– А после войны, – рассказывал мне заместитель, а позднее преемник Шубникова генерал Илья Матвеевич Гурович, – работа его отличалась от прежней только тем, что не стреляли, и еще тем, что работы этой прибавилось...
Георгий Максимович восстановил и построил заново: железнодорожный мост во Франкфурте на Одере, мосты через Одер в Кюстрине и Староречье, мосты через проливы Штральзунд и Цитентрабен, мост через Дунай в Будапеште, через Шпрее – в Берлине. Он же построил и знаменитый скорбный ансамбль на кладбище наших воинов в Трептов-парке. Потом был Донбасс, аэропорт в Ташкенте, спецобъекты ПВО в Азербайджане и вот теперь Тюратам – главная и последняя стройка его жизни.
Как и Королев, Шубников ничем, кроме работы своей, серьезно не интересовался, а работал с рассвета и заполночь. Звонил жене по телефону, чтобы не ждала его к ужину и весело говорил сослуживцам:
– Замечательная женщина моя жена! Совсем не мешает мне работать!
Как и Королев, был строг и требователен к людям. Как и Королев, имел право на такую требовательность, потому что себя тоже не жалел. Шубников поднимался в шесть часов. Он приспособился бриться и одновременно выслушивать по телефону рапорты дежурных – узнавать, что произошло, пока он спал. После физзарядки завтракал: картофелина, яйцо, горстка капусты, иногда маленький кусочек мяса и стакан чая. Быстро все это съедал и – вперед! Когда и где обедал – никто точно не знал. В том числе и он сам.
Сходство Шубникова и Королева продолжается в их неизбалованности комфортом, сервисом и пищей и дополняется равнодушием к алкоголю, что в условиях полигона и по сути неограниченного (для их ранга) доступа к спирту назвать типичным явлением нельзя. Шубникова довольно часто приглашали на различные застолья – кто ищет, повод всегда найдет: начало работы, окончание работы, рождение, поминки, лишняя звездочка на погоне, просто красный день календаря. И Шубников редко отказывался. Приходил, выпивал бокал шампанского или стопку водки и незаметно исчезал. Сидеть и пировать по несколько часов кряду не умел и не любил, как и Королев.
В общении с подчиненными был Шубников, пожалуй, посдержаннее Сергея Павловича, реже кричал, стучал кулаком по столу, королевского умения «заводить» самого себя и бесспорных актерских способностей Сергея Павловича Георгию Максимовичу не хватало. Рассказывали, как одному провинившемуся прорабу, атлетически сложенному, румяному молодцу Шубников, долго его разглядывая, тихо, словно размышляя сам с собой, сказал:
– Удивляюсь, как вы, мужчина, при всех своих способностях можете так плохо работать...
Мне кажется, реакция Королева была бы другой. Но, как и у Королева, самым суровым приговором Шубникова было:
– Это – безответственный человек.
Даже издалека, рассматривая в бинокль или стереотрубу Королева и Шубникова в кругу других людей, даже не слыша, о чем и как они разговаривают, а только по движению, по походке, жесту внимательный человек сразу признал бы в них лидеров. Они были прирожденными лидерами и знали это. Не надо быть оракулом, чтобы предсказать: стычки между такими людьми возможны и даже вероятны. Они и были.
Королев приехал в Тюратам первый раз ненадолго, между двумя командировками на Северный флот, в сентябре 1956 года. Две вещи поразили его: никогда прежде невиданный размах строительства и невыносимые природные условия. Оказалось, что существует жара и пыль пострашнее, чем в Капустином Яре, причем он понимал, что лето уже на закате, особого ветра нет и это отнюдь не предельная жара и пыль. Летом, как ему рассказывали, было совсем плохо. Солдаты-строители мучились от жажды, воды не хватало. Никогда еще за всю свою долгую жизнь чистенькая насосная станция с блестящим древним дизелем у паровозной водокачки не работала как теперь – круглосуточно, но напоить всех она не могла. Случалось – не на чем было даже сварить солдатам обед. От жары мутилось в голове, и приказы командиров имели уже сомнительный вес. Солдаты самовольно выходили на дорогу, останавливали водовозки и выпивали их досуха, залив все фляги, котелки и ведра. Шоферы не знали, что им делать: драться или плакать, ведь воду ждали там, в пустыне, такие же солдаты...
– Сейчас готов водовод, проблему эту мы решили, – говорил Шубников, усаживая Королева в свой газик. С веселым оживлением демонстрировал Георгий Максимович Главному конструктору все свое хозяйство, рассказывал о ходе работ, не спеша, солидно знакомил со своей «гвардией»: начальником политотдела полковником Баландиным, главным инженером подполковником Грунтманом, начальником производственно-технического отдела Гуровичем, командиром 84-й инженерно-строительной-бригады полковником Гордиенко, 101-й – подполковником Дуровым, 2-й Симферопольской ордена Красного Знамени – полковником Халабуденко и другими высшими офицерами специально созданного в Тюратаме Управления инженерных работ (УИР). Уже по тому, как подтянуто выглядели офицеры – именно у строителей такое не часто встретишь, по тому, как подходили, как докладывали, как спокойно, без суеты, с точными цифрами отвечали на его вопросы, Королев видел, что дело у Шубникова поставлено четко, но от похвал удерживался, напротив, вид имел сурово озабоченный, что контрастировало с улыбающимся Шубниковым. Георгий Максимович уже «вычислил» Королева. Он понимал, что мнимое недовольство Главного конструктора во многом наигранное, поскольку Королев, очевидно, думает, что оно позволит ему с большей требовательностью настаивать на ускорении работ и вообще вести диалог в наступательных тонах. Всем этим хитростям научил Шубникова его собственный начальник – генерал Григоренко, угодить которому было невозможно: как бы ты ни работал, разноса не миновать. Даже если Григоренко видел, что сегодня все хорошо, он устраивал профилактический разнос, чтобы завтра было еще лучше. И теперь, вспоминая уроки Григоренко, Шубников улыбался, разгадав тактический ход Королева. А потом, черт побери, он имел основания улыбаться!
Сделать за такой короткий срок удалось действительно немало. Шубникову было чем гордиться: многие километры дорог, железнодорожных путей, теплоцентралей, электролиний, первая очередь кислородного завода. На «площадке № 10» – она превратится в город Ленинск – заложен первый жилой дом. В июне 1955 года приступили к строительству самого большого здания полигона – МИКа – монтажно-испытательного корпуса, это была «площадка № 2». Во второй половине сентября там начали сооружать и первый стартовый комплекс. Самая трудоемкая работа шла, пожалуй, именно на «площадке № 2»: предстояло вырыть огромный и глубокий пламеотводный канал. Примерно за полгода – к апрелю 1956 года – отрыли и вывезли миллион (!) кубометров грунта. И раньше бы сделали, но отчаянные морозы января на некоторое время парализовали технику. Тогда же, в январе, начали возводить собственно старт – тоже сооружение циклопическое. В апреле на «площадке № 2» приступили к бетонным работам. С гордостью показывал Шубников и школу, сданную перед самым приездом Королева.
– Много ли тут детей, что вы уже школы строите? – ворчливо спросил Королев.
– Сто тридцать шесть, Сергей Павлович. Пока сто тридцать шесть, – примирительно ответил Шубников.
Первый раз они «сцепились», когда осматривали общежитие для стартовиков на «площадке № 2». Это был довольно неказистый двухэтажный барак, строителей которого можно было обвинять в любых грехах, но не в стремлении к архитектурным излишествам. Впоследствии среди ракетчиков, начавших ездить на полигон в те годы, он за свой «комфорт» и нравы, в нем царящие, быстро получил прозвище «Казанский вокзал».
– Мои инженеры не будут жить в таких бараках! – заявил Королев.
По нерву в его голосе Шубников понял, что он очень раздражен. Георгий Максимович уже готов был ответить какой-то ватной фразой, в которой гнев Королева, не встретив сопротивления, наверняка бы увяз, но увидел багровое от ветра и возмущения лицо Халабуденко. Без сна и отдыха уже год тянул Михаил Иванович стартовый комплекс, замерзал, тонул в зыбучем песке и плакал от счастья, когда его солдаты бросали в первый кубик застывающего бетона двугривенные. Шубников увидел его лицо и понял, что, если он сейчас не «врежет» Королеву, если «ляжет», – свои не простят. Очень не хотелось ссориться с Главным, но работать-то со своими...
