Это не мыслимо! - брови Лианкура поднялись домиком, - Ты же сегодня утром лишь приехала! Ты сына то хоть видела?

Ядвига грустно усмехнулась.

Сына я видела спящим. Зато с его няней имела длительную беседу. И скажи, за каким дьяволом это создание направила к нам в дом милейшая племянница?

Лианкур тяжело вздохнул и поднялся со стула. Он приблизился к жене. Присел на ручку кресла и внимательно посмотрел в светлые славянские глаза благоверной.

Скажи мне, Ядзя! - прошептал он над ушком герцогини, - У вас началось по второму кругу? Только не лги мне!

Полячка правой рукой поправила волосы. Лианкур, внимательно наблюдавший за женой увидел странный рисунок на ее ладони.

Что это, малыш? - удивился герцог и, схватив руку жены за запястье, поднес ее раскрытой ладонью к своему лицу.

На ладони был вытатуирован замысловатый рисунок, похожий на полуприкрытый глаз с какими-то странными буквами вокруг.

Ядвига освободила руку из захвата мужа. Она вспомнила, как час назад то же самое говорил ей другой человек и как сокрушался над тем, что ей пришлось перенести. Однако снова отправлял ее навстречу опасности. Быть может оправдывало его лишь святая вера в то, что именно она способна выполнить это опасная поручение. Она как будто снова ощутила нежное прикосновение его губ к этому знаку, увидела его глаза полные слез и затаенной нежности.

Это знак посланника, - ответила герцогиня мужу после яркой картинки воспоминаний, - его делают особо важные гонцы. В настоящее время он распространен и у арабов и у турок. Но первые делают его чаще. Ибо от них турки этот фирман и переняли. Мне пришлось пожертвовать ладонью для того, чтобы придать себе значимости! Да плюс еще мое врачевание. Если бы не эти две вещи, то мои косточки белели бы уже где-нибудь в пустыне. Ну, а что касается кардинала, то почему ты думаешь, что наши отношения с ним продолжились?

Лианкур улыбнулся супруге.

Дорогая, хоть я и не настоящий муж тебе, но все же не идиот при этом. Я достаточно хорошо изучил твои привычки. Да и, как мой родственник и покровитель, я неплохой физиономист. Ты слишком мечтательна сейчас. Да и встреча с гордым министром через посредство Антуана, а также отпущенная камеристка, наводят на мысль, что аудиенция должна была иметь пикантное продолжение.

Ядвига поднялась с кресла.

Не злись, - продолжил герцог, - мне все равно, что там у вас. Я не ревнив, тем более к тому предмету, который мне и не принадлежал. Мне просто любопытно осознавать, что ты, не такая уж яркая и не соответствующая сложившемуся образу красавицы, смогла так глубоко заинтересовать Ришелье. А ведь вокруг него много действительно прекрасных дам! Взять хотя бы его племянницу! Правда она начала стариться…

Спроси у него это сам! - Ядвига отошла к окну.

Ну… дорогая! К чему мне лишнее проблемы! Пусть думает, что о ваших с ним амурах знает лишь Антуан…

Ночь ниспослана людям для отдыха. Но не каждый человек может насладиться им. Кого-то этого лишают обстоятельства, кто-то лишает отдыха себя сам.

Были завершены и ночные процедуры и диктовка секретарям. Но премьер-министр Франции не спешил отдаться Морфею. Он лежал на высоко взбитых подушках и размышлял, нежно теребя ушко одной из своих любимец, красавице ангорке Сумиз. Кошка сладострастно мурчала.

- Ну что, распутница, - обратился Ришелье к животному, - нагулялась, а теперь ластишься! Все вот вы такие, обманщицы!

Кошка не обращая внимания на упреки своего хозяина, начала яростно вылизываться, при этом продолжая мурлыкать.

- Эх ты, грациозное существо! А такая грязнуля! - попенял любимице кардинал, - Вечно забредешь, куда не следует, и измажешься.

На кровать к премьеру, привлеченная его беседой с Сумиз запрыгнула Мирама. Тоже белая ангорка. За ней забралась и Мюзетта. Людвика же, привезенная Лианкуром из Жечи Посполитой, еще до знакомства с Ядвигой, не решалась запрыгнуть на кровать, опасаясь своих товарок по сытой кошачьей жизни. Ришелье погладил всех, а потом прогнал их с кровати.

- Милые дамы! - обратился он к изгнанным кошечкам, - я хочу побыть в одиночестве. И попрошу вас не шуметь тут, а иначе вас отправят в холодный коридор.

Животные как будто бы поняли министра и разбрелись по углам. Лишь одна Сумиз спокойно разлеглась на ночных тапочках кардинала продолжая себя лихорадочно вылизывать.

- Сумиз, Сумиз! - в пространство обратился Ришелье, - кто знает, где ты была, в какой дали и с кем. А вот пришла гордая и требовательная и все простилось.

Кошечка пошевелила ушками на звук своего имени, но поняв, что ее не зовут продолжила свое обычное занятие.

- Кошки - таинственные существа, - продолжал свой монолог кардинал, - Впрочем женщины тоже. Кто-то из них похож на кошек, а кто-то и на собак. Вот драгоценная Комбалетта скорей второе. Хоть мила и грациозна, но этот вечно кроткий преданный взгляд. Порой излишняя преданность раздражает больше, чем излишняя добродетель.

Министр задумался о чем-то далеком. А в это время вылизанная Сумиз, которой надоело одиночество, снова запрыгнула на постель и улеглась в ногах Ришелье, включив свой кошачий моторчик. Кардинал усмехнулся.

- Ты удивительно наглое существо, - обратился он к мурлыке, - но так гордо и непосредственно все делаешь, что сердце мое смягчается. Вот если рассматривать супругу Лианкура, то эта скорей кошка, чем собака. Вроде бы преданна, насколько может быть преданна иностранка. Но подобострастия в ней не найдешь даже через огромные линзы. Выполняет все поручения с таким видом, будто делает огромное одолжение. Есть ли у нее какие-нибудь чувства? Трудно сказать. Демонстрирует полное равнодушие… Но нежна… Хотя нежность ее опасна, так и ждешь, когда выпустит коготки и оцарапнет. Мари-Мадлен тоже не бессловесна, но ее упреки как лай собаченки. Хотя зря я обижаю милую племянницу, но порой ее честные глаза с мировой скорбью убивают меня.

Министр закрыл глаза и попытался заснуть. Но спустя полчаса присел на кровати.

- Вот чертовка, - обратился он к кошке, - почему бы тебе не оставить меня в покое. Придется позвать Антуана, что бы он тебя вынес прочь.

Антуан в это время находился в коридоре. Он ждал своего определенного часа, когда кардинал перед тем как позвать секретарей и начать диктовать им свои распоряжения, предпочитал несколько минут поболтать с поэтом.

Заслушав звон серебряного колокольчика шут вошел в спальню кардинала.

- Забери эту негодницу, Антуан! - попросил Ришелье шута. - Я устал от ее громкого мурчания и постоянного облизывания, - Потом вернись.

Поэт вынес кошечку в коридор. Та с грацией оскорбленной особы королевской крови удалилась по направлению к покоям шута. Антуан же, проводив взглядом Сумиз, вернулся пред светлы очи грозного министра.

- Ты провожал герцогиню Лианкур до ее дома, - начал кардинал, как только Антуан приблизился к кровати, - что она говорила в дороге?

- Она говорила, что соскучилась по своему ребенку, что ее не устраивает няня, которую назначила герцогиня д'Эгийон, что в ее планы не входила так быстро снова покидать Францию.

Антуан задумался.

- Да, - продолжил он увидел вопрошающий взгляд Ришелье, - еще она сказала, что обязательно приготовит для вас новое питье и напишет для мэтра Шико новый подробный рецепт.

- Это все? - уточнил кардинал.

- Да, Ваша Светлость, - поэт улыбнулся, - Мадам Лианкур не много говорит.

Антуан лукавил, ибо в карете между ним и Ядвигой произошла довольно насыщенная и эмоциональная беседа, к тому же карету пришлось один раз остановить и беседа в самой своей эмоциональной фазе проходила на берегу Сены. Там бедный кардинальский шут вынужден был дать клятву, что никогда и никому, в том числе своему высокому покровителю, не расскажет о том, что на самом деле случилось в Гранаде. А еще Антуан обещал по своим каналам найти хорошую охрану для домика на улице Бюсси.