерно такие: «Увидев перед собой рог животного, немедленно бросайтесь на землю и не шевелитесь, пока не получите разрешение спасательной службы! Ни в коем случае не махайте руками и не хлопайте в ладоши, это смертельно опасно, и служба будет вынуждена использовать против вас любое средство спасения, вплоть до лазерного прокалывателя печени!» — Ничего не понимаю, — сказал я. — Почему хлопать в ладоши смертельно опасно, и почему спасательная служба будет спасать меня, прокалывая мою же печень? — Не знаю, — страшным шепотом сказал Фред. — Именно поэтому мы с тобой сюда и прилетели. Чтобы понять. — Так пойдем к диспетчеру или к тем же спасателям и спросим! — воскликнул я. — Ни за что! — твердо заявил Фред. — Нас немедленно депортируют с планеты! — Почему? — удивился я. — А потому, — объяснил Фред, — что жители Блямзика убеждены, что всем во Вселенной прекрасно известно, что представляют собой их любимые Единороги, и потому любые вопросы, свидетельствующие об обратном, они считают личным оскорблением. Ну представь, к примеру, что ты приходишь домой к президенту Соединенных Штатов Израиля господину Хаиму Варзагеру и на вопрос охраны, «Сколько у господина президента кошек?», отвечаешь: «Понятия не имею!» Долго ты после этого будешь гостем господина президента? — Ни одной минуты! — согласился я. Действительно, о том, что в доме господина Варзагера живут семь кошек, знал каждый, это проходили в школах, об этом создавали фильмы и рассказывали анекдоты. Человек, не знавший Варзагеровских кошек в лицо, мог быть только дебилом или агентом внеземной разведки. В обоих случаях в доме президента СШИ делать ему было нечего. Что ж, если для жителей Блямзика их любимые Единороги были тем же, чем кошки для президента Варзагера, то я мог понять… местных жителей, конечно, но никак не содержание плаката. — Разберемся, — бодро сказал Фред, мы взяли напрокат машину (гоночный «шерп», на котором можно сбежать не только от единорога, но и от ракеты класса «воздух-земля»), и отправились в прерию искать Единорогов. Погода была прекрасная — ясно, сухо, прохладно, перистые облака на небе… Я могу рассказывать о погоде достаточно долго, ибо кроме погоды на Блямзике ничего больше и не было. Степь да степь кругом. И все. Не только Единорогов, но даже простой лисицы. Насекомых, правда, было неимоверное количество, но нас с Фредом они не трогали — мимо с жужжанием пролетали мухи, быстрые, как самолеты, и огибали нас с искусством пилота «скайтранера», выполняющего на бреющей высоте фигуру высшего пилотажа. Сначала мы с Фредом ехали на юг по раздолбанной дороге, где даже скорость 200 километров в час давалась машине с трудом. Потом мы еще снизили скорость: Фреду пришло в голову, что единороги, возможно, боятся машину, мчащуюся стрелой. Мы потащились дальше, делая в час всего 70 километров, и свернули к востоку просто для того, чтобы местное солнце — Каппа Телескопа — не светило в глаза. Вот тогда-то мы и увидели первого в тот день единорога. Ужасное животное возникло сбоку от машины и чуть сзади. Я не заметил, откуда оно появилось, но бежал единорог резво, даже обгонял нас немного. Это стоило видеть: ноги как тумбы, хвост торчком, и морда с огромным рогом во лбу. Рог сверкал на солнце, как начищенный дамасский клинок. Фред хлопнул ладонью по кнопке экстренного торможения, и машина застыла на месте — если бы не ремни, которыми мы были привязаны, нас обоих размазало бы по пульту управления. — Эй, — сказал я, отдышавшись, — ты что, рехнулся? Фредди не успел ответить — морда единорога возникла перед ветровым стеклом автомобиля, на нас смотрели два маленьких глаза, а между ними сверкал рог, острый, как наточенный боевой клинок. Что было делать? Оружия, как вы понимаете, у нас с собой не было — мы же не на охоту приехали, а в ознакомительную туристическую поездку. Залезать под сидение машины, спасаясь от рога, было недостойно моего самолюбия. А встречать смерть лицом к лицу у меня и вовсе не было желания. Пожалуй, единственное, что я мог предпринять в этих условиях, это… — Не надо! — воскликнул Фред, увидев, что именно я собираюсь сделать. Да собственно, я уже и сам понял, что — не надо. Меня предупредили об этом весьма элегантным способом: что-то сверкнуло, что-то зашипело, и в спинке кресла рядом с моей головой появилось глубокое узкое отверстие. Такое отверстие способен выжечь в долю секунды лишь боевой лазер. Похоже, что сбывались угрозы, начертанные на плакате в космопорту Блямзика. Пройди луч чуть пониже, и «лазерное прокалывание печени» было бы мне обеспечено. — Ну-ну, — сказал я философски и положил обе руки на панель управления машины, чтобы пресловутые спасатели видели меня, откуда бы они ни вели наблюдение. Морда единорога между тем продолжала висеть перед капотом, а нетерпеливые копыта били землю, правда, земля на это никак не реагировала — я хочу сказать, что, когда бьешь копытом, то должны быть слышны удары, да и пыль должна подниматься в воздух… Ничего этого не было, и в мою душу начали проникать черви сомнения. Точнее, я начал понимать, что на самом деле происходит, а Фред, похоже, все еще не понимал ничего и глядел в глаза единорога, как кролик — в глаза удава. Я осторожно снял руки с панели управления и, стараясь не делать резких движений, нащупал рычаг реверса и дал задний ход. Машина покатилась назад, а единорог остался стоять посреди дороги. Он смотрел на нас с каким-то невысказанным сожалением. — Смотри внимательно, — сказал я Фреду. — Постарайся заметить, куда он полетит. — Кто? — удивился Фред. — Да единорог этот, кто еще, — раздраженно сказал я. И все-таки момент мы пропустили. Вот стояло посреди дороги животное, и вдруг его не стало. И рог перестал сверкать. — Черт, — изумленно сказал Фред. — Куда он делся? Это что было голограмма? — Ничего подобного, — твердо сказал я. — Скорее, наведенная галлюцинация. Ты не заметил, куда он полетел? — Нет! — вскричал Фред. — Ты не мог бы изъясняться понятнее? — Пожалуйста, — усмехнулся я. — Ты помнишь тот плакат в космопорту? Тебя не удивило, почему нельзя махать руками, и почему спасатели грозят проткнуть тебе печень? Видишь ли, спасать они должны не тебя от единорога, а единорога от тебя, вот в чем дело! Видишь этих насекомых? Какое-то из них способно в минуту опасности превращаться в единорога — точнее, создавать видимость. Если хлопнуть в ладоши, можно ненароком и прихлопнуть это насекомое! А оно наверняка редкое, вот его и охраняют, спасают от туристов, подобных нам с тобой. Туристов, видишь ли, много, а этих насекомых, вероятно, мало и становится все меньше. Если каждый турист махает руками или хлопает в ладоши… — Понятно, — мрачно сказал Фред. — Садись, Иона, за руль, дальше поведешь сам. А то, если эта морда опять возникнет перед моим носом, я не удержусь и устрою бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию… Я пересел за руль и повел машину, не превышая двадцати километров в час. Так мне казалось безопаснее — для единорогов, конечно, но и для моей печени тоже.