Даже прогуливаясь с сыновьями Ядвига редко улыбалась, была сосредоточена и молчалива. На одной из таких грустных прогулок герцогиня встретила графа де Айалу. Тот прогуливался совершенно один. Он вежливо поприветствовал миледи. И испросил разрешения сопровождать ее на прогулке, на что Ядвига равнодушно заметила, что он ее не стеснит. Дойдя до небольшой апельсиновой рощицы молча герцогиня и граф присели на небольшую каменную скамейку. Граф решил прервать подзатянувшиеся молчание.

- Как здоровье вашего супруга, светлейшая герцогиня? - вежливо спросил он.

- Наверное хорошо, - с усмешкой ответила Ядвига, - раз он с утра куда-то отправился. Мы редко видимся, любезный граф, с супругом. Я выполнила все, что предписано мне контрактом… Терпеть дальше… Это выше моих сил. Мои дорогой супруг мечтал о сыне, но я не смогла осуществить его чаяния… И, к величайшему его сожалению, я не могу более произвести на свет еще наследника. Я стала бесплодной, как далекая пустыня в той стране, в которую… Ах, что я могу вам, мой любезный собеседник, еще сказать… Моя жизнь кончена! Я и больна, и опустошена. Только мои сыновья удерживают мою бренную оболочку от того, что стать прахом и тленом. Моя душа пытается сломать телесные оковы, которыми ее обволокло мое еще живое тело. И только усилием воли я заставляю ее не разлучаться с этим миром.

Увидев как расширились зрачки в глазах графа, миледи Сомерсет печально улыбнулась.

- Не бойтесь, синьор драгоценный, я грешница, но не настолько я закоренела в грехах, чтобы решиться самолично расстаться с миром обетованным.

- Герцогиня! - с пылом произнес испанец, - Ваша Светлость! Вы ещене столь прожили много лет, что бы потерять надежду!

Ядвика посмотрела вдаль. Вздохнула.

- Мне осенью сравняется 27 лет. Юность моя прошла слишком быстро. Сердце мое изранено!

- Время, сударыня, лучших лекарь!

- А мне часто кажется. Что у меня нет времени…

Полячка поднялась со скамейки.

- Очевидно, что испанцы более практичный и набожный народ! - с полуулыбкой на бледных губах сказала она, - скамейки делают из камня и ставят на утоптанную землю.

Граф ждал расшифровки сказанного герцогиней, но она не стала продолжать. А взяла за руки подбежавших детей и двинулась по направлению к своему поместью. Де Айала пошел за ней следом.

- А вы, светлейшая герцогиня, знаете, что наш покровитель и министр Франции перед своей смертью сжег просто неисчислимое количество бумаг. Из его круга кто-то, ненароком, обмолвился, что он жег письма: шифрованные и обычные; записки тайной канцелярии, а также некоторые дневники.

- О, и конечно это в мгновение ока стало достоянием памфетистов и куплетистов? Ведь так? - слегка оживилась герцогиня, - Пошли небось песенки или мерзкие стишки, что он сжег любовные письма от неких дам?

- Конечно, сударыня, некоторые слухи были, - ответил испанец.

- Легко судить выдающихся людей, - вздохнула Ядвига.

- Человеческая натура имеет такие особенности, светлейшая синьора. Господина кардинала не любили очень многие знатные люди. Многие из них и нанимали памфетистов и клаку. Но ведь те, кто узнавал его близко вполне могли оценить его достоинства, которые на официальных приемах он тщательно скрывал под маской высокомерия. Я, вот, могу вспомнить только приятные минуты общения с ним. При каждой аудиенции с ним, Его Высокопреосвященство входил, улыбаясь, с той величавой приветливостью, которая ему свойственна почти всегда. И от него я уходил совсем задушенный его добротой, и влюбленный в его достоинства.

- Любезный граф, - Ядвига с тонкой усмешкой посмотрела на Айалу, - у нашего великолепного и несравненного Армана было много достоинств. Я совершенно не смею пытаться оспаривать то, что он был добрым и любезным человеком! Но обстоятельства, гордость и честолюбивые помыслы заставляли его прятать природную мягкость и стеснительность. Его напускная холодность могла остудить жар многих душ. Его высокомерие заставляло замирать многие сердца. Вы знаете мой секрет! Но при этом я не могу сказать, что кардинал всегда был прав в своих деяниях и никогда не совершал неблаговидных поступков. Он ошибался, как любое человеческое существо, созданное Господом нашим. Он иногда не мог управлять чувствами, которые захватывали его разум. Его терзали сомнения. Он бывал унижаем и впадал в раболепство. Но он блестяще мыслил и это возводило его на верх и сводило на нет все его недостатки. Многие из дворцового круга и ненавидели его от того, что завидовали силе его разума, способностям и возвышению. Что бы он ни совершал, общество никогда не было справедливо. Великий человек, достойно служивший своей стране, сродни приговоренному к смерти. Единственная разница состоит в том, что последнего карают за грехи, а первого - за добродетели… Пойдемте быстрее… Уж близится вечер.

Сидя в детской Ядвига обдумывала идею, которая появилась на прогулке и теперь захватила все ее существо. Через полчаса она встала и прошла в свою комнату. Там из кабинета она достала чернильницу, тонкий пергамент и несколько очиненных перьев. Опустившись на стул перед небольшой конторкой герцогиня быстро начала писать. Это письмо предназначалось для старой княгине Потоцкой, которая, к счастью Ядвиги, обладала крепким здоровьем и большой жизненной силой. В письме герцогиня Сомерсет просила княгиню принять не только своего единственного внука, но и его брата. И чтобы тот не почувствовал себя бедным родственником на попечении, мать давала за ним фактически приданное, а точнее шкатулку с сокровищами, которые ей подарил грозный министр. Ядвига умоляла свекровь всячески опекать Дави и по возможности, за рубины и алмазы, приобрести для него поместье.

В течение недели герцогиня Сомерсет отдавала соответствующие указания слугам. Собирала детские вещи. Никто ей не мешал, ибо супруг отсутствовал, что миледи вовсе не волновало. И в один прекрасный день Ядвига собрала перед собой своих давних верных слуг: Зыха - родственника князя Потоцкого; Якубуса Люсуса - учителя фехтования; Али, который давно стал ее наставником и другом. Внимательно посмотрев на них герцогиня Сомерсет объявила, что часа через два они должны будут отправиться в далекое путешествие вместе с ее детьми - Владиславом и Давидом. Слуги только удивленно моргали, не смея даже возразить. В голосе полячки звенел метал, а выражение лица было непреклонным.

Я повелеваю вам сохранить любой ценой моих сыновей! Вы видели от меня много доброго! Я была уверена в вашей преданности! Докажите же ее на деле! Помните, что ни Бог, ни люди, не оставят это деяние без награды! - с жаром произносила Ядвига внимательно смотря в глаза своих слуг.

Никто не возражал. Поэтому она отпустила всех на сборы. Только Али задержался подле своей госпожи.

- Госпожа моя! Абла! Каков будет наш путь? Морем ли? По суше?

- Доедите экипажем до Малаги. Сопровождающим будет маран Иаков. Я лечила его детей и жену. Он же поможет вам сеть на корабль "Святой Ярмут", который плывет в Гамбург. Оттуда будете по суши добираться уж до Кракова.

- Путь опасен, госпожа! Дети малы! Особенно Давыд.

- Али! Ты мне давно уже не слуга! Ты - мой наставник, друг и брат! Путь невероятно труден. Я знаю это. Дети малы. Я понимаю это. Слуг мало. И это я помню. Но иного выхода нет. Я чужая в этом замке, в этой стране. Мой супруг не обрел счастья в этом браке и душа его ожесточилась. Он ненавидит пасынков. Все вокруг будто пороховой склад князей Потоцких. Достаточной крошечной искре появиться, как все взорвется! И если детям суждена погибель, но пусть уж по пути на родину, чем на чужбине. Я знаю, что ты и Зых не дадите их в обиду. И, молю тебя как молила бы любая мать, если спастись не будет никакой возможности, то лучше убей их, чем отдай на поругание и муки. И береги себя, ибо я только в тебя верю! У тебя не дрогнет рука прекратить их жизнь.

- Абла! - едва слышно произнес арабский лекарь, глядя в глаза своей воспитанницы, - Но ты останешься одна! У тебя не будет поддержки.