— Ну это же ваша работа, вы такой труд провернули, мне тут Женька успел порассказывать…

— Если честно, меня даже коробит мысль о деньгах за такое, — призналась я. — Столько всего сама пережила, что живой осталась, и то хлеб.

— Ну смотрите, — с сомнением сказала она и мы попрощались.

— Радость моя, эта история на этом закончена? — со вздохом спросил Дэн.

— Почти, — кивнула я.

— Лорой я сам займусь, хочешь? А ты отдыхай.

— Слушай, ну не смеши меня, а? Ты собрался на разборки с сильной ведьмой? — поморщилась я. — Она же тебя как котенка придушит.

— Тогда пообещай мне, что сначала отдохнешь, ладно? На тебе лица нет.

Я поклялась.

Неделю после этого все было тихо и спокойно. Я смотрела мультики, поставив около себя корзинку с фруктами, играла в игрушки на компьютере — и ни-ка-ких клиентов, обрядов, ритуалов. Правда, однажды, листая свою записную книжку, я наткнулась на запись: «Отчитать приворот для паскудной тетки!». Прочитала я это, вспомнила, как она в последний раз звонила и усталым голосом жаловалась на то, что муж пришел за вещами и развод неминуем. Я пообещала ей сделать работу, а у самой на следующий день началось черте-что, не до нее стало.

А ведь тетенька мне и деньги уже заплатила…

Нехорошо, как же нехорошо. Перекрестившись, я набрала ее номер телефона — придется возвращать деньги и расписываться в своей необязательности.

Она мне, как ни странно, обрадовалась.

— Волшебница вы, Магдалина, — щебетала она. Мы с ним ведь сели, поговорили, поплакали да и живем сейчас душа в душу. Никого мне кроме него не надо, да и он, я смотрю, с работы домой как на крыльях летит. Ой, не зря я деньги заплатила, не зря…

— Кхе-кхе, — смущенно кашлянула я. — Знаете, я к вам на днях заеду, посмотрю, как работа моя взялась, ладно?

— Да конечно, дорогой гостьей будете! — радушно пригласила она меня.

Положила я трубку, вся пунцовая от стыда. Ой, как нехорошо-о получилось! За семью эту я рада, особенно тому, что они сами решили свои проблемы. Только я-то с тетки немалую сумму взяла, и сейчас ее отдавать — потерять лицо. Так что я подарю-ка я им пару подушек из гусиного пуха, и заговорю их на вечный лад и любовь в семье. Дорого стоит сей приворот, тяжело его ставить, но что делать? Сама виновна.

Еще через неделю позвонил Тау.

— Ты помнишь, что обещала мне свидание? — как обычно, не здороваясь, спросил он.

— Правда, что ли? — удивилась я.

— Завтра в шесть в горсаду, — сухо сказал он и отсоединился.

У меня остался неприятный осадок. Моего мнения не спросили, да?

На следующий день с утра позвонил Женька.

— Пришили мне палец, — хмуро сообщил он.

— Рада за тебя, — не менее хмуро сказала я, памятуя, что усатой медсестре он нас все-таки сдал.

— Ты про обещание свое помнишь?

— Какое? — озадачилась я.

— Про свидание!

— Ты чего? У меня же парень!

— Ой, можно подумать я тебя целоваться зову! — хмыкнул он. — Так, погуляем по парку, поговорим. О многом надо поговорить, согласна?

— Ну хорошо, — пожала я плечами.

— Тогда сегодня в шесть, около памятника Незнайке!

Я положила трубку, глубоко озадаченная. Это уже становилось забавным. Кинула карты — нет, мальчики не сговорились. Неужто они и правда такие супер-пупер-друзья, что у них аж мысли сходятся? Бывает такое при очень сильном понимании и родстве душ.

К шести я накрасилась, заплела косу, и пошла из дома.

— Мяв! — гавкнул котеночек, сидя на пороге.

— Дом сторожи, — отмахнулась я от него и тот понятливо двинулся точить когти об дорогущий диван белой кожи.

Ах, прибить бы дармоеда, да некогда!

К статуе Незнайки я прокрадывалась как партизан, чуть ли не по-пластунски. Предчувствия меня не обманули — друзья стояли рядышком, пили пиво и беседовали.

— Да не была она идиоткой, Женя. Она тебя просто стеснялась. Всем, думаю, известно, что с теми людьми, которые нам действительно нравятся, мы ведем себя совершенно иначе, чем в обычной жизни. Причем в большинстве случаев данное поведение можно охарактеризовать как «идиотское», «навязчивое», «нелогичное» и подобрать еще море подобных эпитетов.

— Ну так-то да, — задумчиво проговорил Женька. — Я вот так припоминаю — и правда, положа руку на сердце, было у меня такое с девушками, которые мне сильно нравились.

Тау вздохнул:

— Надо, что ли, снисходительнее относиться к людям, когда увижу подобное. Что-то девушка твоя запаздывает, а хотелось бы посмотреть, кого ты себе там отхватил.

— Это она мне отхватила… кое-чего, — хмуро ответил Женька и покосился на перебинтованную руку. Я аж возмутилась — ничего себе, и тут я виновата! А ведь палец ему отрубил Дэн, и правильно сделал!

— Ну, я бы тоже на твою не отказался посмотреть, — снова промолвил Женька. — Ты ее как, любишь?

— Скорее она меня.

«Он что, еще кому-то назначил свидание?», — удивилась я.

— Добрый ты, Тау, — хмыкнул Женька. — Пойду я за пивком сбегаю, пожалуй.

Он ушел, а я выплыла из-за Незнайки.

— Здравствуй, Магдалина, — слегка улыбнулся Алекс.

Я смотрела на него, и отчего-то очень отчетливо вспоминала, как он морщился при каждой моей фразе, давая понять, что я порю несусветную чушь. Как он меня не стеснялся называть дурой и идиоткой, и в его устах это выглядело оскорбительным диагнозом. Как он скучающе объяснял, что я ему надоела и лишь его ангельское терпение не позволяет меня послать.

— Здравствуй, — медленно сказала я. — Зачем звал?

— Собственно приношу свои извинения, вчера понял, что временами был полным мудаком, — сказал он и обворожительно улыбнулся.

«Где-то я это уже слышала», — подумала я, посмотрела в серое небо, и спокойно ответила:

— Тау, я отдаю себе отчет, что дождаться от тебя извинений — совершенно нереально и посему надо это оценить. Но, черт побери, я не могу себя заставить сказать в ответ «Ок, Алекс, все в порядке». Ибо ты реально вел себя как полный мудак, и такое словами «простите-извините» не смывается. Что толку в твоих извинениях? Чтобы ты и дальше чувствовал себя порядочным и честным человеком и забыл про свои проступки?

— Магдалина, я просто извинился и все. Хотелось, чтобы ты знала, что я счел себя неправым.

Я подула на озябшие руки, вспомнила, о чем парни говорили до моего прихода и усмехнулась. Он что, счел мою вежливость и терпение любовью?

— Оставь свое милосердие и снисхождение тем, кто в нем реально нуждается. Я, безусловно, смертельно влюблена. И думаю, не сложно догадаться, что это не ты.

— Глупая ты, — как-то мягко улыбнулся Тау. — Я просто извинился, и все. Мне от тебя ничего не надо.

— Тогда ты рано начал этот разговор, — вздохнула я. — Просто ты так поиздевался надо мной, что я теперь при одном твоем имени плююсь ядом.

— Ничего. Это пройдет.

— Пойду я, — вздохнула я. — А Женьке привет передавай.

— Звони, — печально улыбнулся он мне.

Я шла, засунув кисти рук в обшлага куртки, отчаянно мерзла и думала о том, что иногда я очень не люблю, когда люди просят прощения.

И что сейчас человек передо мной извинился, а я испытала жестокое разочарование и некомфорт. Что я теперь, как любой порядочный человек, обязана оценить вот этот первый шаг, и по всем правилам этикета его простить. Я не смогла.

Иногда мне кажется, что извинения нужны только извиняющемуся. Потому что для него это автоматическое аннулирование того, что он натворил. После этого он имеет полное право говорить: «Я же извинился!» Все, проблемы нет. Для него.

Он поступил как честный человек!

Вот только что мне от этих извинений? То, что сказано и сделано — этим не исправить. Не эквивалентно.

Это словно вылить на горящий дом ведро воды и после этого считать, что дело сделано, пожар потушен.

«Злая ты», — укорил меня внутренний голос.

«Злая», — печально согласилась я.

«А может быть, он и правда искренне хотел извиниться?».

«Может. Только я ему больше не верю».