В результате исследований было установлено, что кубок связан с придворной мастерской Рудольфа II — сначала эрцгерцога Австрийского, а затем императора Священной Римской империи. Видимо, это был подарок, так как связи Ивана Грозного и Рудольфа II были очень живыми и тесными, особенно во время подготовки к переговорам со Стефаном Баторием.

Кубок сделан из венецианского стекла, поэтому он легок и изящен, в руках быстро теплеет, и синий цвет его напоминает цвет сапфира. А камень этот, как отмечали русские лечебники, делает „человека спокойным, честным, набожным и милосердным“. Иван Грозный, по сведениям упоминавшегося выше Д. Гарсея, очень любил сапфиры, называл их „покровителями милосердия и врагами порока“. Золотая полоска по краю кубка местами стерлась, как это бывает от частого использования. Вероятно, подарок нравился русскому царю, и в день погребения чья-то рука поставила кубок рядом с покойным…

Останки сыновей Ивана Грозного — убиенного царевича Ивана и царя Федора Иоанновича — были завернуты в шелковые покрывала из камки и спеленаты тесьмой. Годы правления царя Федора Иоанновича казались временем тихим и безмятежным: царь ни во что не вмешивался, ездил на богомолья, отстаивал долгие церковные службы и даже звонил на колокольнях. Он и слыл царем „освятованным“, готовящимся к кончине и будущей вечной жизни. Казалось, он должен был бы перед кончиной постричься в монахи, а он лежит в гробу в мирском платье — в кафтане, подпоясанном ремнем. Видимо, внезапная кончина помешала царю вступить на дорогу вечного блаженства, что отчасти подтверждается и надписью на его гробнице. Она гласит, что царь Федор Иоаннович умер 6 января 1598 года, а похоронен 8 января. Надпись делал искусный резчик, все буквы вырезаны красиво и четко, но мастер, видимо, торопился и не докончил букву „б“ в слове „благочестивый“. И получился царь названным „глагочестивым“. Недостало времени и для подбора дорогого кубка для миро, и в гробнице царя был установлен неприлично простой для царственной особы кубок.

В марте 1585 года Вильям Шекспир предпринял первую поездку из своего родного Стратфорда в Лондон, чтобы попытать счастья в большом городе. Тогда жизнь для него еще скрывалась за туманом неизвестности, ожиданий и надежд, но как сильно билось его сердце во время этого путешествия! Словами наследника французского престола это свое впечатление В. Шекспир описал потом в пьесе „Генрих V“: „Когда я еду верхом, я несусь по воздуху, как сокол; мой конь летит над землею, которая словно поет под его прикосновением; каждый удар копыта звучит музыкальней дудки Гермеса“.

Вернулся В. Шекспир в Стратфорд через 28 лет. Теперь жизнь лежала позади, действительность превзошла все его былые мечты и ожидания: он достиг славы, стал богатым человеком, возвысился над сословием, из которого вышел, но почему-то не чувствовал себя счастливым. Более полувека прожил он в многолюдном городе, но не привязался к нему, потому и покидал без особого сожаления, мечтая лишь о деревенской тишине. Жизнь началась для Шекспира, как бурный поток, а заканчивалась тихой сменой дней — однообразных, как падение дождевых капель.

Сведений о той поре жизни Шекспира очень мало, последнее важное событие происходило для него 10 февраля (по старому стилю) 1616 года. В этот день он праздновал свадьбу своей младшей дочери, выходившей замуж за хозяина винного погребка Томаса Кунея. На праздник из Лондона будто бы приехали Бен Джонсон и Майкл Драйтон, но единственное свидетельство об их приезде — запись стратфордского пастора Дж. Уорда, к тому же сделанная им 50 лет спустя: „Произошло веселое свидание между Шекспиром, Драйтоном и Бен Джонсоном. Они выпили при этом слишком много, вследствие чего Шекспир заболел лихорадкой и умер“.

Итак, 10 февраля состоялась свадьба, а 10 недель спустя — 23 апреля (по старому стилю) последовала смерть. Шекспир действительно мог увлечься пиром, но, по другой версии, не вино свело его в могилу, так как промежуток времени от свадьбы до смерти все же очень велик. В Стратфорде и без пиршественных излишеств можно было легко заболеть тифозной горячкой, которая постоянно пребывала в нечистом и нездоровом климате.

Вестминстерское аббатство, как рассказывалось в одной из глав, для англичан то же самое, что для французов их Пантеон. Но прах Вильяма Шекспира, величайшего английского драматурга, не покоится в национальной усыпальнице Англии. Его похоронили 25 апреля 1616 года под алтарем страт-фордской церкви Святой Троицы. Такая честь оказывалась богачу и джентльмену, и в надгробной надписи ничего не говорилось о Шекспире-поэте.

Согласно сообщению конца XVII века, Шекспира „положили на глубине пяти-шести метров, достаточно глубоко“. Некоторые исследователи считают это маловероятным, так как неподалеку протекал Эйвон. Над могилой Шекспира находится надгробная плита из „простого дикого камня“ с надписью:

Некоторые исследователи творчества В. Шекспира (в частности советский литературовед М. Морозов) считали, что стихи написаны очень плохо и скорее всего принадлежали какому-нибудь местному поэту, сочинявшему надгробные эпитафии. Ни имени, ни фамилии на надгробной плите нет, но существует предание, будто бы эпитафия эта была сделана самим Шекспиром, который распорядился высечь ее на своей могиле.[40] В Стратфорде более чем в других местах практиковалось перенесение долго лежавших останков в общий склеп, и стихи должны были защитить останки великого драматурга, так что поэтическое парение здесь было излишним. Кто бы ни был автором этого „проклятия“, но оно успешно выполнило свое назначение: никто не тронул останков, погребенных в этой могиле. „Да и кто бы мог прийти в церковь с лопатой в руках и раскопать ее?“ — задается вопросом известный американский шекспировед С. Шенбаум. Он считает, что проклятие относилось к церковным сторожам, которым из-за недостатка места порой приходилось разрывать могилы и переносить кости в примыкавший к церкви склеп. В 1694 году Уильям Холл, который впоследствии стал пребендарием в церкви Святой Троицы, писал Э. Твейтсу — известному знатоку англосаксонской литературы:

В той церкви есть место, которое называется „помещением для костей“, — в нем хранятся все вырытые кости, которых так много, что ими можно было бы нагрузить множество телег. Поэт, желавший, чтобы его кости остались нетронутыми, произвел проклятие на голову того, кто их тронет; и поскольку он обращался к причетникам и церковным сторожам, по большей части невежественным людям, создавая надпись, он опустился до их низкого умственного уровня, сбросив с себя одеяние того искусства, которое никто из его современников не носил более безупречно.

Недалеко от могилы, возле северной стены церкви, под аркой, родственники Шекспира еще в 1622 году поставили каменный бюст, выполненный голландским мастером Джерардом Джонсоном. Для двух коринфских колонн скульптор использовал белый и черный мрамор, а для инкрустированных панелей — черный базальт. Колонны поддерживают карниз, на котором расположились два маленьких херувима: левая фигурка с лопатой в руках олицетворяет труд, правая с черепом и опрокинутым факелом — покой Херувимы расположены по сторонам от герба рода Шекспиров, на котором изображены нашлемник и геральдически украшенный щит, высеченные в виде барельефа на прямоугольной каменной плите. Верхняя часть памятника выполнена в виде пирамиды, на вершине которой помещен еще один череп — с пустыми глазницами и без нижней челюсти.

Одетый поверх кафтана в мантию без рукавов, Шекспир держит в правой руке гусиное перо,[41] левая рука его лежит на листе бумаги, а обе они покоятся на мешке с шерстью — символе процветания этого края. Вид у Шекспира цветущий: высокий лоб без морщин, короткая толстая шея, локоны на висках закручены, усы и борода ухожены; глаза, слишком близко посаженные, безучастно смотрят вперед. И нет ничего в этом упитанном джентльмене, что бы напоминало о великом поэте.