Не прошло и дня после их прихода, как Анжелика убедилась, что первое ее впечатление о Вапассу подтверждается. Вапассу был местом потаенным, расположенным в стороне от прохожих троп, местом, куда и индейцы и французы остерегались совать нос. Значит, самое важное теперь — вовремя подготовиться к зиме. Запасы провизии, имевшиеся в Вапассу, за исключением маиса и свиньи, которую здесь откормили за лето, были почти на исходе; четверо рудокопов как раз готовились спуститься в Катарунк, когда к ним прибыли неожиданные гости. Катарунк больше не существовал, и две с половиной дюжины людей, да к тому же еще пара лошадей, должны будут пережить зиму на берегу Серебряного озера.

Надо укрыться, согреться, поесть, а это означало, что надо строить, запасаться дровами и едой, охотиться, ловить рыбу.

Анжелика начала сражение с птицами за последние красные ягоды рябины и черные — бузины. Этими ягодами она будет лечить лихорадку, кашель, боли в суставах и в пояснице…

Она посылала Эльвиру с детьми собирать все, что еще можно было найти съедобного на кустах в чащах — всевозможные ягоды, бруснику, чернику, мелкие чахлые дикие яблоки и груши.

Добыча была смехотворной, если принять во внимание, на какую ораву она рассчитана, но ценность ее была велика — ведь, может быть, именно эта горстка сухих ягод и спасет их в конце зимы от цинги. Цинга — болезнь моряков. А также тех, кто проводит долгую зиму в неизведанных землях. Вот почему сами-то моряки называют цингу «сухопутной болезнью». Друг Анжелики Савари во время их скитаний научил ее извлекать пользу даже из кусочка фруктовой кожуры. Здесь фруктов почти не было, и они долго еще не увидят, как зреют фрукты. Но сушеные ягоды пойдут им во спасение.

Дети собирали земляной орех и в глубине чащи, где почва была пропитана влагой, — грибы, лесные орехи, желуди для свиньи. Кроме того, им поручили отыскивать для каменщиков в морене над озером валуны — они потребуются, когда начнут возводить большой камин с четырьмя топками и соединенный с ним дымоходом второй очаг, в глубине залы, который, в свою очередь, соединится с очагом в комнате де Пейрака и Анжелики.

Потом неожиданно на озеро обрушились стаи перелетных птиц, и детям пришлось охранять берега, чтобы спасти от этого нашествия траву, так необходимую для корма лошадей.

Целыми днями дети шлепали по грязи, громкими криками распугивая птиц, и между делом выкапывали из песка гроздья пемака, напоминавшего сладкий картофель, соперничая в погоне за этой добычей с дикими гусями.

Госпожа Жонас взяла на себя обязанность готовить на всех. Каждый день она варила в котлах маис, тыквенную кашу, мясо и рыбу… Обеими руками ворочала она деревянным, чуть ли не в ее рост половником в трех огромных котлах, стоящих на примитивных очагах. Она попросила мужа сделать ей из старого рога для пороха сигнальный рожок, которым она сможет собирать всю братию к обеду. Все остальное время она носилась то тут, то там, ловко лавируя среди досок и инструментов, чтобы принести водки или пива плотникам в яме, лесорубам в лес, тем, кто работал в доме. Ее раскрасневшиеся щеки лоснились. И она, смеясь, уверяла, что всеща мечтала стать маркитанткой.

Большая часть мяса и рыбы из той добычи, что приносил отряд охотников и рыболовов, в который входили и Флоримон с Кантором, предназначалась для копчения. Были сооружены решетки, и под ними, не угасая, пылал огонь из сухих благоухающих трав.

Ведала этим Анжелика, взяв себе в помощники Куасси-Ба и Элуа Маколле. Целые дни напролет проводила она, стоя на коленях в траве, бурой от крови, заваленной потрохами, и, засучив рукава, липкими руками разрезала на тоненькие ломтики части туш, предварительно разделанные старым Маколле. Куасси-Ба раскладывал куски над огнем. Из-за этой неотложной работы все дела на руднике приостановили и старый мавр не отходил от Анжелики ни на шаг. Как в добрые давние времена, он без конца откровенничал с нею, вспоминал прошлое, рассказывал о своих похождениях с графом де Пейраком на Средиземном море и в Судане, то есть о том периоде жизни ее мужа, который она могла только рисовать в своем воображении.

— Он не был счастлив без тебя, каспаша, — говорил старый мавр. — Работа, рудник, золото, путешествия, торговля с султаном, неизведанные края, да, все это занимало его ум… Но женщины… с этим было покончено…

— Что-то с трудом верится…

— Да, да! Верь мне, каспаша! Женщины были… но не для сердца… с этим было покончено.

И она слушала болтовню своего друга Куасси-Ба, а в это время ее руки, ловкие руки служанки таверны «Красная маска», разделывали мясо, резали его на куски, а то, случалось, энергичным движением вынимали какую-нибудь кость или разрубали точным ударом топорика ребра.

Элуа Маколле краем глаза наблюдал за ней. Ему очень хотелось бы подловить ее на какой-нибудь погрешности, но придраться было не к чему.

— Можно подумать, что вы всю жизнь провели в вигваме.

Склонив голову, с воспаленными от едкого дыма глазами, с красными от крови руками, Анжелика работала, не позволяя себе отвлечься ни на минуту. Каждая порция хорошо прокопченных ломтей мяса, которые они укладывали в корзины, сделанные из корыилисплетенные из тростника, это ужин; каждая наполненная корзина — это день жизни, который они отвоевали у судьбы…

Убитые лани, олени, косули приволакивались на лужайку, и остро наточенные ножи проворно вступали в дело. Флоримон даже медведя убил, вскочив ему на спину и вонзив кинжал в самое уязвимое место затылка, а затем вторым, более сильным ударом перерезав ему сонную артерию.

— Впервые в жизни слышу, чтобы медведя убили таким способом, — говорил Никола Перро. — У Флоримона вечно все не как у людей. И подумать только, отделался всего лишь разорванным камзолом да царапиной от удара когтями.

Анжелика поставила сыну освежающий компресс, а Флоримон в это время в подробностях рассказывал ей о своем подвиге, уплетая крылышко жареной утки. Флоримон отличался необычайной силой, о ней уже рождались легенды. Колонисты в Америке любят незаурядных людей, и Флоримон был на пути к тому, чтобы завоевать славу «самого сильного молодого мужчины Северной Америки». С гордостью глядя на него, Анжелика вспоминала, каким хрупким был он в детстве.

Медвежий жир поставили топить, чтобы потом использовать его для ламп, а шкуру продубили — из нее получится запасное одеяло на зиму.

Хотя и запоздалая, зима теперь надвигалась решительно. Иногда резкие порывы ветра, налетавшего невесть откуда, мощным шквалом проносились по вершинам деревьев. Красный лес постепенно становился розовым, затем сиреневым и наконец сделался серым. Круглые вершины гор, поросшие соснами и пихтами, казалось, были увенчаны более темной скуфьей, коричнево-фиолетовой, которая подчеркивала неровный рельеф Аппалачского плато. Дыхание леса утратило свой аромат, пронизанный запахом диких животных и ягод. Пушные звери — медведи, лисы, сурки — начали прятаться по своим норам; правда, оставался еще запах грибов и мха, сухой листвы и коры, но это уже был запах зимы.

Стаи перелетных птиц, все более и более многочисленные, в особенности утки и гуси, каждый вечер тучами опускались на озера и пруды. Днем от них темнело небо. Они проявляли бурное волнение, так как задержались в дороге и теперь пытались наверстать упущенное. Уже немыслимо стало прогонять их с лугов. Однажды Анжелика, вооружившись палкой, вынуждена была защищать Онорину от нападения огромной черно-белой казарки.

Глядя на птичью тушку, которую она за шею притащила госпоже Жонас для ужина, Анжелика думала о том, какое благодатное действие оказывает при зимних недугах гусиный жир — ведь это и припарки при кашле, и мазь при ожогах, а кроме того, как хорошо было бы зимой изредка полакомиться вкусной птицей в горшочке, отдохнуть от вяленого мяса. Разве нельзя всю эту водоплавающую дичь, которая кишит здесь в изобилии, изловить и сохранить на черный день?.. Вот только как ее сохранить? Анжелика раздумывала… Но ведь у них очень много медвежьего жира… И постепенно у нее зародилась мысль: а что если заливать каждую птичью тушку слоем жира, как сохраняют гусиное мясо в Шаранте или Перигоре?