Другое характерное соседство Ваганькова — ресторан «Яр», и как-то раз «шутники» из шайки «Червонные валеты» устроили следующий розыгрыш:

Поутру на квартиру одного из «валетов» доставили дорогой гроб, покрывало и саван, чин чином отпели «покойного» и торжественно поволокли гроб на кладбище. А у «Яра», к изумлению прохожих, вдруг остановились, сняли гроб с катафалка и с музыкой внесли его в ресторан. Там «покойный» поднялся из гроба, скинул саван и, оставшись в модном костюме, потребовал шампанского за свое воскресение.

Против него, конечно же, возбудили дело, а подержанный гроб и «поношенный» саван за бесценок купил гробовщик, и на следующий день во всем этом уже хоронили настоящего усопшего — некоего купца. И появилось еще одно дело — против родственников купца, позволивших такое неслыханное святотатство…

Такое вот лихое было Ваганьковское кладбище, и могильщики на нем, еще со времен В. Шекспира слывущие юмористами, были самыми веселыми — со своей жизнеутверждающей философией: «Семерых сегодня хоронил, двоих пить воду к колодцу водил, трех младенцев в рай отправил и склеп старой бабушке поправил».

Работники кладбища никогда не жаловались на бедность, как, наверное, и постоянно обитающие здесь нищие. Многие пытались нажиться на Ваганькове, и наживались. Дошли, например, до того, что свинтили бронзовые коньки с памятника фигуристке Л. Пахомовой, причем не в качестве сувенира, а как дорогостоящий цветной металл.

Поэт М. Дмитриев более 150 лет назад писал, что на Ваганькове

А некоторые не дожидались своего часа и прибывали сюда сами. Так, например, в 1881 году «Московский телеграф» писал: «Сторож Ваганьковского кладбища, проходя по нему 1 мая, заметил неизвестную женщину, намеревавшуюся повеситься на могильном кресте. Женщина эта показала, что решилась на самоубийство вследствие бедности».

Через 13 дней после этого случая некий крестьянин, назвавший себя Михаилом Романовым, лег близ кладбища на рельсы перед поездом, но машинист его заметил и успел остановить состав. «Самоубийца» оказался мертвецки пьян и ничего не помнил…

В декабре 1925 года на Ваганьковском кладбище вырос небольшой «есенинский холмик». А через некоторое время, «на могиле Сережки, — как писал поэт Вадим Шершеневич, — нашли мертвую Галю (Бениславскую. — Н.И.). Она выстрелила в себя несколько раз, но револьвер дал осечки. Тогда она покончила с собой острым кинжалом. Рядом лежал револьвер, и в нем несколько патронов были с надбитыми капсюльниками». Галину Бениславскую похоронили рядом с Сергеем Есениным.

Круглый год утопает в живых цветах могила Владимира Высоцкого, у которой в день рождения и смерти певца и поэта устраиваются целые манифестации. Очередь к ней начинается чуть ли не от самой станции метро «Беговая».

Ваганькову обязан и известный альманах «Метрополь». Виктор Ерофеев, один из его создателей, впоследствии вспоминал: «Когда я снимал квартиру напротив Ваганьковского кладбища и каждый день в мои окна неслась похоронная музыка, мне пришла в голову веселая мысль устроить, по примеру московских художников… „бульдозерную“ выставку литературы».

Старый Париж не сохранил до настоящего времени своих некрополей, хотя их на протяжении длинной истории города было довольно много. «Кладбищенский след» Парижа начинается только с XIX века, а более древние захоронения исчезли. В античную эпоху все кладбища галльской Лютеции располагались по римскому обычаю за городом, прилегая к нему по большим дорогам на юге, севере и востоке. Этими тремя кладбищами местное население «довольствовалось» вплоть до XI века, а потом рост города потребовал увеличить отводимую для погребений территорию. Христиане стремились хоронить своих усопших поближе к храмам, и парижский магистрат стал постепенно открывать кладбища возле церквей. Самым известным некрополем средневекового Парижа было кладбище Инносан, занимавшее ту территорию, где в начале XX века располагался центральный рынок Парижа. Кладбище долгое время было не огорожено, и потому здесь собиралось много темного люда. Потом король Филипп (1165–1223) приказал огородить его и по ночам держать на запоре. Несмотря на небольшую территорию, это кладбище целых восемь столетий обслуживало 22 прихода, приютив в своих недрах добрую треть всего парижского населения.

Но так как уже в Средние века Париж был застроен довольно плотно и бесконечно расширять церковные кладбища стало невозможно, то в парижской кладбищенской практике выработался свой способ хранения человеческих останков. Кости усопших вынимали из старых могил и складывали в так называемых nharniers (от латинского слова «carnanum» — кладовая для мяса). Они представляли собой крытые галереи вдоль церковных стен, и в них плотными рядами (на высоту около 2 метров) лежали человеческие кости. Деревянный потолок галереи, покрытый более или менее искусной резьбой, предохранял их от дождя, но доступ воздуха был полный, и под его воздействием смертные останки превращались в прах. На это и намекала традиционная надпись над фронтоном таких nharnier: «Memento, homo, quia pulvis es et in pulverem revertens».

До XVIII века парижане мало заботились о гигиеничности грандиозного склада человеческих костей, покоившихся у всех на виду. Только в 1763 году власти решили вынести nharniers за пределы города, однако против этого выступили приходские священники, не желавшие лишаться источника доходов. Решение властей тогда не было выполнено, но через 15 лет произошел большой обвал земли, осевшей под тяжестью костей, нагроможденных в одной из галерей. Несколько домов рухнуло, вот тогда парижане и призадумались.

Как известно, вся юго-восточная часть Парижа расположена над древними каменоломнями, из которых со времен римского владычества брали строительный материал для сооружения домов и укреплений, возводившихся для защиты столицы от вражеских набегов. Значительную часть этих каменоломен решено было превратить в катакомбы, чтобы захоронить в них останки с упраздненных кладбищ и те, которые находили во время строительных работ. Еще в 1777 году в Париже была создана Генеральная инспекция по каменоломням, которая должна была изучить их расположение и укрепить пустоты. Лишь к 1785 году неторопливый дотоле Государственный совет наконец-то принял решение закрыть кладбища. В результате огромной работы была составлена генеральная схема парижских подземелий. Власти принялись за дело уже энергичнее, и более 20 парижских кладбищ было перенесено в загородные кварталы.

В конце XVIII века по Франции прокатилось несколько эпидемий чумы, болезнь косила людей тысячами, особенно бедняков. И тогда Учредительное собрание, чтобы избежать новых вспышек эпидемии, в 1791 году издало указ, согласно которому все внутренние кладбища Парижа предназначались на снос в течение 10 лет. С этого времени погребать в церковных оградах запрещалось. В апреле 1796 года архиепископ Парижа торжественно освятил каменоломни, и с тех пор они уже официально стали называться катакомбами. Потом более года сюда свозили скорбный груз со всех кладбищ Парижа и опускали его в подземелья через так называемый черный колодец.

В конце XIX века в катакомбы были перенесены останки еще с 30 парижских кладбищ. В бурные периоды французской истории сюда же сбрасывали жертв кровавых столкновений и трупы казненных. Здесь свое вечное упокоение нашли обезглавленные вожди Великой французской революции Ж.Ж. Дантон, М. Робеспьер и К. Демулен, а также великий ученый А.А. Лавуазье…

В парижские катакомбы ведут около 70 лестниц, но осмотр начинается с площади Denfert-Rochereau («Адские ворота»). В Средние века здесь стояли въездные ворота в город, и стража взимала с каждого входящего весьма изрядную мзду. Перед входом в камне выбиты слова: «Остановись! Здесь начинается империя смерти». И это действительно так: в подземельях под городом, в его многочисленных коридорах и ответвлениях от них, протянувшихся на 285 километров, покоятся останки более 6 000 000 парижан.