Один из испанских осведомителей кардинала стоял перед Рошфором.

Так кто же передал вам, сударь, этот пакет, - строго спросил виконт.

Служанка. Маленькая такая испанка. Сказала, что это от госпожи ее, доньи Изабеллы. И еще добавила, что пакет передать либо герцогу Лианкуру, либо вам. Ну, а поскольку их светлости дома не оказалось, то я поспешил сюда, ибо так и так должен был с вами увидеться.

Рошфор внимательно посмотрел на исписанные шифром листки.

Вы свободны, - бросил он осведомителю, а сам, накинув плащ поспешил на задний двор, где его ждал запряженный экипаж для поездки в Рюэль.

Ришелье насмешливо смотрел на лежавшие перед ним зашифрованные листки и уже расшифрованные письма.

Ну, виконт, это просто чудо! - обратился кардинал к Рошфору.

Да, монсеньор, ведь герцогиню Лианкур уже пол года как считали погибшей! - отозвался тот.

Вот только почему она не возвращается из Испании. Это мне не нравится, - и грозный премьер-министр нахмурился.

Может и есть на то какие-то важные причины, - ответил Рошфор, - Герцогиня не промах, если смогла выжить там, где погибла вся экспедиция. Значит, какие-то неизвестные нам обстоятельства заставляют ее оставаться в Испании.

Может быть и то, что ехать оттуда во Францию чрезвычайно затруднительно, - усмехнулся кардинал, - но мне очень любопытно узнать ради какой великой цели она так подзадержалась в Гранаде.

Будем надеяться, монсеньор, что герцогиня Лианкур сама расскажет нам об этом, - отозвался Рошфор.

Ядвига гуляла по великолепному мавританскому дворцу. Альгамбра была столь же великолепна, сколь притягателен был Рюэль. Но Альгамбра еще и подавляла. Любой, слышавший о красотах чудесного мавританского дворца входит в Альгамбру подготовленный к чуду, он ждет плеска фонтанов, мелкой резьбы, благоухания садов в сменяющих один другой дворах и двориках. Он ждет мавританской сказки. Но, войдя в крепостные ворота, видит массивный квадратный каменный объем. Низенькие корпуса мавританского дворца XIII-XIV веков, примкнувшие к крепостным башням на обрыве, этим объемом отодвинуты и подавлены. Над всей восточной сказкой Альгамбры, над всей Гранадой возносится сильная и надменная постройка - дворец императора Карла V. Архитектор Хуан де Ареа до 1635 года продолжал достройку дворца. Но сейчас мрачный и холодной дворец был оставлен и лишь несколько служителей охраняют его покой. Впрочем, в Альгамбре осталось много различных местечек располагающих и к отдыху, и к греху.

Полячке было не до греховных мыслей. Она мало замечала внимательно-нежные взгляды английского лорда, который почти всегда сопровождал ее на прогулках. Ядвига жила внутренней жизнью, которая зарождалась в ней, которая шла как-то не так, что тревожило молодую женщину.

Она смело поселилась в Башне Принцесс, несмотря на то, что местные рассказывали ей о призраке несчастной Сорааиды, которая бродит тут со своей серебряной лютней. Герцогиня не боялась призраков, а бедную восточную принцессу искренне жалела. Легенду о принцессах ей рассказал ее верный спутник искренне желающий ее позабавить о отвлечь от грусти.

История Принцессы Сорааиды.

Один из властителей Альгамбры Мохамед Эль Хайгари женился в зрелом возрасте на испанке, дочери алькаида, которая приняла в плену мусульманскую веру. Мохамед имел уже двух сыновей от своих наложниц и поэтому был рад рождению трех прекрасных дочурок.

Правда радость его была не долгой ибо астрологи предсказали ему, что он сделает неверный выбор среди сыновей и утратит дочерей. Может быт,ь именно это предсказание и привело к тому, что трех малышек-близняшек поселили в далекую крепость, а после их полнолетия в одну из башень Альгамбры.

Мать девочек умерла при их рождении, поэтому мавританские принцессы росли избалованными, несмотря на затворничество. Эта их избалованность выразилась даже в том, что свой сердечный выбор они остановили на неверных. Принцессам приглянулись три плененных испанца из Кордовы. Недаром французы говорят, что чего хочет женщина, того зочет Бог. Девушки добились даже из своего заточения внимания молодых пленников и обещания их жениться на них в том случае, если принцессы решаться с ними на побег. Что и произошло. Правда покинули башню для более смелые близняшки Саида и Сораида. А вот робкая Сорааида осталась во дворце. Робкая несчастливица прожила, как гласит легенда, недолго после разлуки с сестрами. А всю грусть свою она изливала в нежных и протяжных мелодиях, которым ее научила нянька-христианка. Согласно легенде до сих пор появляется Сорааида бледным призраком в башне и играет пронзительно-тоскливые песни на своей лютне.

Ядвиге нравилось ее жилище.

Башня принцесс возвышалась несколько в стороне от основного дворца Альгамбры, но была соединена с ним главной оборонительной стеной. Окна башни выходили с одной стороны на внутренний двор крепости, где у подножия башни был разбит небольшой сад. В этом саду герцогиня Лианкур в силу своей натуры успела посадить некоторые лекарственные травы.

С другой стороны башни из комнат открывался вид на глубокий овраг, который отделял Альгамбру от угодий Хенералифе.

Внутри башня была разделена на небольшие комнатки. Но со временем ключи от некоторых их них потерялись и Ядвига обосновалась в той, которая закрывалась только на щеколду. Комнатка эта выходила в высокий сводчатый зал, потолок которого поднимался почти вровень с вершиной башни. Когда-то стены зала украшеные росписью и резьбой, сверкали позолотой и яркими красками, но теперь пауки заткали раззолоченный свод своей липкой паутиной, а в углах гнездились лишь совы да летучие мыши.

На мраморном полу посреди зала был сооружен алебастровый фонтан, обсаженный кустами. Фонтан не смотря на все перепития судьбы продолжал работать. Ядвига любила сиживать на низкой скамейке возле него. Тут же, на месяц раньше положенного срока, и произошло разрешение ее от бремени…

Антуан был не у дел. В настоящее время в нем не нуждались. Уж больно напряженным был график аудиенций и прочих приемов у Ришелье. В это напряженный период Людовик XIII, почувствовав ущерб, который наносится его первому министру непредвиденными посетителями, поручил господину Ла Фоллену регулировать их поток.

Казалось бы это должно было высвободить время для отдыха, но кардинал сам уже практически разучился отдыхать и вместо длительных прогулок по парку диктовал различные трактаты, либо рассматривал научные труды по облагораживанию французского языка. Даже слезы и упреки племянницы не заставляли его заняться собой, несмотря на то, что нервные срывы начали учащаться. Он часто злился на порой не в чем не повинных людей. Обижал их своим не вниманием и отказывал в приеме.

В своем "Политическом завещании" он написал: "мое плохое здоровье не позволяло мне относиться ко всем так, как я того желал, поэтому, причиняя мне часто столько неприятностей, заставляло меня иногда думать о своей отставке".

Но, несмотря на обидчивость и некоторое малодушие его психики, его мышление оставалось бесподобным. Часто, чтобы показать умение мыслить одновременно в разных направлениях обращаются к примеру Юлия Цезаря, но в сравнении с Ришелье Цезарь выглядел бы жалким несмышленышем. Все те, кто имели дело с кардиналом, оставались под влиянием неизгладимого впечатления, которое на них производит то, что они называют "его живостью ума".