По охраняемой автостоянке близ Петровки-38 («Внимание! Только для автомашин сотрудников Управления») степенно вышагивает – пузо вперед – вислощекий милицейский генерал. Достигнув своего вишневого «мерседеса», он протягивает было руку к дверной ручке – но тут же отпрыгивает назад как ошпаренный, с удивительным для такой туши проворством: на боковом стекле налеплен черный круг с белой пятерней (рисунок, правда, несколько отличен от робингудового: пальцы пятерни не растопырены, а тесно сжаты), а на сиденье водителя лежит коробка из-под конфет, соединенная с запорами дверцы несколькими разноцветными проводками.

…Машины со стоянки отогнаны, у вишневого генеральского мерса работают минеры; из должного отдаления все происходящее снимают ушлые телевизионщики. Старший команды минеров, безуспешно провозившихся минут десять с запорами дверцы, красноречиво разводит руками, обратясь столпившемуся поодаль милицейскому начальству – «Не выходит каменный цветок!» Вислощекий хозяин машины раздраженно машет рукой в том смысле, что – «Феликс Эдмундович, ломайте!»

На сцене появляется новое действующее лицо – последний оргазменный крик японской техники, робот-минер, чем-то напоминающий безногого инвалида на тележке. «Инвалид» подъезжает к мерсу, вытягивает раздвижную «шею», приподнимая на нужный уровень «голову» с оптическими системами, затем расправляет «руку»-манипулятор и одним ударом вышибает стекло противоположной от водительского места дверцы; вислощекий болезненно крякает, и физиономия его идет горестными морщинами. «Инвалид» меж тем извлекает наружу зажатую в «пальцах»-присосках конфетную коробку с оборванными проводами и бесстрастно сообщает в микрофон: «Ложный вызов! Следы взрывчатых веществ отсутствуют!» Генерал, судя по выражению лица, обдумывает – не поставить ли ему минеров на счетчик; телевизионщики азартно берут крупные и мелкие планы.

Командир минеров принимает из «пальцев» японского чуда треклятую коробку и бестрепетно открывает ее: внутри – какие-то бумаги.

– Товарищ генерал! Осмелюсь доложить, – со швейковскими интонациями возглашает он на всю округу, мимолетно ознакомясь с содержимым коробки, – это для вас. Налоговая декларация…

– Чево-о?! Какая еще декларация, в натуре?

Ах, как это неосмотрительно иной раз – задавать риторические вопросы! Можно ведь и ответ получить…

– Предложение уплатить налоги с «мерседеса» и двух джипов, трех элитных квартир в Москве общей площадью 815 квадратных метров, двух особняков на Николиной горе, двух вилл – на Багамах и во Флориде, – без запинки отвечает на запрос начальства минер-Швейк, скользя взглядом по графам документа. – Тут еще насчет банковских счетов – Лихтенштейн, Люксембург…

– Ма-а-алчать!!!

– Слушаюсь! – ест глазами начальство минер; ну не идиот ли?!

Тут уж молчи – не молчи, а телевизионщики-то пашут, как папы Карлы…

– Дай сюда! – вислощекий в сердцах вырывает бумаги из рук болвана-подчиненного; при этом (вот пень криворукий – а еще минер!) веером рассыпаются какие-то фотографии – прямо под ноги братанов-генералов…

– Петр Иваныч! – остолбенело переводит взор с фото на вислощекого – и обратно на фото самый многозвездный из них. – Так ты, выходит, педофил?!

– Фальшивка! – хрипит разом приобретший свекольный окрас вислощекий и хватается за шею, будто в отчаянной попытке растянуть ту удавку, что уже накинул на него суперкиллер по кличке «Кондратий». – Фальшивка, падлой буду! Век воли не видать!

Вокруг него немедля возникает пустое пространство, в коем, судя по реакции зорких соседей, так и кишат бациллы проказы со спидом и прочие мандавошки.

– А насчет виллы во Флориде и лихтенштейнского счета – тоже фальшивка? – проницательно щурится многозвездный.

– Да! – запальчиво выкрикивает жертва «Белой руки». – То есть нет… то есть да!

– С тобой все ясно, – выносит вердикт многозвездный – вид при этом имея столь просветленно-неприступный, что всякому должно быть ясно: уж сам-то он живет на одну зарплату, ну – плюс лекции на юрфаке… Тут откуда ни возьмись выныривает его адъютант с почтительно протянутой трубкой спутникового телефона правительственной связи. Многозвездный обменивается с невидимым собеседником несколькими тихими репликами, после чего громко и с явным удовольствием произносит:

– Да вот он тут, рядом стоит – собственной персоной! Передать ему трубку? Слушаюсь!

Повинуясь кивку многозвездного, трубка откочевывает в липко вспотевшую десницу вислощекого.

– Я… Так точно… Но майор Лемберт уволен из рядов… за поступки, порочащие честь офицера милиции… служебное расследование не возбуждали, но… так точно… никак нет… как можно!.. Нынче же после обеда… в смысле – немедля!

Адъютант вежливо извлекает трубку из ослабевшей генеральской длани – а то еще, неровен час, обронит… Трубка сия – заметим – оказала, похоже, на вислощекого поистине волшебное терапевтическое воздействие: оттянула кровь так, что свекольный оттенок исчез с его физиономии без следа, и инсульт (до которого было рукой подать) генералу уже явно не грозит. Правда, теперь генеральскую физиономию вместо свекольной красноты заливает такая огуречно-зеленоватая бледность, что впору задуматься уже не об инсульте, а об инфаркте, но тут уж ничего не попишешь: любое лекарство имеет побочные эффекты…

– Так ты решил идти? – нарушает наконец молчание Подполковник.

– Да.

– Они убьют тебя, Боря, – тут «Nothing personal ». Если, конечно, ты и впрямь не примешь из их рук железяку, сделавшись одним из них…

– Если я не пойду, они убьют Ванюшиного брата. А скольких людей сожрет потом этот их Дракон, мне страшно даже представить…

– Ты решил изменить своему амплуа благородного разбойника и попробовать себя в роли благородного рыцаря?

– Дракона впустили в мир мы, стало быть, и разбираться с ним – нам. Конкретно – мне.

– Поздно…

– Нет. Пока еще остается шанс – последний. И я думаю сделать вот что…

…Некоторое время Подполковник сидит в неподвижности, полуприкрыв глаза, – обдумывает план Робингуда.

– Что ж, – поднимает он наконец взгляд на атамана, – это настолько глупо, так фантастически, запредельно наивно, что и вправду может сработать!.. Да, Дракона ты, может, и убьешь – но остаться в живых самому это тебе не поможет ни на грош; скорее наоборот. Это ты понимаешь?

– Да. «Делай что должно – и будь что будет»… Техническую подготовку операции возлагаю на вас. Вопросы?

– Да какие уж тут вопросы…

– Ну и ладненько. Пойду-ка я в город, погуляю… напоследок. Встречаемся завтра, на обычном месте.

– Боря!.. А может, все-таки…

– Нет. Если что – командование примешь ты. До завтра!

Робингуд неспешно и без видимой цели шагает по многократно изломанным, круто падающим к Москве-реке переулкам между Плющихой и Саввинской набережной. Разглядывает забавные особнячки и купеческие доходные дома, проходит во дворы, где не требуется особых спиритических талантов, чтобы вызвать дух поленовского «Московского дворика». Спускается на пустынную набережную, некоторое время с затаенной усмешкой глядит на север, в сторону Бородинского моста: «…И пораженье от победы ты сам не должен отличать». Вновь возвращается в переулки. Жарко; неопрятные комья тополиного пуха покоятся под бордюром тротуара как умирающие медузы, выброшенные штормом на прибрежную гальку.

– Знаешь, ты сегодня какой-то не такой…

– Лучше? или хуже?

– Не знаю… Ты слишком уж нежен со мною – будто прощаешься… Я стала тебе в тягость?

– Совсем наоборот. Но ты угадала – может случиться так, что мы больше не увидимся.

…

– Вот оно как… Это – тот новый боевик твоего сочинения? Чем там кончилось?

– Ну чем может кончиться боевик? – хэппи-эндом, разумеется… А вот дальше, похоже, началась легенда. Такие дела.