– Небольшая палата, койка, тумбочка с телефоном и книгами и стол, – вспоминал Николаев. – Из окна видна осенняя Москва. Сергей Павлович сидит в кресле и о чем-то беседует с женой Ниной Ивановной. У Сергея Павловича на коленях лежит заложенная бумажкой книга» Этюды об Эйнштейне», рядом газета «Правда». Когда мы вошли в палату, вначале увидели Нину Ивановну. «Кажется, мы не вовремя», – шепнул мне Юра. И мы в нерешительности замялись в небольшом коридорчике, ведущем в палату. Но Сергей Павлович уже заметил нас:

– Входите, входите, места всем хватит...

Андриян и Юра рассказывали о новостях Звездного городка, плане будущих тренировок, подготовке к новым полетам. Гагарин, всегда тонко чувствовавший всякую неловкость, человек от природы очень тактичный, мельком взглянул на часы, потом на Андрияна. Королев моментально перехватил его взгляд:

– Торопитесь? – и обернулся к жене: – Нина, а мои часы остановились. Знаешь, принеси мне завтра другие часы...

Гагарин встрепенулся, быстро содрал с руки часы:

– Возьмите мои, Сергей Павлович!

Порыв его был так искренен, что Королев растрогался, но поначалу пробовал отказаться:

– Нет, нет, а ты как же?

– Я вас очень прошу, пусть это будет моим вам маленьким подарком, – мягко сказал Гагарин.

Королев сразу надел часы на руку. Улыбаясь, обернулся к Нине:

– Все-таки от первого космонавта!..

Тогда дело до операции не дошло. Но и потом часто наваливались на него волны слабости и дурноты. Ну, переутомился. Надо отдохнуть, и все пройдет. Летом 1965 года они с Ниной снова в Крыму, в Ореанде. Съездили в Алупку на дачу к Андрею Юмашеву. Снова погружался Королев в прошлое, в жаркое марево Узун-Сырта, где летали они с Андреем на планерах. Юмашев был уже военлетом, он на пять лет старше – тогда это была большая разница: 27 и 22! А в тридцать пять Андрей перелетел с Громовым через полюс и стал Героем... Дача своя в Крыму... Он увлекался живописью, подарил свою картину. Фотографировались. Эх, этот бы фотоаппарат, да на Узун-Сырт тогда...

Осенью опять стало плохо. После неудачного пуска «Луны-8» он ложится в больницу. Три дня был на обследовании. Через неделю Королев на юбилейном вечере в честь 60-летия Павла Владимировича Цыбина. «Все было как всегда, – вспоминает М.Л. Галлай, – речи, шутки, вольные комментарии ораторов по поводу характера Главного и немыслимых страданий, которые сей характер приносит дорогому юбиляру. Как всегда... То есть это нам тогда казалось, что как всегда. На самом деле все было далеко не как всегда: СП вел вечер в последний раз.

А потом, после обязательной «художественной» части, когда все было исправно съедено и выпито, он вышел со всей компанией на улицу, рассаживал веселых (существенно более веселых, чем они были, когда приступали к «художественной» части) гостей по автобусам, бросался снежками и получал снежки в ответ...

Так и запомнилась та ночь: густо валящий снег, яркий свет автомобильных фар, запах мороза, смех, галдеж и среди всего этого – СП, радующийся, веселящийся, очень свой среди своих...»

Через три дня вместе с Ниной Ивановной поехали в Звездный. И опять было весело, непринужденно: встречались по-семейному, с женами, гуляли, купались в бассейне, обедали, – снова свой среди своих. И со своей бедой.

Встречать новый 1966 год Королевых пригласил к себе на дачу секретарь ЦК КПСС Борис Николаевич Пономарев. Сергей Павлович хорошо знал его брата Александра Николаевича – доктора технических наук, генерал-полковника-инженера, который ближе других в ВВС был к космической технике. Дружбы не было, но оба брата испытывали приязнь к Королеву и, кажется, взаимную257.

Компания была довольно разношерстная: председатель ВЦСПС В.В. Гришин, главный архитектор Москвы М.В. Посохин, президент Академии наук М.В. Келдыш. Здесь Королев не был своим среди своих. По обыкновению держался чуть поодаль: «душой компании» он не был никогда. После ужина отвел Келдыша в уголок, сказал доверительно:

– Знаешь, вот опять ложусь в больницу, и какое-то у меня плохое предчувствие, не знаю – выйду ль оттуда...

Чуть хмельной Келдыш начал говорить какие-то ненужные, неуклюжие утешительные слова, которые все мы говорим в таких случаях.

В кинозале крутили «Королеву Шантеклера», еще не дублированную на русский язык. Мужчины не могли оторвать взглядов от осиной талии Сарры Монтьель, перечеркивающей все доступные им реалии мира: «Это же черт знает что такое! Какие, оказывается, женщины бывают!..» Сюжет мало кого волновал, но Александр Пономарев упорно стремился переводить фильм, запутался, над ним дружно смеялись...

В общем, все было так, как и полагается тому быть в эту ночь: провожали старый год, встречали новый. Об уходе 65-го Королев не жалел: трудный был год, нервный, больной. Наступает 66-й, авось посчастливей будет...

Никакого года впереди не было. Через две недели – смерть.

Когда в начале декабря я был у Королева, мы говорили не только о «Луне-8», но и о моей повести «Кузнецы грома», экранизация которой планировалась на Мосфильме. Сергей Павлович был «крестным отцом» этой повести – если бы не он, ее бы не напечатали. И с экранизацией он тоже помогал: Михаила Клавдиевича Тихонравова назначил главным консультантом, обещал подумать об организации съемок на космодроме и в цехе общей сборки. Тогда, в декабре, я говорил Королеву, что с ним хочет встретиться постановщик будущего фильма Владимир Михайлович Петров.

– Хороший режиссер? – быстро спросил Королев.

– Народный артист СССР, четыре Сталинские премии...

– Это ничего не значит...

– «Гроза», «Петр I», «Сталинградская битва», «Поединок», «Русский лес», – отчеканил я голосом отличника. – Понимаете, Сергей Павлович, от Островского, Алексея Толстого и Леонова он естественно перешел ко мне...

Королеву нехитрая эта шутка понравилась, он улыбнулся и сказал:

– Встретиться, конечно, надо. Вот кончится «Луна-8», там уже Новый год... Позвоните мне в первых числах января...

Я позвонил Сергей Павловичу днем 4 января 1966 года по «кремлевке» из кабинета главного редактора «Комсомольской правды». Напомнил о Петрове. Разговор наш был очень короткий.

– Давайте так договоримся. Я завтра ложусь в больницу... Нет, ничего серьезного. Надо сделать кое-какие обследования. Сразу приглашать Петрова к нам на предприятие вряд ли надо. Организуем встречу в президиуме Академии наук. Где-нибудь в конце января-начале февраля...258

– Выздоравливайте, Сергей Павлович...

– Спасибо...

Все!

Потом я говорил с очень многими людьми, которые рассказывали мне, что встречались с Королевым и разговаривали с ним по телефону тоже именно 4 января, накануне его отъезда в больницу. Что это? Всем нам показалось? Но я тогда точно записал: 4 января. А может быть, он «закрывал дела»?

Королев уехал в больницу утром 5 января. Нина Ивановна собрала ему маленький мягкий голубой чемоданчик на «молнии» со всем необходимым. Сергей Павлович был грустен и сосредоточен. Долго рылся в карманах пиджака, искал заветные две копеечки по копеечке, не нашел и расстроился.

Незадолго перед этим Сергей Павлович был с Ниной Ивановной в гостях. Когда возвращались домой, он вдруг остановился.

– Я хочу с тобой поговорить.

– Вот придем домой и поговорим...

– Нет, нет, это разговор тяжелый и для меня, и для тебя... Если со мной что случится, прошу тебя – ты не живи в этом доме...

– Сережа! Ну о чем ты!..

– Я все сказал, – резко перебил он.

Разглядывая последние недели его жизни, все время натыкаешься на какие-то неясные, зыбкие предчувствия, которые владели им и иногда вдруг вырывались наружу, побеждая волю этого, очень сдержанного, человека...

Анализы, проведенные в декабре, показывали кровоточащий полип в прямой кишке. Теперь речь шла об удалении полипа – операция напряженная, но и серьезной ее назвать вряд ли можно. Сергей Павлович был спокоен, все встречи и дела уверенно задвигал на вторую половину января. В больницу каждый день приезжала Нина Ивановна, беседовала с врачами – никаких тревог. 11 января сам министр здравоохранения СССР, академик Борис Васильевич Петровский сделал гистологический анализ – отщипнул крохотный кусочек полипа. Было сильное кровотечение, еле остановили.