— Пожалуйста, выкинь их в мусорный бачок, — бесстрастно сказала я, вываливая за окно следующую порцию. — С меня за это сто баксов, договорились? Только не болтай, Андрей.
— Хорошо, — согласился он, но растерянности у него в голосе не убавилось.
Когда я в следующий раз подошла к окну с полным ведерком, на моем пути встал Женька.
— Магдалина, — улыбнулся он. — Ты можешь сесть и попить чай? Я тебя очень прошу.
— Ты будешь меня утешать? — подняла я бровь.
— Вряд ли, — честно признался он.
— Тогда иди к черту.
Я прошла мимо него и вещи Дэна снова полетели на улицу.
— Ладно. Буду, — раздалось за спиной.
Я щелкнула кнопкой чайника, заварила чай, села и кивнула:
— Утешай. Мне это сейчас необходимо.
Он начал с того, что изрек:
— Дура ты.
Я подняла бровь.
— Любит он тебя, ведь видно, что любит.
— Мне тоже так казалось, — согласилась я. — Только он ту девку целовал. Я сама видела, понимаешь?
— И что такого-то? — недоумение в его глазах было весьма искренним.
Я вздохнула.
— Понимаешь, Женечка, а я ведь знаю, что такое любовь. Когда действительно кого-то любишь — других не замечаешь. Более того — есть желание нравиться только ему. Чужие ухаживания попросту раздражают, а уж о том, чтобы позволить к себе прикоснуться, и речи быть не может. Все мысли только об одном, понимаешь?
— И нафиг такая сумасшедшая любовь нужна? — хмыкнул он.
Я промолчала. Что ему доказывать? У нас разные позиции, коль он считает, что можно любить девушку и одновременно спать с другими.
— Ты хоть куртку сними, чудо, — вздохнул он.
— Непременно, — кивнула я и принялась ее стягивать. На правой стороне рука нащупала какой-то жесткий прямоугольник, я достала из кармана бумаги, бросила их на стол…
Стыренная фотография Нинки и белый, сложенный вчетверо лист бумаги. Немеющими пальцами я развернула его, коря себя за желание увидеть его почерк, и снова прочитала:
«Мы, Буймов Денис Евгеньевич, именуемый далее Покупатель и Потемкина Магдалина Константиновна, именуемая далее Любимая, договариваемся о нижеследующем…»
Сердце кольнуло.
«Любимая».
А через час он целовал какую-то девку.
«А откуда эта девка там взялась? — влез внутренний голос. — До деревни далековато, не находишь? Да и как-то слишком быстро они стадию ухаживания прошли».
«Нынешние девки слишком наглые», — печально ответила я, и подумала, что где-то я уже это слышала.
Откинула в сторону листок, взяла фотографию Нинки, мазнула по ней взглядом и застыла, как громом пораженная.
На Нинке были сапоги из кожи крокодила. Матово блестящие, до колена, коричневые. Носок заострен, тоненькая шпилька, а лодыжку обвивал хвостик норки.
«Не может быть, — отрешенно подумала я. — Не-может-быть!!!»
Нинка беспечно улыбалась с фотографии. Невинно и очень добро. Взгляд скользнул ниже ее лица, и я обмерла.
На шее Нинки висел крестик. Простой, нательный, на суровой нитке.
«Не может быть, — снова проговорила я про себя в совершенном ужасе. — Мало ли крестиков?»
Только цифровая фотография высокого качества не дала мне обольститься ложными надеждами. Прямо над крестиком было завязано три узелка, не позволяющие ему скользить по нитке. И крестик, что я сама, своими руками, одела на шею Дэна — был совершенно так же зафиксирован.
«Это совпадение», — убедительно сказала я, отчаянно стараясь поверить в это.
И тут в мозгу щелкнуло и пазл сложился. Где крестик — там непременно появлялась покойница. Когда в додзё на меня напало нечто темное и мертвое, на мне был крестик. А ведь утром в тот день я гадала, и карты не предвещали мне никакой беды.
Алекс, который медитировал около Женьки — и ему досталось от злобной покойницы.
И на нем был крестик коварной Лоры.
А теперь он висит на шее Дэна.
«Мертво давно то кладбище, — раздался в голове беспечный голос Пелагеи. — За тридцать лет давно уж плоть истлела…».
У простых покойников — да. Но я сама читала в Библии ведьмы про то, как одна из моих прабабок воевала с похороненной полвека назад ведьмой! И плоть ее не истлела за это время, скорее мумифицировалась, усохла. Не ушла ее мертвая душа ни в рай, ни в ад, все осталось при теле, в котором давно перестало биться сердце. Являлась она бабке и в этом мертвом теле, и духом, который та описывала как темный сгусток, похожий на дым, от которого так и веяло злобой!
Сердце обожгло льдом, я достала сотовый и позвонила Дэну. Я вслушивалась в долгие гудки, сначала — с безумной надеждой, на то, что сейчас услышу его голос, и посмеюсь над своими страхами. Да я ему все прощу, только бы он был жив…
— Абонент не отвечает или временно недоступен, — наконец доброжелательно сказал автоматический женский голос и связь прервалась. Глотая слезы, я набрала номер Сереги-художника, своего старого друга.
— Привет! — он схватил трубку после первого же гудка. Слышен был какой-то шум около него, людские голоса.
— Ты где? — тут же спросила я.
— В Москве, на выставке.
— Счастливо отдохнуть, — невпопад брякнула я и отсоединилась.
После этого принялась лихорадочно листать телефонную книжку. Кого, кого можно взять с собой?
Нелька, Мультик… Господи, мне нужен кто-то сильный и преданный, кто и спину прикроет, и не удерет если что. Девчонки тут ни к чему.
На одном из телефонов я на секунду задумалась, после чего решительно его набрала.
— Слушаю, — спокойно сказал Тау.
— Это Магдалина.
— Вечер добрый, — очень вежливо отозвался он. — Как дела?
Отчего-то у меня создалось впечатление, что он борется со страстным желанием меня послать, и подальше.
— Хреново, — застенчиво призналась я. — Нужна помощь.
— Опять? — изумился он. — И что на этот раз?
— Да надо на одно кладбище съездить за городом. Ты не мог бы мне составить компанию?
— А что, одной страшно? — доверительно спросил он.
— Еще как, — созналась я в припадке честности. — Кладбище больно плохое, там раньше и покойники вставали, да и сейчас, чую, что-то есть.
— Магдалина, — скучающе сказал он. — Ты меня поражаешь. Знаешь, сколько сейчас времени? Самое оно по кладбищам гулять. Давай ты мне перезвонишь завтра утром, назначишь свидание в городском парке, покатаемся на карусельках, то-сё…
Я скосила глаза на запястье — одиннадцать вечера.
— Не пойдет. Мне срочно надо, прямо сейчас быть на том погосте.
— Тогда вперед, я тебя не держу, — зевнул он. — А я спать. Всего доброго, Магдалина.
— Стой! — быстро сказала я, боясь, что он бросит трубку.
— Ну?
— Алекс, мне правда больше не к кому обратиться, — вздохнула я. — Понимаю, что мы мало знакомы и все такое, но дело сильно опасное. Одной страшно, а знакомых туда взять не могу. Они хлюпики, живыми, боюсь, не выберутся.
— А мной рисковать можно? — иронично спросил он.
— Так ты-то воин, специально обученный!
— Магдалина, воины Катори клятву подписывают кровью, что не станут без нужды ввязываться в драку. Это не детские забавы, бой с воином Катори обычно заканчивается смертью, понимаешь ты это? Если ко мне привяжутся на улице хулиганы — я не стану им демонстрировать свои умения. Я свалю, потому что не хочу их смерти.
— Здорово, — прошептала я. — Значит, ты умеешь убивать?
— И что?
— Алекс, понимаешь, там очень — очень опасно, куда я сейчас иду. И если ты кого и пришибешь, то нелюдь. Боюсь, что там же попала в беду и Нинка, Женькина соседка. Так что ты мог бы попрактиковаться в реальных условиях, а заодно и спас бы кучу народа. Да и Женьке это точно поможет.
Он подумал и неожиданно сказал:
— Твоя взяла. Поехали на твое кладбище. Лопату как, захватить?
— Катану, катану лучше возьми, только заточенную! И, Алекс, я тебя люблю! — взвыла я в припадке благодарности.
— Ты мне начинаешь действовать на нервы, — сухо сказал он. — С тебя потом свидание в горсаду. Через двадцать минут встречаемся у «Киномакса».