Последняя жертва, которую он кладет на алтарь Н-1, – многолетняя дружба с Воскресенским.
В окружении Королева было много людей талантливых, щедро одаренных способностями уникальными, но и среди них одной из самых ярких видится фигура Леонида Александровича Воскресенского.
Он был не намного моложе Королева – родился в Павловском Посаде 13 августа 1913 года, но был намного живее, подвижнее. Познакомились они еще в Германии, где Воскресенскому очень хотелось запустить Фау-2, да Москва не дала тогда добро. Однако Леонид Александрович успокоиться не мог – ведь он ни разу еще не видел, как работает большой ракетный двигатель не на стенде, а на «живой» ракете, а увидеть ему очень хотелось. Не дожидаясь, пока построят стартовые площадки в Капустином Яре, он поставил в лесу рядом с КБ одну из первых, собранных в Подлипках Фау-2, заправил ее и запустил, правда, только на предварительную ступень. Однако «вырубить» эту проклятую ступень никак не удавалось, и ракета грохотала, пока ни сожгла все топливо. Стартовый стол раскалился докрасна, мог рухнуть вместе с ракетой, тут уж взрыв неминуем. Пожарники поливали что было мочи стартовый стол и все вокруг. Короче, понервничали здорово.
– Ты что, с ума сошел?! – накинулся на Воскресенского Королев, – а если бы она улетела?
В 1947 году такой «пуск» мгновенно был бы оценен как теракт, и голову бы сложил не один Воскресенский, а бывшему зеку Королеву тут уж «вышка» была бы обеспечена...
Может быть, вот за эту бесшабашную лихость и любил Королев Леонида Александровича. Вернее, за гармоничное сочетание лихости с великим трудолюбием, бесшабашности с даром прирожденного испытателя. Воскресенский испытывал все ракеты Королева начиная с Р-1 до Р-9. Он знал их все, как говаривал горьковский Егор Булычев, «и на вкус, и на ощупь». Никакого прочного «законченного высшего» образования у Леонида Александровича не было. Формально Королеву трудно было назначить его на инженерную должность, тем более на должность начальника отдела испытаний. На счастье Воскресенского отсутствие у него диплома мало смущало Сергея Павловича. Королев всегда предпочитал «корочкам» головы. У него даже было свое определение безмозглого специалиста: «человек, обремененный высшим образованием». В анкете Воскресенского другое смущало: сын попа. Отец Леонида действительно был священником церкви Ивана-воина на Якиманке251. Сын попа носил боевой орден Красной Звезды, но все-таки... Замом к Воскресенскому Королев поставил Виктора Ключарева, человека с безупречным пролетарским происхождением. Виктор защитил кандидатскую диссертацию, а Воскресенскому потом без защиты присвоили степень доктора технических наук.
Да, он был доктором, в самом обиходном смысле этого слова. Он лечил ракеты, и никто не знал их недуги лучше, чем Леня-Воскрес – так называли его в ОКБ и в глаза, и за глаза многие годы. Он приезжал на полигон первым и уезжал последним. В общей сложности он провел в заволжских степях и казахских пустынях многие годы. Но при этом он категорически не был жителем медвежьего угла. Напротив, Леонид Александрович – человек истинно столичный. Он любил сходить с женой в театр или на концерт, любил вкусно поужинать с друзьями в «Арагви», небрежно заказать им трех огромных карпов из фонтана на Речном вокзале в Химках или собрать их дома на неспешный уютный ужин с дорогим вином. Он отлично водил собственную «Волгу», играл в теннис, катался на горных лыжах. «Иногда он был похож на Владимира Высоцкого, – говорил мне Черток, – а иногда – на Булата Окуджаву». Первый брак его был недолог. После войны он вновь женился. Елена Владимировна – очень красивая, светская женщина – была ему под стать. В 51-м родился Андрей, в 55-м Мария, но дети не изменили образа их столичной жизни. Человек, проработавший с Воскресенским многие годы, говорил:
– В нем причудливо соединялись откровенный цинизм, истинная интеллигентность, большое чувство юмора и абсолютная надежность в дружбе, в человеческих привязанностях.
Королев в письмах к Нине Ивановне писал, как ему хочется поменять весь ритм своего существования, рисовал планы на будущее, но в конце концов так ничего и не изменил. Воскресенский ничего не обещал и не рисовал – он просто жил в свое удовольствие. Может быть, Королев завидовал ему? А может быть, он завидовал Королеву? Во всяком случае, очень разные люди, знавшие их хорошо, единодушно утверждают, что более близкого человека в ОКБ у Главного не было. Один из очень немногих Леня-Воскрес мог говорить ему «ты».
В 1964 году на Байконуре началось строительство стартового комплекса для суперракеты Н-1. Из ракеты бумажной она начала превращаться в ракету металлическую. Воскресенский поставил перед Королевым вопрос о необходимости отработки первой ступени ракеты на испытательном стенде. Королев разъярился: Воскресенский прекрасно знал, что такого стенда не существует, и чтобы построить его, потребуется не один год. Не говоря уже о том, что денег на него нет и не будет. Да, Воскресенский знал это, но заявил, что начинать пуски новой машины без стендовых испытаний он не будет.
– Я, как заместитель Главного конструктора по испытаниям, не подпишу ни одной бумаги, пока мне не построят стенд, – твердо сказал Леонид Александрович.
Воскресенский был абсолютно прав. У нас в разных областях жизни научились экономить так, что «экономия» эта оборачивается огромными убытками. Не минула горькая чаша сия и ракетную технику. Зачем делать испытательные стенды? Будем сразу пускать готовую ракету и от старта к старту ее отрабатывать. Подобный метод «проб и ошибок», возможно (хотя вряд ли), экономически выгоден, когда испытываются конструкции сравнительно недорогие. Когда американцы истратили на лунную программу «Аполлон» 25 миллиардов долларов, все наши газеты, с непонятной истовостью защищая интересы американских налогоплательщиков, горестно сетовали на то, какие огромные средства «вбиты в пыль лунных морей». (Я тоже об этом писал.) Но средства эти янки вбили не только в пыль, но и в строительство разнообразных испытательных стендов, которые по сию пору используются и многократно себя окупили. Воскресенский понимал, что швыряться ракетами высотой более ста метров – себе дороже станет. И правота его подтвердилась во время испытательных полетов Н-1 уже после смерти героя этой книги.
Возможно, Королев злился и атаковал Воскресенского особенно упорно именно потому, что и сам понимал, что Леня-Воскрес прав. Но заместитель по испытаниям отбил все эти атаки Главного. Разговоры по душам тоже не помогли. В 1964 году Воскресенский подает в отставку, и Королев принимает ее. Это была огромная потеря для ОКБ. Формально он числился консультантом, но это уже не тот Воскресенский, который был так нужен Королеву...
16 декабря 1965 года Леонид Александрович ходил с Еленой Владимировной на концерт, был очень весел, острил. Умер за ужином мгновенно от кровоизлияния в мозг.
Хоронили Леонида Александровича на Новодевичьем кладбище. Рассказывают, что Королев плакал и слез не стыдился. Кто-то вспомнил грустную шутку Воскресенского: «Никогда не жалейте денег на похоронные венки. Эти деньги вы даете взаймы».
Жить Королеву оставалось меньше месяца...
Сотни раз, обрастая все новыми деталями и подробностями, пересказывалась и публиковалась знаменитая история о лунном грунте, робких астрономах и решительном Главном конструкторе. В течение многочасового совещания Королев никак не мог добиться ответа специалистов на простой и ясный вопрос: Луна твердая или покрыта толстым слоем пыли, в которой космический аппарат может утонуть, как в болоте?
Было сказано очень много слов, но ответа не было. Тогда Королев встал и сказал:
– Итак, товарищи, давайте исходить из того, что Луна твердая?
– Но кто может поручиться? Кто такую ответственность на себя возьмет?
– Ах, вы об этом... – поморщился Сергей Павлович. – Я возьму.
Он вырвал из блокнота листок бумаги и размашисто написал: «Луна твердая. С. Королев».
