Опершись локтем о стол, он обхватил ладонями лоб и застыл в раздумьях. «Нужно это сделать, — было слышно, как он повторил это несколько раз, — нужно это сделать! Другого выхода нет. Иначе мое путешествие превратиться только в фарс, в маскарад».

Он поднял голову с решительным видом; его глаза блестели надеждой, а неуверенность исчезла с его лица.

— Ну и пусть это смахивает на смелый замысел, на хитрость. Я к этому привык, а король не против приятных неожиданностей, связанных с воплощением его планов и верным служением его интересам. В любом случае я убежден в своей правоте. Есть только один человек с моей стороны, который, говоря обо мне, сможет привлечь его благосклонность к моей персоне, чтобы оживить его память; он сможет заставить выслушать себя и ясно изложить суть дела, возобновить интерес Его Величества к проблемам колонии, которые сейчас кажутся ему скучными и скорее расстраивают его. К тому же в его окружении никто не может или не хочет пролить свет на истинное положение вещей, никто, кроме одного единственного человека. И этот человек — Вы, господин де Пейрак.

Он некоторое время стоял, застыв и уставившись в одну точку, казалось, его взгляд терялся в красный отсветах вина в хрустальном бокале.

Затем, подняв свой кубок и повернувшись к хозяину дома, он сказал:

— Господин де Пейрак де Морранс д'Иррустру, мой соотечественник, во имя дружбы, которая нас связывает, во имя услуг, которые мы неоднократно оказывали друг другу, во имя широких и прекрасных планов, которые мы строили вместе на благо и мир народов края, к которому мы так привязаны, я вас прошу, я вас очень прошу, я вас умоляю: поезжайте со мной!

— Я вас умоляю, поезжайте со мной во Францию, чтобы защищать интересы Новой Франции, — вскричал Фронтенак, обращаясь к графу де Пейрак. — Никогда! — как эхо раздался женский голос, это Анжелика поняла смысл только что произнесенных слов. — Никогда, — повторила она категорично. И в то же время она осознала, что Фронтенак был прав, и что так оно и будет, потому что… это… это наилучший выход!

Молин в своих последних письмах намекал на полезность «визита», которого король долгое время ожидал. Пусть этот визит будет даже и политическим.

— Нет, нет и нет. Никогда! Я не отпущу его.

Европа была так далеко! Океан был слишком велик. Когда покидали один континент, чтобы достичь другого, то возвращение становилось невозможным.

Она перестала смотреть в сторону востока. Хотя там находились ее сыновья. Но они вернутся. Сегодня же речь шла о ее жизни. А ее жизнью был Жоффрей. Без него она не могла существовать. И было решено, что они не расстанутся больше никогда. Если их разлучат, или они окажутся на расстоянии друг от друга, то возникнет опасность, что разрыв станет окончательным.

А океан! Это грозило тем же!

Жоффрей вступал на землю Франции, и это грозило тем же!..

Жоффрей де Пейрак говорит с королем! Это конец.

Нет, никогда, никогда она его не отпустит.

Она повторила: «Никогда!»

Она смотрела с вызовом то на одного, то на другого. Они, каждый по-своему принимали, утверждали и судили ее импульсивную реакцию, ее волнение и протест. Одни с удивлением, другие, шокированные, возмущенные, любопытные или заинтригованные. Фронтенак не понимал. Он был так доволен, тем, что придумал. Он никогда бы не подумал, что мадам де Пейрак воспротивится. Виль д'Аврэ понимал все и не удивлялся. Он знал, что такое любовь, и какими чувствами горело сердце этой женщины. Он подумал, что начнутся споры и можно будет заключать пари.

Что до Жоффрея… Нет, Анжелика не хотела прочитать на лице Жоффрея то, в чем была уверена: он принимал предложение Фронтенака… Он собирался предать ее, бросить!

Она бросилась вон, и оказалась, после того, как миновала деревушку, на дороге, которая вилась среди скал. Она почти бежала, словно это могло бы помочь ей избавиться от испытания, обрушившегося на нее, от дилеммы, которая принесет ей мучения, которую ей придется обсуждать и оспаривать не только наедине с собой, но и с другими, чтобы в конце концов смириться, разбив сердце, с такой неожиданной, невозможной вещью, которую она обещала себе никогда не принимать, не давать проникать в свою жизнь: с разлукой.

После того, как она добралась до конца тропинки, которая выходила на берег, она развернулась и упала почти без сил и чувств к подножию бретонского креста, который был поставлен здесь почти век назад бесстрашными рыбаками. Затем она поднялась и вдруг ей стало еще хуже, потому что она вспомнила, что именно с этого места столкнул на камни несчастную Нежную Мари отвратительный секретарь Амбруазины, Арман Дако. Она никак не могла соединить воедино обе ассоциации, и только повторяла про себя, что ненавидит этот ужасный восточный берег, который всегда приносил ей беды.

Она наконец уселась у обочины дороги, и тем хуже, если на этом самом месте она рыдала, уткнувшись в колени абенакиса Пиксаретта, когда представляла себе, что Жоффрей изменил ей с ее проклятой соперницей — Дьяволицей.

Все это было уже в прошлом. Бой был объявлен и выигран. Это ее изменило и сделало сильнее.

И вот новое испытание снова лишало ее сил.

Отступление! Бегство! Вот что означал Дурак, которого сторожевой пес кусает за пятку! Нет! Нет! Только не это. Больше никаких отступлений, никакого бегства, по крайней мере если только смерть не станет им угрожать, смерть физическая или духовная.

Мы сейчас можем отвечать за все. Итак?.. Что говорили карты Таро?.. «Путешествие непредвиденное, нежеланное, но неизбежное», словно сторожевой пес укусил за пятку… Обязанность, которую нельзя игнорировать. Дурак, одетый в небесно-голубое — разум — и его золотой пояс — мистика… Путешествие? Допустим. Если это записано в книге судьбы, спасения и успеха. Но разлука… Нет! Не дважды. Нельзя дважды наказывать, дважды испытывать тревогу и безысходность!.. Только не разлука. Я буду противиться этому изо всех сил!..

Разлука — это море мрака. Это значило, что она будет на этом, а он на том берегу.

Они приехали вместе в Новый Свет и провели бок о бок эту войну, которую совместно выиграли.

Недолгие расставания, выпавшие на их долю, только способствовали успеху, который заключался для них в возможности жить в мире, друг возле друга, как было обещано на заре их любви, когда они встретились, уверенные в своем счастье, в Тулузе.

Они часто возвращались в разговоре к этому первому и еще нерешительному моменту начала их страсти.

Удар молнии!..

Разве они не заслужили, чтобы хоть в Новом Свете их оставили в покое?

То, что случилось, было переломом, пропастью.

Нет! Она не допустит совершения новой ошибки… она не даст ему удалиться от нее.

Когда она вернулась в Тидмагуш, Жоффрей де Пейрак ждал ее в их квартире. Через окно он без сомнения видел ее. Он скрестил руки на груди. Он облокотился о дверную раму, давая по привычке отдохнуть больной ноге, склонив голову немного вбок, размышляя. Его взгляд угадывал все, а легкая улыбка краем рта не настораживала… а иногда — настораживала. «О, ты — это ты! — подумала она. — Ты так не похож на других мужчин. Твои мысли, твои мечты, твоя ученость, твоя сила, и твои слабости — это только твое. И если ты исчезнешь, я останусь в пустоте».

— Если ты исчезнешь, я останусь в пустоте, — сказала она вслух.

— Что за безумие говорить такие слова, — сказал он ей. — Моя дорогая, и ты жалуешься на это, ты, привыкшая «гарцевать» в пустыне одиночества?!

— Больше ничего не существует, ты все взял себе.

Вся ее жизнь была выбита из колеи. Под его защитой, под его эгидой, она могла мечтать о свободе, лелеять сокровенные мысли, предаваться тайным замыслам. Но как только она воображала себе разлуку, сердце ее сжималось, ее ужасали тяготы женской судьбы, удела всех женщин, следующих за мужчиной, который постоянно в пути. Они удерживают его за полы одежды, ломают ногти о его доспехи, целуют ноги рыцарю, уже севшему в седло, падают лицом в дорожную пыль, когда он удаляется.