Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

И было отчего. В списки освобожденных он не попал. И будет ли другая обещанная амнистия, никто не знает. Самолет Петлякова делали десятки зеков, а освободили – единицы. И никто не торопится их освобождать. Точно так же и с туполевцами. Когда будет второй «выпуск»? Три года он отсидел. Впереди еще пять...

Технолог Эсфирь Михайловна Рачевская, с которой работал Королев, не выдержала однажды и спросила:

– Ну почему вы такой мрачный?! Не горюйте, вас отпустят...

– Чудес на свете не бывает, – сухо ответил Сергей Павлович.

Впереди еще пять лет, и никто не знает, что это будут за годы. Вот наладят выпуск бомбардировщиков и пошлют на золото. Идут слухи об американской помощи. Он даже видел банку свиной заокеанской тушенки с этикеткой, напечатанной прямо на металле, в которой сразу резал глаз «Y» вместо русского «У». Геллер говорил:

– Я знаю американцев, они никакого бесприбыльного дела никогда не начнут. В этом их сила и их слабость. А за тушенку, я уверен, мы будем платить золотом...

Потребуется золото для американцев и пошлют на золото.

Теперь они беспрепятственно слушали радио и читали газеты. Сводки становились тревожнее день ото дня. Немцы стояли под Москвой. Александр Сергеевич Иванов, сидя вечером на кровати, размышлял вслух:

– История политических репрессий показывает нам, что в периоды кризисных ситуаций политические противники подлежат ликвидации. Если немцы возьмут Москву, нас расстреляют, и не потому, что мы плохие или хорошие, а потому, что существуют законы фронды...

– Никогда немцы не возьмут Москву! – перебивал Шекунов.

– При чем здесь законы фронды? – иронично возражал Крутков. – Никакие эти французские законы для нас не писаны. У нас свои законы. При императрице Анне был у нее кабинет-министр Артемий Петрович Волынский – подонок, палач и вор, в 1740 году предан пытке и казнен. Вот он точно говорил: «Нам, русским, хлеб не надобен. Мы друг друга едим и с того сыты бываем...»

– Да не едим мы друг друга! – не выдержал Королев. – Нас едят!

...В архиве Российской академии наук в фонде Королева хранятся несколько записей, сделанных им в Омске. Это стихи. Стихи разных поэтов, переписанные в маленький блокнот или на листки из ученической тетради. В этих стихах есть то, чего нет и быть не может ни в каких документах, о чем не может рассказать ни один свидетель тех дней. И комментарии тут излишни.

Молчи, скрывайся и таи
И чувства, и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
И всходят и зайдут оне,
Как звезды ясные в ночи.
Любуйся ими и молчи...
Простым карандашом в дешевом блокноте:
Закатилось мое солнце ясное.
Уехал мил сердечный друг
За синь море...
Омск 25.12.41 г.

На листке в клеточку аккуратно переписана главка «Я мертв» из книги американского летчика Джимми Коллинза «Летчик-испытатель»:

«Скосит нас беспощадная смерть. Все уйдем туда, откуда нет возврата. Но огонь еще тлеет и друзья сидят вокруг чаши. Прославим богов, щедро наполняющих вином кубки, сердце весельем и душу сладкой пищей».

На том же листке:

Жить просто – нельзя! Жить надо с увлечением...
Венец, свинец и достойный конец.

И еще одно стихотворение:

Когда в глаза твои взгляну,
Вся скорбь исчезнет, словно сон.
Когда к устам твоим прильну.
Мгновенно буду исцелен.

На отдельном листке переписано стихотворение в прозе «Как хороши, как свежи были розы...»

Очевидцы рассказывают, что в комнате Королева жили Иванов, Геллер, Крутков и Шекунов. А, оказывается, там жили еще и Тургенев, и Тютчев, и Гейне, и Олдингтон...

День от дня становилось холоднее и голоднее. Первая военная зима в Омске была яркая, солнечная, синее чистое небо, громко скрипит снег на деревянных тротуарах, румянит крепкий мороз – замечательная зима, если ты можешь сытно поесть. Зеки получали восемьсот граммов хлеба, двадцать граммов масла, крохотную пайку сахара. Совсем плохо было с куревом. После табачного разгула в ЦКБ это особенно чувствовалось. Вольняшки иногда отсыпали им немного махорки, которую выменивали у наезжавших на рынок казахов: за бархат и блестящий шелк казахи отдавали что хочешь. Никто из вольняшек врагами зеков не считал. Кстати, по нескольким деталям, случайно оброненным фразам Королев понял, что Кутепов, Балашов, Крапивин, который командовал зеками-строителями, тоже не считали их «врагами». Точнее сказать – именно «считали», поскольку так полагалось, но при этом знали, что никакие они не враги. Пожалуй, только самые тупые, зачуханные вертухаи думали иначе.

В отличие от ЦКБ, правила которого всячески препятствовали общению зеков с вольняшками, здесь этого не было. Да и быть не могло, потому что трудились они рядом, в буквальном смысле плечо к плечу и не будь подле зеков «свечек», отличить их от вольняшек было бы невозможно. Однажды какой-то парень сказал Королеву:

– Ты так вкалываешь, я думал, ты вольный...

Перед Новым годом вольняшки притащили для зеков несколько бутылок самодельного вина, домашних ватрушек, пирожков – они не то что вкус – запах всего этого уже забыли. А Тимофею Геллеру знакомая девушка даже галстук подарила.

Девушки, девушки, одна отрада в жизни... Мужчин в городе не было, жизнь у девушек была тоскливая. А зекам даже не любви хотелось, на любовь уже сил не оставалось, а хотелось тепла, чтобы кто-то к тебе прижался, обнял, погладил, жарко зашептал в ухо забытые слова, чтобы кто-то тебя просто ПОЖАЛЕЛ, – даже самому сильному человеку трудно без этого жить. И настоящая любовь была, и интрижки, и просто молодое жеребячество – недаром же красавцу Серафиму Купленскому дали прозвище «Совокупленский».

Свиданиям с девушками мешало постоянное внимание к твоей персоне вертухая, особенно если вертухай, как у Королева, был персональный. Однако известно, что неразрешимых проблем нет. Способ борьбы с недремлющим вертухайским оком предложил Саша Алимов по прозвищу «Слон». (Прозвище это он получил от Туполева еще в Болшеве, когда ухитрился наступить на его очки, оно сохранилось за ним на всю жизнь. И в 60-х и в начале 70-х годов Туполев писал ему: «Дорогой Слон...») В гидравлическую систему бомбардировщика заливалась смесь спирта с глицерином. Достать чистый спирт было довольно сложно, а смесь, получившая название «Ликер Ту-2», была доступнее. Непривычному человеку сладкая эта гадость сокрушала желудок, но при регулярном потреблении понос утихал, наступала благостная адаптация. Вертухаи быстро пристрастились к «ликеру» и за четвертинку готовы были оставить своего подопечного на некоторое время без надзора. Все омские зеки, с которыми довелось говорить, в один голос подтверждают: Королева девушки любили. И он их тоже.

Сталин был недоволен Туполевым: все требования Верховного Главнокомандующего обеспечить серийное производство Ту-2 не выполнялись. «Великий вождь» неукоснительно следовал мудрому правилу Наполеона Бонапарта: если есть хотя бы малая вероятность того, что твой приказ может быть не выполнен, отдавать этот приказ не следует. Поняв, что Омск не может давать самолет в день, Сталин перестал задавать вопросы о Ту-2. Это тоже было страшно. Каждый день Кутепов и его подручные просыпались с леденящей мыслью, что сегодня Сталин вспомнит о них и начнется нечто ужасное. Если бы просто разнос, даже тюрьма за невыполнение приказа, но ведь могли взять круче: саботаж в военное время, а значит точно – к стенке.

128
{"b":"10337","o":1}