– Услышав наши шаги, Георгий Максимович приподнялся в кровати и воскликнул:
– Постойте, не говорите, кто вошел! Я сам попробую угадать. Один – это Илья, а второй... Неужели Сергей Павлович?
Они обнялись. Я вышел из палаты, оставив их вдвоем. Через некоторое время оттуда вышел Королев, попросил у медицинской сестры валерианки и залпом выпил. На другой день Королев на своем самолете отправил Шубникова в Москву, в Главный военный госпиталь.
Больше они не виделись: Георгий Максимович умер 31 июля 1965 года. Похоронили его на родине – в Ессентуках.
Через десять лет после старта первой ракеты, когда я впервые увидел Ленинск, у полустанка Тюратам стоял город под стать областному – с вокзалом и аэропортом, с Дворцом культуры, кинотеатром, спортивным центром с большим бассейном, гостиницей, узлом связи, универмагом, рестораном, где вечерами играл оркестр и танцевали девочки в мини-юбочках, и даже с магазином «Филателия». Как удалось сделать все это, не говоря уже о сотнях километров железнодорожных путей и шоссейных дорог, электрических линий и водопроводов, о монтажно-испытательном корпусе, длина которого превышает сто метров? Как удалось запустить в этой пустыне первую межконтинентальную ракету меньше чем через два с половиной года после того, как в песок вбили символический рельс, а если быть пунктуально точным – за 844 дня между высадкой «десанта» лейтенанта Денежкина и подписанием акта о сдаче стартового комплекса в эксплуатацию?!
Объяснять все только строгостью военного приказа вряд ли будет правильно. Сталин уже умер, за неповиновение не расстреливали, на каторгу не ссылали, напротив, наступали самые либеральные годы хрущевского десятилетия. В те времена сроки строительства других, не менее ответственных и тоже специальными постановлениями оговоренных объектов срывались сплошь и рядом. Поэтому склонен объяснить успехи в Тюратаме причинами субъективными, в первую очередь – личностью самого Георгия Максимовича Шубникова.
– Я не фантазер. Я ставлю перед собой реальные цели. Но когда цель намечена – я ее достигаю, – часто говорил Шубников.
Он выработал свою собственную методику управления гигантской стройкой и неукоснительно ей следовал. Выбирал какой-то объект, досконально изучал всю его документацию и, прихватив с собой начальников всех подразделений с этим объектом связанных, с утра следующего дня отправлялся туда и на месте решал все вопросы. Никогда не распылял сил, не «стрелял по площадям» – только по конкретным целям.
Зигмунд Фрейд говорил: «Гений и послушание – две вещи несовместимые». Шубников не гений, конечно, но, как всякий истинный талант, послушанием не отличался, постоянно конфликтовал с разными начальниками. Ему, например, не раз указывали, что он «раздувает производственную базу», что база эта сооружается «чересчур капитально». Но он упорно, словно не слыша всех этих тормозных окриков, тянул свое и базу такую создал, и это во многом сократило сроки строительства. Здесь был у Шубникова верный единомышленник и союзник – Алексей Алексеевич Ниточкин.
Многие военные строители приезжали в Тюратам с таким настроением: быстро, годика за два-три построить военный городок, МИК, стартовый комплекс и быстро из этого богом забытого места сматываться. Собирались строить именно городок, а не город. А Ниточкин хотел построить город.
Главный проектировщик Тюратама Алексей Алексеевич Ниточкин был коренным москвичом, работать на стройках начал еще мальчишкой, закончил Московский инженерно-строительный институт, был руководителем группы в «Теплоэлектропроекте» и, если бы не война, может быть, и прожил бы тихо в родной Москве. Но в 41-м, проучившись три месяца на курсах в Военно-инженерной академии, попал на фронт и неожиданно для самого себя стал прекрасным офицером, обнаружив в себе смелость и мужество решительно ему неизвестные. Он кончил войну в Берлине – вся грудь в орденах и медалях – и остался военным строителем. Когда его назначили руководителем проекта нового полигона, он был уже инженер-подполковником. Умница, прекрасный специалист, одаренный художник, не мог он побороть единственную слабость, которая его губила: водку. Это знали и прощали ему: человек был добрый, хороший и талантливый.
Ниточкин, наверное, раньше других строителей понял, что этот полигон надолго, что его на всю жизнь хватит, что одним стартовым комплексом дело не кончится, что, кроме Королева, полигон этот завтра понадобится и Янгелю, и Челомею, и кто там еще что пострашнее придумает. Поэтому он проектировал не городок, а город. Поначалу, как истинный москвич, да и вообще городской человек, робел от безбрежных казахских просторов. Его поправил Неделин:
– Ну, что ты жмешься, Алексей Алексеевич! Давай немного раздвинем здания, сделаем дворы попросторнее, чтобы ребятишкам было где побегать. Ведь кругом такой простор, земли на все хватит...
Но было бы ошибкой объяснять все победы военных строителей личными качествами и талантами их командиров. Есть и объективные причины. В какой-то очередной, пузырящейся пафосом «космической» книжке прочел я жизнерадостную фразу: «Космодром строила вся страна». Несмотря на затертость самого стереотипа, он отвечает истине: космодром действительно строила вся страна, чаще всего сама о том не зная. Те, кто валил лес, плавил металл, делал цемент, – не знали, куда все это пойдет, но космодром строила вся страна. Отказа не было ни в чем. Каждый день заместитель Шубникова по материально-техническому снабжению Андрей Александрович Ткаленко звонил в Москву своему министерскому коллеге – заместителю начальника Главного управления специального строительства по материально-техническому снабжению Михаилу Васильевичу Кузьмину и диктовал, диктовал, диктовал, что ему нужно, а Кузьмин записывал, записывал, записывал и отсылал, отсылал, отсылал...
Дело доходило до анекдотов. Однажды, когда Ткаленко разговаривал с Кузьминым, в комнату зашел находящийся на полигоне генерал Григоренко и начал по обыкновению кого-то распекать. Ткаленко пошутил:
– Вот тут Михаил Георгиевич зашел и говорит, что нам для хорошей работы скипидар нужен, чтобы закапывать...
В это время связь прервалась. Каково же было удивление Ткаленко, когда просматривая на следующий день бумаги о вновь прибывших грузах, он обнаружил накладные на две двухсотлитровые бочки скипидара, доставленные самолетом!
Не менее курьезный случай, иллюстрирующий ту же мысль, произошел позднее, когда на космодроме выяснили, что протирать опорожненную заправочную цистерну перед новой заправкой вафельными полотенцами нельзя, так как мельчайшие ниточки забивают фильтры насосов. Стали думать, чем же протирать. Один шутник заправщик сказал:
– Я знаю отличный материал. Надо вытирать щетками из рыбьего уса...
Кто-то из офицеров услышал, и вскоре щетки из рыбьего уса попали в инструкцию по заправке. Когда инструкцию не глядя подписал Бармин, а потом и Королев, она приняла форму приказа. И вот заправщики пошли на склад получать положенные щетки, а им уса, естественно, не дают. Они пожаловались Бармину: подписанная им инструкция не выполняется. Бармин, который не упускал случая свалить на военных, если не вину за что-то, то хотя бы возможность вины, отметил на заседании Государственной комиссии недоработки со стороны военных снабженцев, что ужасно раздосадовало главкома ракетных войск Кирилла Семеновича Москаленко, который всегда старался всем доказать, что если на полигоне и бывают какие-нибудь накладки, то происходят они исключительно по причине расхлябанности гражданских товарищей. Москаленко после заседания Госкомиссии устроил своим снабженцам суровый разнос и приказал немедленно вылететь в Москву и без щеток из рыбьего уса на космодром не возвращаться. Гонец Москаленко оказался человеком исполнительным и очень дотошным. Он перевернул вверх дном все столичные ихтиологические институты и лаборатории, весь Минрыбпром, но не обнаружил даже следов рыбьего уса. Ему предлагали взять китовый ус, но ни на какие замены он не соглашался. Намекали, что, возможно, это, так сказать, эзопов язык, что на самом деле под рыбьим усом подразумевается некое секретное стратегическое сырье, возможно, даже получаемое из-за рубежа через третьи страны, но проверка и этой версии ничего не дала. Обессиленный гонец вернулся на космодром без рыбьего уса, честно обо всем доложил и был прощен главкомом, который не преминул отыграться на Бармине и подпустил шпильку Королеву. Инструкцию по заправке переделали.
