Одну чашку он успел уже выпить.

– Нет, хватит. – Капитан оглянулся на девушек. – Дайте мне тоже сок.

Официант отошел, а я не сдержался и отпустил замечание:

– При вашей-то профессии… Странно, что вас здесь знают.

– Гм, – произнес Грешный, – я работаю в розыске пятнадцать лет, а этот официант здесь, должно быть, еще больше. Прага невелика, молодой человек.

– Да я так, – пожал я плечами и оглядел капитана. На сколько он тянет? Лет на сорок, может, на сорок с небольшим. Он хорошо выглядит, а я – не так уж и молодо.

Я ждал, когда он начнет. Капитан помедлил, пока официант, принеся и поставив перед нами заказанное, не ушел.

– Итак, – приступил он к делу, – вам ничего не пришло в голову, вы ничего не вспомнили и незачем было звонить мне.

– Именно… – А ведь я собирался позвонить ему уже в воскресенье вечером. Насчет песни «День как любой другой». И насчет Бонди. Хорошо, что мне отсоветовала моя бывшая жена. Уличили-то Колду!

– Ну а мы времени даром не теряли, – продолжал капитан, – и кое-чего добились.

Он помолчал и пристально посмотрел мне в глаза. Сейчас скажет, спокойно ожидал я. О Колде.

– В понедельник я допрашивал молодых людей из оркестра Черной.

– Знаю, – не удержался я.

Грешный поднял брови:

– Значит, и вы не потратили вчерашний день впустую.

Я улыбнулся. Знал бы он, как я его потратил!

– Так вот, мы кое-чего добились, – хмуро повторил капитан. – Вы же больше не можете добавить ничего интересного, не так ли?

Я не понимал, зачем он опять возвращается к моим показаниям.

– Так, – подтвердил я.

– А как вы относитесь к Богуславу Колде? – вдруг выпалил капитан.

Вот оно! Наконец-то! – подумал я с облегчением, подыскивая подходящий ответ.

– Не то чтобы мы большие друзья. – Я изобразил улыбку. – Вам небось известно – почему.

– Да, – кивнул капитан. – У Черной были причины расстаться с вами.

Ясно, куда клонит Грешный. Вступать с ним в прения относительно причин и следствий сейчас не стоит.

– Из-за пана Колды, так?

– Помимо всего прочего, – ответил я.

– А вы, разумеется, ревновали…

– Скорее злился, – осторожно уточнил я, – а вы бы на моем месте не злились?

– Это вопрос формулировки, – заявил капитан, – я бы, например, ревновал.

– Пусть будет так, – согласился я, – если дело лишь в формулировке, то можно считать, что я ревновал.

– Тем самым в вашем отношении к Черной, гм… появился новый оттенок.

– Да нет, – покачал я головой.

– Как это нет?! – возмутился капитан. – Уж коли мы строим из себя психологов-дилетантов, так не внушайте мне, что, когда она сошлась с Колдой, а вам был дан от ворот поворот, вы ее за это стали любить еще сильнее.

– Я так не говорил, – возразил я.

– Еще бы, – сказал капитан, – да вы ее должны были люто возненавидеть. Признайтесь, пан Бичовский…

– Не возьму в толк, зачем к этому снова возвращаться, – ответил я неохотно. – Я рассказал вам все о наших с Зузаной взаимоотношениях. Все как было. Почему же сейчас…

– Эти два дня мы не сидели сложа руки, пан Бичовский.

– Знаю. И еще знаю, что вы посадили Колду. Почему же…

Капитан меня перебил.

– Вас кто-то разыграл, молодой человек… Пана Колду мы вовсе не посадили, как вы это называете. Наоборот!

– То есть как наоборот? – непонимающе пробормотал я.

– Допейте свой кофе, – сказал капитан, – время – чрезвычайно драгоценная вещь, а нас с вами ждет еще масса дел. Вам известно, что такое очная ставка?

Допив кофе, я почувствовал, как сжался мой желудок, и извлек из кармана сигарету.

– Не стоит, – остановил меня капитан. – Расплатимся. У меня в кабинете тоже есть пепельница.

Мы с Колдой сидели почти рядом на стульях, капитан – напротив, за столом, а у окна, возле низкого столика, склонился над машинкой верзила, который снимал с меня показания в ночь с субботы на воскресенье.

– Продолжайте, – произнес капитан, обращаясь к Колде.

На Богоуше не оказалось полосатой одежды, к которой не положен галстук. Он был хорошо выбрит, опрятен и одет с присущей ему продуманной элегантностью.

– Это, собственно, все, – сказал Колда и виновато поглядел на меня. Я снова увяз по самые уши. Колда показал, что после ухода Бонди он оставался у Черной примерно полчаса и около семи тоже ушел. И если бы только это…

– Ну, что скажете, пан Бичовский?

Что мне сказать! Кошмарнее всего то, что Зузана, по словам Колды, попросила его остаться. На весь вечер. Дожидаться моего появления. Якобы боялась быть со мною наедине. И это мог подтвердить Бонди. Она сказала это еще при нем. Как там вчера вечером говорил Гертнер? Женщины – темные лошадки.

– Но это же полнейшая бессмыслица, – возразил я беспомощно. – В субботу я вам выложил все начистоту.

– И только по рассеянности забыли упомянуть, что Черная вас боялась!

У Колды, по мнению капитана, было безупречное алиби. Начиная с семи и вплоть до полуночи. Три человека, на которых он сослался, допрошенные поодиночке, не преминули засвидетельствовать это. Потому Колду и задержали в понедельник допоздна. Проверяли его алиби.

– Я не мог у нее остаться, – понурясь, говорил Колда, – то есть если бы знал…

– Причем Черная, очевидно, имела какие-то основания для страха, – повернулся ко мне капитан. – Может быть, вы ей угрожали? Только больше не пытайтесь мне втолковать, – он постучал по папке, что лежала на столе, – будто собирались провести приятный вечерок, оживляя его игрой на скрипке, ладно?

– Но когда я пришел к Зузане, дверь была заперта, – сказал я невпопад.

– Это верно, – ответил капитан. – Кстати, других ключей, помимо ваших, в квартире не найдено.

– Вот видите, – отчаянно защищался я. – А у Зузаны ведь были свои! Где же они?! Я… слушайте, а что, если убийца… как-никак он должен был запереть за собой! Он их и взял. У меня была только моя связка.

– Пан Бичовский, – с состраданием сказал капитан, – это для вас слишком слабая зацепка. Другие ключи вы могли просто выбросить. Время на это у вас было.

– Я могу уйти? – спросил Колда.

Грешный кивнул.

– Можете, только скажите коллеге, – указал он на верзилу, – где вас можно найти. На случай, если понадобитесь нам.

– Значит, сегодня вечером я буду в «Букашке», – озадаченно начал вспоминать Колда, – утром…

– Да нет, – прервал его верзила, – нас интересует только, не выедете ли вы в ближайшие дни из Праги. Сможем ли мы застать вас по вашему адресу. – Он начал перебирать бумаги перед собой.

– То есть дома? – сообразил Колда. – Ну да. На этой неделе вся группа будет безвылазно в Праге.

– Этого вполне достаточно, – сказал верзила, и Богоушек Колда с облегчением поднялся со стула.

– До свидания, – попрощался он вежливо сначала с верзилой, а потом с капитаном. Меня он не удостоил вниманием.

– И что бы вам не признаться, – через какое-то время произнес капитан. – Вам не кажется, что это было бы самое разумное?

– Не знаю, – ответил я, – что вы тут усмотрели разумного, только в смерти Зузаны я не виноват.

– Не виновен, – машинально, скорее для порядка, поправил меня капитан.

– Да, не виновен, – повторил я.

– Но ведь ваше алиби… – Капитан невесело покачал головой.

– В другой раз буду внимательнее, – отрезал я, – и постараюсь запастись более надежным. Почем мне было знать…

– Перестаньте кричать, – сказал капитан, – этим ничего не добьетесь. Попробуем лучше, если вы не против, бросить свежий взгляд на все то, что нам известно.

Я кивнул, и капитан зашуршал бумагами в своей папке.

– Я буду строго следовать показаниям, – поднял он глаза от документов, – вашим и всех остальных. Если что-то напутаю, не откажите в любезности поправить меня.

– Хорошо.

– Так вот, все происходило приблизительно так. Суббота, вторая половина дня, точное время пока не имеет значения. Черная и Бонди беседуют с вами в Доме трудящихся. Вы договариваетесь с Черной, что встретитесь в восемь часов. Кстати, – капитан снова оторвался от бумаг, – пан Бонди это подтвердил. Дальше. Черная должна была записывать в «Беседе» программу для телевидения, но запись по техническим причинам, как объяснил пан Бонди, сорвалась. Поэтому она уехала домой вместе с Бонди. В квартире Черной они были, по словам Бонди, в полшестого. Бонди находился там примерно три четверти часа, пока не пришел Колда. Бонди подтвердил, что Черная просила Колду провести у нее весь вечер. Она объявила, что позвала вас, так как вы этого хотели, но боится вашей встречи. Колда отговорился тем, что у него на семь часов назначено важное свидание, и обещал ей позвонить.